Виктория всегда привыкла держать всё под контролем — и не просто под контролем, а в крепких, почти стальных руках. К своим тридцати годам она уже успела стать самой молодой партнёршей в одной из лучших юридических фирм Москвы. Представляете? Своя квартира в центре, в самом сердце города, и свеженький BMW, на котором она с ветерком проносилась по улицам столицы.
Всё, о чём она когда-то могла только мечтать — когда сидела за партой в универе и строила воздушные замки, — теперь было у неё в реальности: головокружительная карьера, уважение, звонкая монета. Казалось бы, живи и радуйся! Но вот чего ей так и не удалось найти... Это время. Время для себя, для личного, настоящего — для жизни вне работы.
…Всё, вдруг, изменилось совершенно внезапно – в один обычный четверг. В тот вечер Виктория, как обычно, задержалась на работе — пыталась довести до идеала какой-то особенно важный контракт. На часах было около десяти, и в офисе, кажется, кроме нее уже никого не осталось. Вдруг... Осторожный стук в дверь. Такой тихий, будто тот, кто стоял за ней, боялся потревожить даже тишину.
На пороге показалась женщина. Лет сорока шести, не больше — исхудавшая, с потухшими глазами и усталостью на лице. На плече — дешёвая сумка, которую она сжимала обеими руками, как спасательный круг.
– Простите... – голос её буквально растворился в воздухе, едва слышный, дрожащий. – Я ищу Викторию Сергеевну Климову.
– Это я, – коротко ответила Виктория, не поднимаясь со своего места. – А вы кто?
Женщина переминалась с ноги на ногу и наконец почти шёпотом выдавила:
– Я… Елена Петровна Морозова. Ваша… ваша мать.
Мир как будто бы пошатнулся. Виктория оцепенела. Тридцать лет. Тридцать лет Виктория не видела эту женщину — ту самую, что когда-то, много лет назад, просто оставила её на пороге бабушкиного дома и ушла прочь, даже не обернувшись. За эти годы Виктория научилась не думать о ней... Вычеркнула её из памяти — и сердца, и даже из официальных документов. Словно никогда и не было такого человека.
И вот – мать стоит на пороге её роскошного кабинета, постаревшая и потерянная.
– Что вы здесь делаете? – голос Виктории звучит холодно и отчуждённо. С места она так и не поднялась.
– Я… – Елена шагнула было ближе, но тут же замерла. – Мне нужна помощь. Юридическая помощь.
– Обратитесь к администратору, – ровно бросила Виктория. – Она вас запишет.
– Вика, пожалуйста… – в голосе матери слышалась мольба. – Ты ведь моя дочь.
– У меня нет матери, – отчеканила Виктория. – У меня была бабушка, которая меня воспитала. А у вас сейчас ровно десять минут, чтобы рассказать, в чём дело. Я на работе.
Елена села на стул напротив, стараясь держаться, хотя на глазах уже блестели слёзы.
– Моего сына… твоего брата Пашу арестовали, – хрипло выдавила она. – Ему грозит срок за торговлю наркотиками. Но он не виноват, Вика. Да, связался не с теми, но он точно не продавал наркотики. Его подставили.
Виктория ощутила, как внутри всё поплыло. Брат? Какой… брат?
– Какой ещё брат? – выдержка, с которой она произнесла эти слова, удивила даже её саму.
– Паша… Ему двадцать. Он… он родился через десять лет после того, как я… ну, после того, как тебя оставила у мамы.
– Ясно, – сказала Виктория и начала сосредоточенно что-то записывать в блокнот. Только так она могла не выдать эмоций. – Какая статья? Когда арестовали?
– 228.1. Уже месяц сидит. Следователь говорит — дело тяжёлое, могут дать лет пять, а то и семь.
Виктории хватило одного взгляда: дело по наркотикам – почти всегда безнадёга. Тем более если парень крутился где-то у обочины закона.
– Деньги на адвоката есть? – деловитый тон, привычный.
Елена покачала головой:
– Если бы были – я бы не пришла к тебе. Работаю продавцом в магазине, зарплата копейки. Государственный защитник… он даже дело не смотрит.
Виктория процедила:
– И что вы от меня хотите?
– Помоги, – Елена подалась вперёд. В глазах – отчётливая, отчаянная надежда. – Ты ведь теперь большой адвокат… Ты опытная, у тебя связи. Паша хороший, просто попал не туда.
