— Кирюх, у меня новости! Светка наконец-то от предков съезжает!
Лёшка ворвался в квартиру как ураган. Даже куртку не повесил — швырнул на пуфик и сразу на кухню. Я как раз продукты разбирала — гречка, макароны, консервы... обычный субботний ритуал.
Выпрямилась, посмотрела на него. Радостный такой, аж светится весь. Ну конечно, если дело касается его обожаемой сестрички — тут он всегда на подъёме.
— Серьёзно? — осторожно спросила я. — Родителям полегче станет. Куда переезжает?
— Вот в том-то и дело! — Лёшка полез в холодильник за водой, хлебнул прямо из бутылки. — Я ей квартиру нашёл! Классная однушка, буквально в двух домах от нас. С мебелью, всё как надо. Завтра уже можно вещи перевозить!
Говорил он быстро, захлёбываясь от восторга. Как будто сам себе Нобелевскую премию выиграл. А у меня внутри что-то неприятно ёкнуло. Знала я эти его порывы...
— Ты нашёл? — переспросила, стараясь держать голос ровным. — Здорово. А по деньгам как? Света же пока только подрабатывает иногда...
Лёшка отмахнулся — мол, что за ерунду спрашиваешь.
— Кир, ну что ты! Я буду платить пока, естественно. Из нашего бюджета. И на жизнь подкидывать, само собой. Пока она нормальную работу не найдёт. По душе чтоб была! Не на первую же попавшуюся каторгу ей идти.
Сказал это так буднично, будто мы обсуждали покупку хлеба, а не... а не это вот всё. Я медленно поставила пакет с гречкой на стол. Показалось, что он грохнул как гром.
— Стоп. — Голос у меня стал жёстким, металлическим каким-то. — Давай-ка по порядку. Что за однушка?
— Да обычная, говорю же. У парка. Я уже с хозяйкой договорился, залог внёс.
— Залог?! — это слово вырвалось у меня как ругательство. — Откуда деньги, Лёш?
— С кредитки снял, потом с зарплаты закрою, — начал он раздражаться. — Какая разница?
— Огромная! — я обошла стол, встала напротив него. — Так. Ты собираешься оплачивать ей квартиру из НАШЕГО бюджета. И давать на проживание. Как долго? Что значит «пока не найдёт работу по душе»? Месяц? Год? Десять лет?
— Ну что ты сразу заводишься? — Лёшка нахмурился, наконец-то уловив, что я не в восторге от его планов. — Сколько надо будет. Это моя сестра! Не на улице же ей жить! У неё, знаешь ли, тонкая душевная организация.
Я коротко хмыкнула. Смех получился страшнее крика.
— Тонкая душевная организация... Ага. То есть твоя взрослая, здоровая сестра, которой скоро двадцать три стукнет, снова садится нам на шею? Только теперь в отдельной квартире за наш счёт?
— Это не «на шею»! Это помощь близкому человеку! — повысил голос муж. — Почему ты всё к деньгам сводишь?
— Потому что это НАШ семейный бюджет! — я ткнула пальцем в сторону продуктов. — У нас ремонт в спальне не закончен — откладываем! На отпуск копили, помнишь? Или отдых твоей жены уже не входит в планы принцессы Светланы?
— Отпуск, ремонт... Кира, ты себя слышишь? Ты ставишь какие-то обои и море на одну чашу весов с моей СЕСТРОЙ!
Лицо у него побагровело. Весь его праздничный настрой испарился. Смотрел на меня так, будто я предложила выбросить на улицу котёнка. Для него всё было просто: есть его родня — святое, и есть всё остальное — презренный быт.
— Это не «какие-то обои», — чеканила я каждое слово. — Это наш дом. А отпуск — это отдых, который мы ЗАРАБОТАЛИ. В отличие от некоторых. И знаешь что? Дело вообще не в квартире...
Сделала паузу. Пора было вскрыть нарыв, который зрел годами.
— Помнишь выпускной Светы? То платье «единственное в городе», которое стоило как четыре мои зарплаты? А банкет для всего класса? Кто платил? Родители руками развели, а ты — герой! — из нашей заначки всё оплатил. Это была помощь? Или аванс в её красивую жизнь за чужой счёт?
Лёшка дёрнулся, но я не дала ему вставить ни слова.
— Дальше — институт. На бюджет не прошла, лень было готовиться. Захотела «творческую специальность». Кто пять лет платил за коммерческое? Кто оплачивал репетиторов, от которых толку — ноль? МЫ! А она даже не попыталась работу найти после диплома. Деньги просто сгорели!
Каждое слово било по его образу благородного брата. Он молчал — а что тут скажешь? Всё правда.
— А постоянные «подкинь на жизнь»? Новый телефон — старый не модный. Ноутбук для «поиска работы». Курсы, на которые она два раза сходила... Это всё «помощь»? Или спонсирование инфантилизма двадцатитрёхлетней девицы, которая поняла — у неё есть братец с бездонным кошельком?
Я подошла вплотную. Годы молчания, годы проглоченных обид — всё рвалось наружу.
— И что теперь? До пенсии её содержать будем? Сначала выпускной и институт, теперь квартира, а потом?!
— Кир...
— Что «Кир»?! Ипотеку ей возьмём?! Машину в кредит на моё имя?!
Вопрос повис в воздухе. Лёшка смотрел на меня уже не с праведным гневом, а со злобой. Загнанный в угол фактами, он перешёл в атаку.
— Ты что, записывала? — прошипел он. — Блокнотик завела? Галочки ставила? Я не знал, что живу с бухгалтером, а не с женой!
