Эти слова вырвались у меня хрипло, сдавленно, пока я швыряла ее потертый саквояж и коробку с тряпьем прямо на грязный кафель подъезда. Звук падающих вещей был громким, ужасающе громким в тишине вечернего дома. «Это был последний разговор с моим мужем». Я не кричала, нет. Я просто констатировала факт, глядя ему прямо в глаза, в эти такие знакомые и вдруг ставшие абсолютно чужими карие глаза Дмитрия. Он стоял на пороге *нашей* квартиры, бледный, с поджатыми губами, а за его спиной маячила она – Римма Васильевна, моя свекровь, с лицом, искаженным злобой и обидой.
Дмитрий попытался что-то сказать, протянул руку, будто хотел остановить меня или поднять выброшенное. Я резко отшатнулась.
– Не смей! – мой голос дрогнул, но я вцепилась в дверной косяк, чтобы не показать, как трясутся колени. – Не смей трогать. Она забрала свое. Всё. Конец. И ты… ты сейчас уходишь с ней. Или остаешься здесь. Но ее – здесь больше не будет. Никогда.
– Марина, ты с ума сошла?! – Дмитрий наконец обрел дар речи. Его голос звучал хрипло, сдавленно. – Это моя мать! Куда ей идти? Что ты наделала?!
Римма Васильевна вылезла из-за его спины, ее глаза сверкали яростью.
– Видела?! Видела, какая у тебя стерва вместо жены?! Вещи мои на помойку! Я ж тебе говорила, Димка, она тебя никогда не уважала! Ни меня, ни тебя! Думает, раз квартира на нее записана, то она тут царица! Ха!
Я не стала смотреть на нее. Мой взгляд был прикован к Дмитрию.
– Ты слышал меня, Дима? – повторила я тихо, но очень четко. – Выбор. Сейчас. Она уходит. Ты – решаешь. С ней или здесь.
Прошлое, как клубы едкого дыма, заволокло сознание. Не «два года назад», а просто – тогда. Когда Римма Васильевна, после смерти свекра, решила, что жизнь только начинается. Когда она без предупреждения приехала к нам, в нашу тогда еще съемную однушку, и заявила, что продает свою трешку в центре, чтобы «путешествовать и жить на широкую ногу». Мы, молодые, только вставшие на ноги, обрадовались за нее. Глупцы.
– Путешествия, говоришь? – Я тогда наивно спросила, накрывая на стол для нежданной гостьи. – Куда мечтаете?
– О, Мариночка, – она томно взмахнула рукой, усыпанной новыми кольцами. – В Европу сначала. Италия, Франция… А там видно будет. Может, и на ПМЖ куда подадимся. Здесь все надоело.
Дмитрий радостно поддерживал мать. Он всегда ее боготворил. А я… я тогда еще верила, что можно найти общий язык. Мы даже помогали ей сортировать вещи перед продажей квартиры. А потом… Потом был звонок посреди ночи. Рыдающая в трубку Римма Васильевна. Оказалось, «путешествие» свелось к круизу по Черному морю, где она познакомилась с каким-то «бизнесменом» Владимиром. И пока мы тут радовались за ее новую жизнь, Владимир «помог» ей вложить вырученные от продажи квартиры деньги в «супер-выгодный проект», который «вот-вот взлетит». Который, разумеется, взлетел в небытие вместе с Владимиром и всеми ее деньгами.
– Я осталась без копейки! – голосила она тогда в телефон. – Без жилья! Этот подлец обманул! Димка, сынок, ты же не оставишь свою мать?!
Конечно, не оставил. Привез ее к нам. В нашу однушку, которую мы с таким трудом купили в ипотеку всего полгода назад. «Ну поживет немного, Марин, пока не встанет на ноги. Она же в шоке». Шок у Риммы Васильевны прошел удивительно быстро. Уже через день она осмотрелась, взвесила обстановку и начала устанавливать свои порядки.