– Хороший мальчик и плохая история с наркотиками, – Виктория стиснула зубы. – Оригинально.
– Вика…
– Не называйте меня так. Для вас – Виктория Сергеевна.
Елена поникла, кивнула.
– Виктория Сергеевна… я понимаю, у меня нет права просить. Я… да, я плохая мать. Я всё испортила. Но Паша тут ни при чём. Он же твой брат.
– Мой брат, – Виктория поднялась, подошла к окну. За стеклом переливались огни большого города. – Забавно. Оказывается, уже двадцать лет у меня есть брат… и я не знала.
– Я хотела рассказать, но…
– Что? – резко развернулась Виктория. – Было неудобно? Муж не позволил? Или просто забыли, что есть ещё дочь?
Елена молчала. Смотрела в пол.
– Ладно, – Виктория снова вернулась к столу. – Давайте документы. Я посмотрю. Может быть, смогу чем-то помочь.
– Правда?.. – в её голосе мелькнула такая тихая, слабая надежда, что Виктории на мгновение стало не по себе.
— Но не бесплатно. Мои услуги стоят пятьсот тысяч рублей. Плюс все расходы.
Надежда в глазах матери мгновенно погасла.
— У меня таких денег нет…
— Тогда обратитесь в юридическую консультацию, — голос Виктории уже звучит по-деловому, чуждо и холодно. — Там помогают малоимущим.
С этими словами она села за стол, театрально взялась за документы — разговор, понятно, окончен.
Елена медленно поднялась, прошла к двери, но, дойдя до порога, всё же обернулась:
— Я заслужила твою ненависть. Но Паша — нет… Подумай об этом.
И вышла. Дверь за ней тихо, почти неслышно, закрылась.
Виктория сидела, не двигаясь, наверное, полчаса. Смотрела, как в настольной лампе горит лампочка. Не моргала. Потом вдруг резко поднялась, собрала вещи — и домой.
…Дома тишина. Почти стерильная тишина, если не считать мерного шума улицы за панорамными окнами. В квартире дизайнерская мебель, дорогие картины, всё расставлено по полочкам, идеальный порядок. Эта квартира словно кричит: «Здесь живёт человек, который всего добился». Только чего-то в этом успехе явно не хватает.
Виктория налила в бокал вина, устроилась у огромного окна.
Брат… Оказывается, у неё есть брат. Сидит сейчас в тюрьме. И мать — та самая, которая три десятка лет даже не позвонила, а теперь появляется и просит спасти чужого ей человека.
Перед глазами всплыло детство. Бабушка Серафима Николаевна — строгая, но справедливая. Родная Рязань, крохотная квартира, в которой деньги надо было считать по копейке. «Твоя мать была молодая и глупая, — строго говорила бабушка. — Не до ребёнка ей было. Ну и ладно, сами справимся». И справлялись. Бабушка — учительница, Виктория — вечная отличница, стипендии, подработки, гранты… И наконец — поступление в московский ВУЗ, потом — карьерный рост в фирме, которую теперь считают одной из лучших в стране.
Все эти годы Виктория думала: мать исчезла, вычеркнула себя сама из их жизни. Оказалось, завела другую семью, родила сына.
— Я, значит, была неудачным первым блином, — Виктория грустно усмехнулась. — А с сыном получилось получше.
Хотя… получилось ли? Парень вон сидит в СИЗО по наркотикам.
Три дня она пыталась забыть этот разговор с матерью. Работала, встречалась с клиентами, решала чужие, часто не менее сложные дела… Но мысли всё равно возвращались — снова и снова — к матери и неизвестному брату.
В пятницу Виктория сдалась. Позвонила знакомому следователю. Выяснила по своим каналам: Павел Морозов действительно связан с нехорошей историей. Поймали с крупной партией «синтетики», улики против него, дело «железное». Но… что-то не сходится. Мелкий - почти мальчишка — и такие объёмы. Обычно на таких малолеток большие партии не вешают. И показания свидетелей какие-то странные, взаимно противоречат.
— Может, мать права?.. Может, его действительно подставили?.. — спросила себя Виктория.
В субботу утром она поехала в СИЗО.
Павел оказался высоким, худым — взгляд умный, цепкий. Так и хотелось сказать: вот ведь — мамины черты, тот самый разрез глаз, тот самый упрямый подбородок. Но если у Елены взгляд потерянный, потухший, то у Паши — злой, отчаянный.