— Было бы что считать — записывала бы. Но ты не в долг давал — ты выбрасывал! А я не хочу, чтобы наш семейный корабль пошёл ко дну из-за пробоины под названием «Светочка»!
— Ты её просто не любишь! — выпалил он. — Никогда не любила! Вот и вся причина!
— А ты слишком любишь швыряться нашими деньгами! — отрезала я.
Обвинение в нелюбви — его любимый козырь. Всегда переводил разговор с фактов на чувства, где он — рыцарь, а я — бездушная стерва.
— Да, не люблю, — спокойно сказала я. Он даже растерялся от такой прямоты. — Но не потому, что она плохая. А потому что вижу, в кого она тебя превращает. И во что превращает нашу жизнь. Любовь — это не когда ты позволяешь близкому деградировать за твой счёт. Это предательство. По отношению к ней и ко мне.
Слово «предательство» ударило сильнее всех упрёков. Он отшатнулся. Его мир, где он — благородный защитник, трещал по швам.
— Ты... ты вообще понимаешь, что несёшь? — Кулаки сжались, костяшки побелели. Голос стал низким, злым. — Диагнозы моей сестре ставишь? О моей любви рассуждаешь? Да что ты знаешь о настоящей семье? У тебя в голове один калькулятор! Приход-расход! Ты и от брака выгоду просчитывала? Рентабельность какую-то?
Он наступал, прижимая меня к шкафчикам. Лицо исказилось. Уже не сестру защищал — атаковал меня, мою суть.
— Для тебя всё — сделка! Ремонт — инвестиция! Отпуск — услуга! А помощь сестре — нерентабельный проект! Ты не живёшь — функционируешь! Как механизм! Холодная, правильная и пустая! Свете нужна поддержка! Ощущение, что за неё есть кому постоять! А ты видишь только расходы!
Я молча слушала. Не перебивала. Смотрела на него как на подопытного кролика. Гнев угас, сменившись холодным интересом. Когда он выдохся, я нанесла ответный удар — в самое больное.
— Поддержка? — тихо переспросила. — Лёш, открой глаза. Ты не опора. Ты костыль. Который мешает ей научиться ходить. Ты не поддерживаешь — ты покупаешь её любовь за наши деньги. Это просто. Сказать «нет» труднее, чем достать кредитку. Для этого нужно быть мужчиной, а не мальчиком, который боится расстроить сестрёнку.
Отошла в сторону, освобождаясь из угла.
— Ты о настоящей семье говоришь? Наша семья — здесь. В этой квартире. А ты всё никак пуповину не перережешь. Ты не глава семьи — ты обслуга, которая по первому звонку бежит выполнять поручения родни. Света не беспомощный ребёнок. Она хитрый манипулятор, а ты — её джекпот. И самое страшное — ты этого не видишь. Веришь в своё благородство. И ради её капризов готов всё наше общее пустить под откос.
Слова повисли в воздухе как приговор. Лёшка смотрел на меня опустошённо. Все его аргументы о долге и любви оказались слабостью и инфантилизмом. Он молчал — любые слова казались жалкими.
Я наблюдала за ним холодно, как врач за умирающим. Кричать, доказывать — бессмысленно. Передо мной был человек, сделавший выбор. Оставалось оформить документально.
Молча прошла к комоду, достала ручку и блокнот. Щелчок ручки прозвучал как выстрел.
Села за стол, разгладила лист. Лёшка следил за мной, не в силах пошевелиться. Чувствовал — сейчас произойдёт необратимое.
— Давай помогу, — сказала я ровно, без эмоций. — Раз ты в высоких материях разбираешься, я возьму скучные цифры.
Провела черту, разделив лист пополам. Над первой колонкой написала: «Наш общий».
— Смотри. Аренда — сорок пять тысяч. Коммуналка, интернет — ещё десять. Продукты, бытовая химия — тридцать пять. Итого девяносто. Пополам — по сорок пять с каждого. Справедливо?
Не смотрела на него. Он молчал, не веря в происходящее.
Перешла ко второй колонке. Написала: «Твой личный».
— Твоя зарплата — сто двадцать тысяч? Вычитаем главное — «Содержание Светы». Квартира — тридцать минимум. На жизнь — ещё тридцать. Итого шестьдесят. Половина зарплаты.
Писала быстро, чётко. Ни одна цифра не дрогнула.
— Из оставшихся шестидесяти вычитаем твою долю общих расходов — сорок пять. Остаётся пятнадцать тысяч. Это твои личные деньги. На всё. На обеды, бензин, одежду, стоматолога... И на подарки мне. У меня скоро день рождения, не забыл?
Положила ручку. Подняла глаза. В них не было ни злости, ни обиды. Только констатация.
— Что... что ты делаешь? — еле слышно выдавил он.
Пододвинула лист к нему.
— Просто посчитала. Разделила бюджеты, как ты хотел. Вот твой. Распоряжайся как знаешь.
— Но мы же семья... Я думал, ты поможешь...
— О нет! — перебила я. — Ты сам взялся за благотворительность. Теперь каждый сам за себя. Я на твою сестру больше ни копейки не потрачу. Хватит.
Встала. Взяла пакет с гречкой, поставила в шкаф. Потом следующий. Движения спокойные, размеренные. Будто ничего не случилось. Будто просто закончился неприятный, но нужный разговор.
Лёшка смотрел на лист. На цифры. На две колонки, расчленившие его жизнь. На мой аккуратный почерк. Понимал — это не ультиматум. Это черта. По одну сторону — он с его «долгом» и пятнадцатью тысячами. По другую — я. И наше прошлое.
Хлопок дверцы шкафа прозвучал как точка в конце нашей истории.