Чувство вины было для Сергея чем-то вроде хронической болезни. Оно жило в нём столько, сколько он себя помнил, и обострялось каждый раз, когда звонила его младшая сестра Елена.
Вот и сейчас её голос в трубке, резкий и требовательный, вонзался в уши, как игла.
- Сережа, у мамы холодильник сломался! Совсем! Продукты портятся! И сапоги зимние развалились, ходить не в чем!
- Лен, я же ей на прошлой неделе переводил…
- Что ты переводил?! Копейки! Мать родная в нищете прозябает — нельзя так, давай деньги быстро!
Сергей закрыл глаза. «В нищете прозябает». Лена всегда умела подбирать слова. Не просто «нужны деньги», а именно так – с трагедией, с надрывом, чтобы он, Сергей, сорокапятилетний мужчина, почувствовал себя последним негодяем.
- Лен, у меня сейчас непредвиденные расходы, – попытался возразить он. – У сына брекеты, у машины коробка полетела…
- А у матери холодильник! – отрезала она. – Брекеты подождут! Всё, я жду перевода сегодня же!
И бросила трубку.
Сергей сидел, глядя в стену. Он уже представлял, как сейчас полезет в приложение банка, как отщипнёт от денег, отложенных на ремонт машины, и отправит перевод. А потом будет выслушивать упрёки жены Ольги, и будет чувствовать себя виноватым перед ней. И перед матерью. И перед сестрой. Виноватым перед всеми.
Вечером, когда он, как и ожидал, получил свою порцию справедливого недовольства от Ольги, она вдруг села рядом и посмотрела на него не со злостью, а с какой-то бесконечной усталостью.
- Серёжа, а ты когда-нибудь считал, сколько ты ей отправляешь?
Он пожал плечами.
- Ну… помогаю понемногу. Я же сын. Я должен.
- Должен. А Лена не должна? Она дочь. Она приезжает к маме раз в неделю, пьёт чай с её вареньем, выслушивает жалобы и потом звонит тебе, чтобы ты решал проблемы. Удобно, правда?
Она вздохнула.
- Может, пора уже всё посчитать? Не для упрёка. Для себя. Чтобы ты просто знал.
Эта простая фраза что-то сдвинула в его сознании. Той же ночью, когда все уснули, он сел за компьютер. Открыл онлайн-банк. Выбрал период – последний год. И начал считать.
Это было похоже на археологические раскопки собственного чувства долга. Вот перевод на «лекарства». Вот – «на коммуналку». Вот – «просто так». А вот крупная сумма, когда у мамы сломалась стиральная машина. Вот оплата её счетов за телефон. Он открывал старые сообщения, находил чеки, которые машинально фотографировал.
Он сидел до трёх часов ночи. Принтер в углу комнаты тихонько жужжал, выплёвывая лист за листом. Когда он закончил и подбил итоговую сумму, у него перехватило дыхание. Это была не «помощь понемногу». Это была сумма, сопоставимая с годовой зарплатой в их городе. Он, оказывается, почти полностью содержал мать. Один.
И в этот момент чувство вины, его вечный спутник, сменилось чем-то другим. Холодным, трезвым, злым удивлением. Его просто использовали. Годами.
На следующий день он позвонил сестре.
- Лена, в субботу нужно всем собраться у мамы. Есть серьёзный разговор.
- О, наконец-то! – обрадовалась она. – Решил по-хорошему? Проблемы мамы надо решать сообща!
- Именно, – сказал Сергей. – Сообща.
В субботу он приехал к матери первым. Положил на стол толстую пачку распечаток. Когда пришла Елена, она была в боевом настроении, готовая снова давить и требовать.
- Ну что, Серёжа, надумал? Маме нужно…
- Сядь, Лена, – перебил он её спокойно.
Он подвинул к ней стопку бумаг.
- Вот, – сказал он ровным голосом, – моя помощь маме за последний год. Лекарства, коммуналка, бытовая техника, продукты, одежда. Всё до копейки. А теперь покажи, пожалуйста, свою.
Елена уставилась на распечатки. Её лицо медленно меняло цвет.
- Что… что это? Ты что, чеки собирал? – пролепетала она.
- Нет. Это выписки из банка. Они не врут. Так где твоя часть?
Она потерялась. Начала говорить что-то про «женскую заботу», про «моральную поддержку», про то, что она «всегда на телефоне».
- Отлично, – кивнул Сергей. Он был поразительно спокоен. – Я ценю твою моральную поддержку. Тогда давай так. С этого дня мы делим все расходы на маму пополам. Я буду скидывать тебе в конце месяца отчёт, а ты мне – половину суммы.
Видя ужас на её лице, он предложил другой вариант.
- Или так. Я продолжаю полностью оплачивать все мамины нужды. А ты обеспечиваешь ту самую «заботу». Не раз в неделю на чай с тортиком. А каждый день. Приходишь, готовишь обед из трёх блюд, делаешь уборку, ходишь с ней по врачам и в магазин. Полноценно, как на работу. Выбирай.
Это был шах и мат. Елена взорвалась. Она кричала, что он мелочный, что он считает копейки, что у него нет сердца. Она обвинила его во всех смертных грехах. Потому что её многолетняя, удобная схема манипуляции рухнула. Ей предложили не скандал, а справедливый выбор. И любой вариант требовал от неё реального участия, а не пустых слов.
- Я не буду участвовать в этом цирке! – выкрикнула она и выбежала из квартиры.
Сергей повернулся к матери. Анна Васильевна сидела и молча смотрела на гору бумаг на столе. Она, может, и не понимала всех цифр. Но она видела их объём. И впервые за долгое время она посмотрела на сына не как на бездонный кошелёк, а как на человека.
- Я… я не знала, сынок, что так много… – тихо сказала она.
- Теперь знаешь, мама, – сказал Сергей, вставая.
Отношения с сестрой были разрушены. Но, уходя из материнской квартиры, Сергей чувствовал не горечь, а огромное, пьянящее облегчение. Будто с его плеч сняли неподъёмный груз, который он тащил всю свою жизнь. Он освободился. Он больше не был виноват. Он был просто сыном. Который помогает. Но помогает по справедливости.