— Ты кто? — недоверчиво спросил он.
— Адвокат. Виктория Климова.
— Мать наняла? У неё нет денег на такого адвоката…
Виктория ничего не ответила. Объяснения — потом. Сейчас важно только дело.
— Рассказывай. От начала до конца.
Паша рассказал. Всё как по учебнику. Безработный, денег нет, предложили — просто отвези, говорят, пакет из точки А в точку Б, ничего сложного, заработаешь немного. Догадывался, что незаконно. Подумал, максимум — травка. Когда приняли — оказалось, тяжёлые наркотики, да ещё с избытком.
— Кто предложил?
— Серёга Волков. Мы с ним учились.
— Где он сейчас?
— Пропал. Испарился буквально.
— Кто должен был забрать груз?
— Не знаю… Серёга сказал: «Придёт человек, назовёт кодовое слово». Всё.
Виктория заносила каждый ответ в блокнот. Классическая подстава — используют мальчиков для битья, потом сливают, и ищи-свищи того Серёгу.
— Паша, скажу прямо: дело тяжёлое. Но зацепки есть. Нужно найти Серёгу, доказать, что тебя использовали вслепую.
— Вы… вы возьмётесь меня защищать? — в голосе дрогнула надежда.
Виктория смотрит на него — и да, вот теперь она уже ни секунды не сомневается: это её брат.
— Возьмусь, — отвечает она. — Но только при полном доверии. Узнаю, что соврал — иду к следователю и закрываю дело. Договорились?
— Честно, сестра… то есть, — он запнулся.
— Ты знаешь, кто я?
— Мать рассказала. Сказала, что у меня есть старшая сестра, которая стала большим адвокатом.
Виктория усмехнулась, как-то по-взрослому и устало:
— Большой адвокат… Хорошо хоть не добавила — с огромным сердцем.
— А ты… ну, ты на неё злишься?
— На неё? — Виктория задумалась, будто действительно впервые всерьёз задумалась. — Я думала, что злюсь. Всё это время думала… Но, наверное, просто устала злиться. Тридцать лет — ты только вдумайся — это слишком долго для ненависти.
Дальше — сплошной водоворот дел. Недели тянулись напряжённые, безумные. Виктория погрузилась в расследование с головой, с тем самым упорством, которое не раз уже вытаскивало её из передряг. Нашла свидетелей, видевших Серёгу Волкова в тот самый день. Копнула — выяснила: у Серёги долги, причём серьёзные — и не перед теми, с кем лучше спорить. Пролистала протоколы — и обнаружила ошибки, странные нестыковки, а местами и откровенные небрежности.
Каждую неделю Виктория навещала брата в СИЗО. Прошёл месяц — и они уже не были чужими. Паша рассказывал о себе: как жили вдвоём с матерью после смерти его отчима, как денег не хватало, как мечтал поступить в институт, но не срослось. Виктория делилась кусочками своей жизни — как выбивалась в люди, как хваталась за любую возможность, как мечтала просто выжить.
— Ты не похожа на мать, — как-то бросил однажды Паша.
— В смысле?
— Ты сильная. А она… Она всегда кого-то боится. То отчимом пугалась, то начальства, то соседей. Всё извиняется. Всё ощущает себя виноватой.
— Жизнь её такой сделала.
— А тебя — другой?
— Да, — Виктория чуть улыбнулась. — Меня бабушка воспитала. Серафима Николаевна не умела бояться.
Параллельно с расследованием Виктория слышала регулярные звонки от Елены. Мать выясняла про дело, пыталась держать дистанцию, но лёд начал таять — едва заметно, осторожно.
— Виктория Сергеевна, — однажды несмело попросила по телефону Елена, — можно я подъеду в офис? Хочу передачу для Паши передать, продукты привезти…
— Хорошо.
Елена пришла с большой сумкой, в новом виде — аккуратная причёска, блузка чистая, будто на собеседовании.
— Как он? — спросила она у Виктории.
— Держится. Паша сильный, — лаконично ответила Виктория.
— В кого он такой сильный, не знаю, — Елена вздохнула. — Не в меня точно.
— Может, в отца?
Елена задумчиво смотрела куда-то в стол.
— В тебя, — тихо ответила. — Вы с ним похожи. Оба гордые и упрямые. Оба не умеете сдаваться.
— Ну… от кого-то же унаследовали. Вы-то, вот, сдались сразу.
