Весенний вечер накрывал город сиреневой прохладой. В саду у дома Ольги тихо потрескивали сухие ветки в костре, а воздух был напоён запахом свежей земли и распустившихся тюльпанов. Её собака, рыжий шпиц по кличке Рыжик, улёгся у ног хозяйки, виляя хвостом от удовольствия. Ольга сидела в плетёном кресле, укутавшись в плед, и не спеша пила чай в прикуску с печеньем..
Жизнь после шестидесяти ей казалась вполне сносной. После того, как Юра, её муж, бросил её ради хохотушки Маши — той самой, с работы — Ольга пережила полную перезагрузку. Продала квартиру в центре, купила этот домик на окраине, завела грядки, вырастила яблони. Научилась сама менять лампочки, чистить котёл, ругаться с поставщиками и... улыбаться по утрам.
Когда зазвонил звонок у ворот, сердце её сначала сжалось — кто это может быть в такое время? Была почти десять вечера. Рыжик заворчал, приподнялся. Ольга поставила кружку на столик и пошла к калитке.
Уже подходя к воротам, она услышала:
— Оль... Ты дома?..
Голос, будто из прошлого. Хриплый, чуть дрожащий, но... до боли знакомый.
— Юра?.. — выдохнула она.
Фонарь освещал его лицо — небритое, усталое, с кругами под глазами. За спиной — чемодан на колёсах, в руках — два пакета из ближайшего супермаркета. Он попытался улыбнуться, неловко поднял руку.
— Это я... Вернулся, Оль.
— Ты с ума сошёл? — Ольга замерла. — Что тебе нужно?
— Поговорить... Где ещё мне быть, как не у тебя? — он развёл руками. — Это же... наш дом.
— Наша жизнь закончилась семь лет назад, если ты забыл, — холодно ответила она.
— Машка вышвырнула, — Юрий потупил взгляд. — Говорит, надоел я ей. Деньги кончились, я ж на пенсию ушёл — работать больше не могу, здоровье не то. Давление скачет, суставы крутит... А у неё, как выяснилось, уже другой. Помоложе, побогаче. Вот я и подумал… Ты же всегда добрая была, Оля… я пришел домой.
— Домой? — Ольга не сдержалась. — Домой ты шёл, когда уходил от меня с криком: “Мне надоела твоя вечно кислая рожа!” Не помнишь, да?
Юрий поник. Он стоял под тусклым фонарем, жалкий и измученный. В глазах — ни раскаяния, ни любви. Только усталость.
— Я... был дурак. И ты права. Но сейчас мне просто негде жить, Оль. У тебя крыша над головой. Я ведь квартиру тебе оставил...а ты её продала.
Ольга хотела захлопнуть калитку, но что-то остановило её. Может, не до конца забытая жалость. Или любопытство. Или просто слабость.
— Зайдёшь. Но только в летнюю кухню. На ночь.
— Спасибо, Олечка... Ты у меня самая лучшая, — пробубнил он, заходя.
Она не ответила. Просто посмотрела ему вслед — этот человек, с которым она прожила тридцать лет, казался ей теперь чужим. Почти противным.
Позже, уже лёжа в кровати, Ольга не могла уснуть. В голове крутилось:
«Вернулся. Да не ко мне. А к моему холодильнику».
***
Утро началось с запаха жареных яиц. Ольга, открыв глаза, замерла. Кто-то хозяйничал на её кухне.
Она вышла в халате и застыла в дверях: Юрий, одетый в старую фланелевую рубашку, держал сковородку в одной руке, лопаточку в другой, напевал какую-то мелодию, как будто они снова молодожёны, а не чужие люди.
— Доброе утро, хозяйка. Голод — не тётка, — подмигнул он, повернув голову. — Я тут нашёл яйца и колбаску. Надеюсь, не обидишься.
— Устроился, значит? — Ольга прищурилась. — Я тебя на ночь пустила, а ты уже как хозяин здесь. Спать должен был в летней кухне. Почему тут?
— Там холодно. А тут уютно, по-домашнему... — он понизил голос. — Я скучал по этому. По тебе, по дому...
