Развод прошёл на удивление цивилизованно. Без скандалов, без битья посуды. Просто два взрослых человека, прожившие вместе двадцать лет, пришли к выводу, что дальше пути нет. Максим чувствовал смесь облегчения и лёгкой грусти. Он был уверен, что они с Юлей смогут остаться если не друзьями, то хотя бы нормальными людьми.
Через месяц, разбирая финансовые бумаги, он наткнулся на выписку с кредитной карты. Ресторан «Версаль». Сто двадцать тысяч рублей. Юбилей его матери, Ирины Павловны, который они с размахом отпраздновали за пару месяцев до развода. Он вспомнил, как они договаривались с Юлей оплатить пополам.
Он набрал её номер.
- Юль, привет. Слушай, я тут счета разбираю. Помнишь, мамин юбилей? Там сто двадцать тысяч вышло. Ты мне шестьдесят должна.
В трубке на несколько секунд повисла тишина. - Деньги за ресторан я не верну, – с вызовом выпалила Юлия.
- В смысле? – опешил Максим. – Мы же договаривались.
- Я передумала, – её голос стал ледяным. – Считай это моей маленькой компенсацией.
И она повесила трубку.
Максим был в ярости. Мелочность! Какая унизительная мелочность! После двадцати лет брака – украсть у него шестьдесят тысяч! Он считал себя оскорблённым до глубины души. Это был вопрос принципа. Он не позволит ей так с собой обращаться.
Он приехал к ней на следующий же день, злой и решительный. Он собирался высказать ей всё, что думает о её подлости, пристыдить, заставить вернуть деньги.
Юлия впустила его молча. Она была спокойна, и это спокойствие бесило его ещё больше.
- Я приехал за деньгами, – с порога начал он. – Я не понимаю, что за цирк ты устроила.
- Проходи, Максим, – сказала она. – Ты хотел поговорить о деньгах? Давай поговорим.
Она провела его в гостиную. На журнальном столике лежала большая картонная коробка. Юлия села в кресло и жестом указала ему на диван.
- Знаешь, я тоже тут разбирала наши общие… дела. И кое-что посчитала.
Она достала из коробки толстый блокнот в синей обложке.
- Вот, – она открыла первую страницу. – Юбилей твоей мамы. Я начала готовить его за два месяца. Вот список из ста двадцати гостей, которых я обзванивала лично. Вот согласование меню с тремя разными ресторанами. Вот переписка с декоратором, ведущим, фотографом. Вот раскадровка вечера.
Она посмотрела на него своими спокойными, серыми глазами.
- Я потратила на это, по моим подсчётам, сто двадцать восемь часов своего личного времени. Я по профессии ивент-менеджер, если ты забыл. Моя ставка – тысяча рублей в час. Итого – сто двадцать восемь тысяч. Можешь вычесть отсюда свои шестьдесят. Получится, что ты мне ещё должен шестьдесят восемь. Это только за юбилей.
Максим смотрел на неё, не веря своим ушам.
- Ты… ты с ума сошла? Ты же для мамы старалась! Мы же семья были!
- Вот именно, – кивнула Юлия. – Семья.
Она достала из коробки другую папку.
- А это, помнишь, три года назад твоя мама сломала ногу? И я два месяца, каждый день после работы, ездила к ней на другой конец города. Готовила, убирала, мыла её. Услуги профессиональной сиделки стоят, в среднем, две с половиной тысячи в день. Шестьдесят дней – это сто пятьдесят тысяч.
Она вытащила старые фотографии.
- А это, смотри, дача твоих родителей. Помнишь, как я всё лето руководила ремонтом? Искала бригаду, закупала материалы, следила за рабочими. Ты в это время был на рыбалке. Работа прораба – это, как минимум, десять процентов от сметы. Смета была на триста тысяч. Значит, ещё тридцать.
Она доставала из коробки всё новые и новые артефакты их прошлой жизни: сметы на детские дни рождения, которые она организовывала для племянников, распечатки рецептов для банкетов, которые она готовила на семейные праздники. Коробка казалась бездонной.
- Я двадцать лет была для вашей семьи бесплатным организатором, поваром, сиделкой, прорабом, психологом, – она говорила ровно, без эмоций, и от этого её слова звучали ещё страшнее. – Я делала это, потому что любила тебя. И потому что надеялась, что это кто-то ценит. Но на том юбилее, на который я потратила столько сил, твоя мама, взяв микрофон, поблагодарила всех: гостей, официантов, даже гардеробщицу. А про меня сказала только, что «жаль, сыну с женой не очень повезло». А ты стоял рядом и молчал.
Она закрыла коробку.
- Так вот, Максим. Деньги за ресторан – это не мой долг тебе. Это твой первый, очень маленький, транш в счёт оплаты моих услуг за двадцать лет нашего брака. Можешь считать это неустойкой за то, что ты так и не научился меня ценить. И за то, что ты так и не понял, что семья – это не когда один пользуется другим. А когда благодарят. Хотя бы иногда.
Максим сидел, раздавленный. Он смотрел на эту коробку, на свою бывшую жену, и впервые в жизни видел их брак не как союз двух любящих людей, а как неоплачиваемую, неблагодарную работу, которую она выполняла день за днём.
Вся его праведная ярость, его чувство оскорблённой справедливости схлынули, оставив после себя оглушающую, ледяную пустоту. И стыд. Жгучий, всепоглощающий стыд. Он вспомнил всё: и её уставшие глаза после поездок к его маме, и как он отмахивался от её просьб о помощи, и как он молчал, когда её обижали.
Он понял, что потерял не шестьдесят тысяч. Он потерял человека. Человека, который был фундаментом всего его мира. И понял он это слишком поздно.
Он молча встал.
- Прости, – это всё, что он смог выдавить.
Развернулся и пошёл к выходу. Деньги за ресторан он больше никогда не вспомнит. Он понял, что его настоящий долг перед этой женщиной неизмеримо больше. И его уже никогда не вернуть.