– Марина, что это за занавески? – она морщила нос, тыча пальцем в мои любимые льняные шторы. – Тряпье. Надо шелковые, как у меня были. Сразу вид богаче.
– Мариш, суп пересолен. Я же тебе говорила, ложка соли на кастрюлю, не больше. Учись готовить.
– Димка, почему у тебя рубашка мятая? Жена должна следить. Моя Нина (первая жена отца Дмитрия, давно умершая) всегда гладила с паром.
Дима отмалчивался. Иногда ворчал: «Мама, ну хватит», но это не имело никакого эффекта. Она просто переключалась на меня.
– Ты на работу-то зачем ходишь? – как-то вечером за ужином спросила она с нарочитым безразличием, разглядывая свои накладные ногти. – Димка хорошо зарабатывает. Сидела бы дома, детей рожала. А то как кошка, которая сама себя кормит. Несерьезно.
Я поперхнулась чаем. Дети… Это была больная тема. Мы с Димой очень хотели ребенка. Но пока не получалось. И ее слова прозвучали как пощечина.
– Римма Васильевна, – начала я, стараясь сохранять спокойствие. – Я люблю свою работу. И считаю, что современная женщина…
– Современная, современная, – она фыркнула. – А по мне, так мужик должен быть главой. Кормильцем. А жена – хранительницей очага. А не гонять по офисам. Димка, скажи ей.
Дмитрий уткнулся в тарелку.
– Мам, не начинай. Марина сама разберется.
Но она не унималась. Она влезала во все. Переставляла мои банки на кухне «как удобнее». Совала нос в наши с Димой разговоры. Поучала, как нам жить. А самое страшное – она начала стравливать нас. Шептала Диме что-то на ухо, когда я выходила из комнаты. Я ловила ее колкие взгляды, полные неприязни. И чувствовала, как Дмитрий постепенно отдаляется, становясь все более раздражительным.
Начались ссоры. Сначала из-за мелочей. Потом – громкие, с битьем посуды (ее любимый сервиз, кстати, она сразу убрала в шкаф – «чтобы эта неумеха не разбила»).
– Она сводит меня с ума, Дима! – рыдала я однажды ночью, когда после очередной стычки он молча отвернулся к стене. – Я не могу так! Это мой дом! Я задыхаюсь! Ты слышишь? Она уничтожает все!
– А что я могу сделать?! – взорвался он, поворачиваясь. – Выкинуть ее на улицу? Это моя мать! Она старый, несчастный человек! У нее никого нет!
– А у нас что, есть?! – закричала я в ответ. – У нас есть «мы»? Или теперь только ты, твоя мама и я – назойливая приживалка в собственной квартире?! Она же натравливает тебя на меня!
– Не выдумывай! – отрезал он, но в его глазах промелькнуло что-то… виноватое? Усталое? – Просто потерпи. Она успокоится. Найдет работу какую-нибудь…
Работать Римма Васильевна и не думала. «Я всю жизнь пахала! Теперь отдохнуть пора!» – заявляла она. Ее «отдых» заключался в просмотре сериалов на полной громкости, пока я пыталась работать удаленно, и в бесконечных разговорах по телефону с какими-то подругами, где она жаловалась на невестку-стерву и сына-подкаблучника. Я слышала обрывки. Каждый раз – как ножом по сердцу.
И вот сегодня. Апофеоз. Я вернулась с важной встречи, вымотанная до предела. Клиентка, истеричка, довела до белого каления. Мечтала только о тишине, горячей ванне и чашке чая. Открываю дверь – и обоняние бьет шквал дешевого парфюма «Красная Москва», который обожала Римма Васильевна. А слух – ее визгливый голос и… голос Димы? Он должен был быть на работе.
Я зашла в прихожую. Их везде. Ее тапки посреди коридора. Пальто, брошенное на мое любимое кресло. И… мой ноутбук? Мой рабочий ноутбук стоял на журнальном столике в гостиной, а Римма Васильевна что-то яростно тыкала в него пальцем, что-то показывая Дмитрию, который сидел рядом с озабоченным видом.