Ольга смотрела на него — и не верила. Ни капли раскаяния. Ни одной попытки извиниться за то, что разбил её жизнь. Только аппетит и уверенность, что всё “само наладится”.
— Ты, Юра, к холодильнику моему вернулся, а не ко мне, — сказала она медленно. — Так вот. Еда — за счёт труда. Видишь дрова? Колешь. Потом — обед.
— Ты серьёзно? Я не грузчик тебе какой-то!
— А я тебе не няня, — отрезала Ольга. — Или работай, или катись обратно к Машке.
Юрий выругался, но надел куртку и поплёлся во двор. Вскоре стук топора наполнил воздух. Ольга смотрела в окно с чашкой кофе и чувствовала странное удовлетворение.
«Хочет под крышу — пусть потеет. Не девочка я больше, чтоб сахарок в чай мешать бывшему предателю».
К обеду он вернулся весь мокрый, в опилках, с поцарапанными руками.
— Всё, наколол, — буркнул он, вытирая лоб. — У тебя дрова какие-то — бетонные.
— Руки просто отвыкли от настоящей работы, — хмыкнула Ольга.
Юрий сел за стол. Ел молча. Временами косился на неё, будто чего-то ждал. Потом заговорил:
— Слушай, а может, попробуем всё сначала? Ну... теперь, когда я один... да и ты никого не нашла. Всё-таки тридцать лет вместе.
Ольга положила вилку, посмотрела прямо в глаза.
— У тебя какой-то конкретный план или просто ностальгия от безысходности?
Юрий замялся. Потом выдохнул:
— Я с Машкой всё-таки расписался… ну, года три назад. Купили вместе машину — она без прав, оформили на меня. А теперь, после развода, подаёт в суд. Хочет признать машину совместно нажитым имуществом и требует половину — 500 тысяч.
Ольга посмотрела на него пристально.
— А у тебя, значит, нет ни денег, ни адвоката, ни крыши над головой. Вот ты и приполз. Сидеть у меня под боком и ждать, что я тебя спасу, да?
Он опустил голову, не глядя на неё, и тихо пробормотал:
— Я один не справлюсь, Оль. А ты… ты всегда была сильная. Ну, думал, может, поможешь как-нибудь. Всё-таки вместе прожили тридцать лет…
В животе у Ольги что-то ухнуло — от отвращения, не жалости. Он не просил прощения. Он просил убежища. И денег.
— Юра… Я не твой спасательный жилет. Я не обязана тебя вытаскивать. Ты сам выбрал, с кем и как жить. И теперь — расхлёбывай. На меня больше не надейся.
Он вспыхнул:
— Ты не понимаешь! Мне жить негде!
— А мне? Мне жить с тобой — всё равно, что воду в решете носить. Только силы тратишь, а толку ноль.
Юрий вскочил из-за стола, грохнул по тарелке и ушёл во двор. Ольга осталась на кухне — спокойная, как никогда. Ни слёз, ни жалости. Только тихая решимость.
***
На третий день его пребывания в доме Ольга проснулась от громкого стука в калитку. Стучали настойчиво, почти угрожающе. Рыжик залаял. На пороге она увидела её — женщину в яркой куртке, с ярко-алыми губами и ухоженными руками.
— Вы Ольга? — спросила гостья, не представившись.
— А вы, судя по всему, Машка, — спокойно ответила Ольга, не отпуская взгляд.
— Маша, да. Жена вашего бывшего мужа, — женщина презрительно подчеркнула слово "жена".
— Так жена или бывшая? А то вы, Маш, определитесь, — холодно усмехнулась Ольга. — Хотя какая разница. Я, если что, тоже бывшая. Уже давно.
Маша вскинула подбородок:
— Я пришла поговорить. Юра оформил на себя машину, когда мы в браке были. А теперь, после развода, хочет улизнуть, ничего не отдав. Полмиллиона стоит. Пусть вернёт.
Ольга посмотрела на неё спокойно:
— Так и разбирайтесь с ним. Я здесь при чём? Мы с Юрой уже семь лет как чужие люди. Где его машина, что он там кому должен — меня не касается.