– Что происходит? – спросила я, замирая на пороге. – Что вы делаете с моим ноутбуком?
Они вздрогнули. Римма Васильевна быстро прикрыла крышку, но не до конца. Я успела увидеть открытое окно моей электронной почты.
– А, Марина! – свекровь фальшиво улыбнулась. – Мы тут… Димке показывала фотки с моей поездки в Сочи. Старые. Ноутбук твой ближе был, мой-то в комнате заряжается.
Ложь. Грубая и наглая. Я подошла и открыла крышку. Да, там была открыта почта. Моя рабочая почта. Письмо от начальника с пометкой «Срочно. Конфиденциально».
– Вы читали мою почту? – голос мой был тихим, опасным.
– Ну что ты, что ты! – замахала руками Римма Васильевна. – Мы случайно! Димка что-то искал, а тут твоя почта открылась… Мы и закрыли сразу!
Я посмотрела на Дмитрия. Он не выдержал моего взгляда, отвел глаза.
– Дима? – спросила я. – Это правда? Ты «что-то искал» на *моем* рабочем ноутбуке? И открыл *мою* почту?
Он промямлил что-то невнятное, вроде «ну, мама хотела показать…».
– Ты знаешь, что это нарушение конфиденциальности? – зашипела я. Адреналин бил в виски. – Ты знаешь, что я могу потерять работу из-за этого?! Что эти письма – собственность компании?!
– Ой, напугала! – фыркнула Римма Васильевна. – Какая конфи… конфиденциальность! Все равно ты там копейки какие-то получаешь, небось! Ишь, важная птица! Димка, скажи ей!
Но Дмитрий молчал. И в его молчании, в его потупленном взгляде, я увидела все. Он знал. Он позволил. Ради мамочки. Ради ее «хотелок».
Что-то во мне переломилось. Холодная ярость затопила все. Без криков, без истерик. Я спокойно закрыла ноутбук, взяла его в руки.
– Римма Васильевна, – сказала я ледяным тоном. – Собирайте свои вещи. Сейчас же.
Она опешила.
– Чего?! Ты это мне?!
– Вам. Вы покинете мой дом. Немедленно.
– Мой дом?! – взвизгнула она. – Да кто ты такая?! Это сын мой квартиру купил!
– Квартира куплена в браке, на общие деньги, – отчеканила я, не глядя на Дмитрия. – И записана на меня. По ипотечному договору. Как основного кормильца. Вы здесь – незваная гостья. Которая только что совершила серьезное нарушение. Собирайтесь. У вас 15 минут.
– Димка! – завопила она. – Ты слышишь?! Она меня выгоняет! Твою мать! На улицу!
Дмитрий поднялся. Лицо его было багровым.
– Марина! Это переходит все границы! Мама нечаянно! Успокойся!
– Нечаянно открыла мою почту? – я рассмеялась, но смех звучал жутко. – Нечаянно прочитала конфиденциальное письмо? Дима, хватит врать. Хватит ее покрывать. Она перешла все границы давно. А ты позволил. Выбор прост. Или она уходит сейчас. Или уходите вы оба. Но ее – здесь больше не будет. Никогда.
Началась истерика. Римма Васильевна кричала, что я неблагодарная, что она знала, что я стерва, что Димка зря на мне женился. Она плакала, требовала вызвать полицию, грозилась повеситься на моей двери. Дмитрий метался между нами, пытался ее успокоить, уговаривал меня «одуматься», «не делать глупостей».
Я не слушала. Я пошла в ее комнату (бывший кабинет, *мой* кабинет). Стала сдергивать ее вещи с вешалок, с полок, скидывать в кучу на пол. Без злобы, механически. Просто выполняла то, что должно было случиться давным-давно.
– Что ты делаешь?! – ворвалась она следом, пытаясь вырвать из моих рук какую-то блузку.
– Помогаю вам собраться. Время идет, – ответила я ровно, отстраняя ее.