— А вы не прикрываете его? — Маша чуть подалась вперёд. — Он же у вас. Живёт тут. Значит, помогаете. А это уже...
— Это уже ничего, — перебила её Ольга. — Он не прописан. Не мой. Не ваш. Просто приблудился, как мокрый кот. И надолго не задержится.
Маша сжала губы:
— А совесть у вас есть? Я, между прочим, тоже человек. Меня бросили, обманули...
Ольга хмыкнула:
— Совесть? Вы её, похоже, оставили там же, где и понятие приличия. Это вы уводили чужого мужа, а не я. Это вы жили с ним, пока ему было весело и удобно. А теперь — претензии?
Маша покраснела, но не отступала:
— Я не уводила. Он сам ушёл. Просто вам не повезло — скучная стали, постарели. А рядом — я. Весёлая, живая… — Вы ещё пожалеете. Я всем расскажу, что вы его укрываете, специально, чтобы с меня денег не требовал.
Ольга спокойно, почти с усталой улыбкой посмотрела ей в глаза:
— Рассказывайте. Хоть на рынке, хоть в интернете. Мне больше не страшны ни сплетни, ни ты. Я слишком долго молчала. Теперь — хватит.
Маша постояла пару секунд, будто ожидая другого исхода. Потом резко развернулась и пошла к калитке. За ней потянулся холодный след духов и пустой злобы.
Ольга закрыла калитку. Заперла. Сложила руки на груди и выдохнула.
— Всё. Кончено. Ни долгов. Ни людей, которые тянут вниз. Только я. И моя жизнь.
***
На следующее утро Ольга проснулась рано и прошла на кухню. На веранде, как ни в чём не бывало, сидел Юра, пил чай и ел оставшийся пирог. Рыжик лежал рядом, но хвостом не вилял.
Юра просидел на веранде до полудня. Ни слов, ни жалоб — только хруст пирога и редкие кашли. Ольга мыла окна, поливала тюльпаны, кормила Рыжика — будто его и не было. Он ждал. Надеялся. Но тщетно.
Наконец она подошла.
— Собирайся. Я вызвала такси до вокзала. Поезжай к брату. Вон, в Рязань. Ты сам говорил, что он звал. Ферма у него, помощь нужна.
— Я не потяну ферму… — тихо буркнул Юра. — Я не фермер, Оль. Я же городской…
— А я тебе не санаторий, — спокойно ответила она. — Ты хотел лёгкой старости, а получил то, что сам выбрал. Сильно ты хотел быть с Машей — ну вот, получил опыт. Теперь — иди дальше. Своим путём.
— У тебя всё просто... — вздохнул он.
— Нет, Юра. У меня просто — теперь. Потому что я больше не живу чужими надеждами.
Она протянула ему сложенные вещи и положила рядом на лавку конверт — в нём были остатки денег, что остались после продажи прошлогоднего урожая. Он хотел отказаться, но она сказала жёстко:
— Это не помощь из жалости. Это — за прощание. Честное. Без скандала.
Он ушёл, не оглядываясь. Только у калитки задержался и тихо бросил:
— Оль… спасибо. Всё равно спасибо.
Ольга смотрела, как такси увозит его прочь. Не было ни слёз, ни камня на сердце. Только тишина. Чистая, сильная, её.
На столике рядом остывал чай, а под ногами Рыжик прижимался, как будто чувствовал: всё. Больше чужих в доме не будет.
Она глубоко вдохнула весенний воздух. И прошептала:
— Поздно возвращаться, когда дом уже перестал быть твоим. А я — твоей.
***
Юрий не подумал, что молодой он нужен, пока есть деньги и здоровье. Когда всё кончилось — оказался никому не нужен. А Ольга за эти годы поняла: одной лучше. Дети выросли, она сама себе хозяйка, живёт, как хочет — и чужая обуза ей ни к чему. Так Юрий и остался один — с чемоданом воспоминаний и разбитых иллюзий.
✨ Если вам близка история Ольги — поделитесь в комментариях. А чтобы не пропустить новые жизненные рассказы — подписывайтесь на канал.