– Димка! Неужели ты позволишь?! – она вцепилась в сына, когда он появился в дверях.
Дмитрий смотрел на меня. В его взгляде была ненависть. Чистая, беспримесная ненависть. За то, что я посмела поставить его перед выбором. За то, что посмела выгнать его святыню – маму. Не за нарушение границ, не за подрыв наших отношений. За то, что я заставила его страдать.
– Марина, остановись, – прошипел он. – Иначе…
– Иначе что? – я выпрямилась, глядя ему в глаза. – Позвонишь в полицию? Пожалуйста. Расскажешь, как твоя мать незаконно получила доступ к конфиденциальной информации с моего рабочего компьютера? Я только что отправила письмо в ИТ-отдел с запросом логов. Думаешь, они не найдут следы входа в мой почтовый ящик с этого устройства в мое отсутствие? Думаешь, моя компания, которая работает с гостайной, это проигнорирует? Или ты хочешь скандала? Суда? Выбирай.
Он побледнел. Даже Римма Васильевна на секунду притихла, осознав серьезность ситуации.
– Ты… ты стерва, – выдавил Дмитрий.
– Да, – согласилась я. – Стерва, которая защищает свой дом, свою работу и остатки своего достоинства. Собирайте ее вещи. Или я выброшу все в подъезд как есть. Считаю до десяти.
Они поняли, что это не шутка. Дмитрий, стиснув зубы, начал сгребать ее тряпье в старый саквояж и картонную коробку, которую она привезла. Римма Васильевна причитала, проклинала меня, плакала, но уже без прежнего надрыва. Страх сквози в ее глазах – страх перед реальными последствиями.
И вот они стоят в дверях. Она – с ненавистью и страхом. Он – с ненавистью и предательством в глазах. Я беру саквояж и коробку и с силой швыряю их на пол подъезда. Звук падающих вещей – звук окончания.
– Свекровь больше не переступит мой порог. – Голос мой звучит чужим, но твердым. – Это был последний разговор с моим мужем.
Дмитрий что-то кричит в ответ. Какие-то слова о том, что я пожалею, что он заберет квартиру, что я останусь одна. Но это уже не имеет значения. Белый шум в ушах заглушает его голос. Я вижу только движение его губ, искаженных злобой, и торжествующе-испуганное лицо Риммы Васильевны за его спиной.
Я захлопываю дверь. Поворачиваю ключ. Ставлю цепочку. Прислоняюсь спиной к холодной деревянной поверхности и медленно сползаю на пол. Тишина. Гнетущая, оглушительная тишина после долгих месяцев шума, скандалов, упреков. В квартире пахнет ее духами. Пахнет предательством.
Слез нет. Есть только пустота и дрожь во всем теле. Я сижу так, не знаю сколько. Пока не начинает темнеть за окном. Пока не затихают последние звуки их ухода из подъезда.
Потом я встаю. Иду на кухню. Включаю чайник. Звоню мастеру по объявлению, висящему на холодильнике.
– Здравствуйте. Мне нужно срочно поменять замок на входной двери. Сегодня. Да, сейчас. Жду.
Вешаю трубку. Чайник закипает. Я наливаю кипяток в чашку, кладу пакетик любимого чая. Рука не дрожит. Завтра нужно будет написать заявление в службу безопасности компании, объяснить ситуацию с почтой. Позвонить юристу, уточнить свои права на квартиру. Подумать о разводе. О тысяче других вещей.
Но сейчас… Сейчас я пью горячий чай. В своей квартире. В тишине. И знаю, что самый страшный кошмар – кошмар под названием «Римма Васильевна» – закончился. Он выброшен за дверь. Вместе со старым саквояжем и картонной коробкой. И больше никогда не переступит мой порог.
Дверной звонок. Это мастер. Пора менять замки. Пора ставить точку. Я иду открывать, делая первый шаг в новую, тихую жизнь. Без свекрови. И, похоже, без мужа. Но – мою.