Сказано вышло жёстче, чем хотелось. Елена вздрогнула, будто получила пощёчину.
— Прости… — вдруг сказала Виктория мягко, не узнавая свой голос. — Не стоило говорить так.
— Нет, ты права… Я всегда всего боялась. Забеременела тобой в пятнадцать, и испугалась так, что не было сил… В шестнадцать родила. Оставила у мамы — и сбежала. Потом замуж вышла, Пашу родила — думала, ну теперь-то всё наладится. Но не вышло: муж пил, умер рано, я опять осталась одна.
— А почему… почему не пришли ко мне раньше? Почему не сказали?
— Очень стыдно было, — честно призналась Елена. — Ты стала кем-то, а я… — развела руками, — я осталась никто. Что я могла тебе предложить? Только испортить идеальную картинку твоей жизни…
— Идеальную? — Виктория слабо улыбнулась. — Знаете, в чём проблема идеальной жизни? В ней нет места родным людям.
Прорыв случился месяц спустя. Частный детектив, нанятый Викторией, отыскал-таки Серёгу Волкова. Прятался в другом городе, но на жизнь не жаловался: обналичивал подставу по полной — деньги, весёлые компании… Всё оказалось просто. Когда Виктория села напротив и спокойно объяснила, к чему тот катится — либо сдаёт весь «конвейер», либо идёт под суд как соучастник — Серёга быстро согласился сотрудничать.
Всё было так — Павла реально подставили. Мелкая пешка, которая просто должна была взять на себя груз — и отвлечь подозрения от настоящих деловых ребят.
Суд прошёл быстро, как во сне. С учётом новых доказательств Павлу дали условный срок: наказание — за то, что согласился вообще на эту грязную авантюру. Но домой он ушёл свободным человеком.
Виктория вместе с матерью встречала Пашу у ворот СИЗО. Парень вышел бледный, ещё меньше и худее, чем был. Но в глазах — живая искра, жгучая надежда.
— Спасибо, сестра, — сказал он, обнял крепко. — Ты меня спасла.
— Нет, Паша, это ты сам себя вытащил, — ответила Виктория. — Не свернул с дороги, никого не оговорил. Это — поступок.
Они поехали вместе к Елене. Для Виктории это было впервые за тридцать лет — войти в дом матери. Скромная «двушка» на окраине, старая мебель, шкафы, фотографии Паши на стенах… Ни одной фотографии Виктории.
— У меня есть твои фотографии, — будто прочитав её мысли, тихо сказала Елена. — Просто я не решалась их выставлять. Не знала, имею ли право.
Она достала старенький альбом. В нём— школьные фотографии Виктории, которые когда-то передавала бабушка, вырезки из газет с её успехами, даже фото с какой-то корпоративной вечеринки, — видно, нашла в интернете.
— Я всегда следила за твоей жизнью, — шепнула Елена. — Гордилась тобой. И боялась появиться, боялась всё испортить.
Виктория листала эти страницы и вдруг поймала себя на странном ощущении — словно в груди начинает оттаивать то, что много лет было заморожено. Оказывается, мать всё-таки помнила. Может, по-своему, робко, издалека, — но помнила.
— А теперь что? — спросил Паша. — Мы ведь теперь семья?
Виктория посмотрела на брата, потом на мать.
— Не знаю, — честно призналась она. — Семьёй не становятся за один день. Это ещё строить и строить.
— А ты хочешь? — спросила Елена. — Вот эту самую семью строить?
Виктория задумалась. Её так называемая идеальная жизнь, действительно, была пустой. Всё — карьера, деньги, успех, — но что с того, если по вечерам дома только тишина?
— Хочу попробовать, — наконец сказала она. — Но только с условием: никто не пользуется нашим родством. Паша, если решишь поступать — поступай сам. Я могу оплатить учёбу, но экзамены сдаёшь только своими мозгами.
— Договорились, — серьёзно кивнул брат.
— И ещё одно — для всех. Только честность. Больше никаких недомолвок, тайн, оправданий. Мы уже слишком много лет потеряли.
Елена кивнула, сдерживая слёзы.
Прошло полгода. Паша поступил в институт на IT, оказался толковым парнем — гены всё-таки дают о себе знать. Елена устроилась на лучшую работу — офис рядом с домом Виктории.
А Виктория поняла вдруг: её жизнь наконец наполнилась смыслом. Есть клиенты, есть контракты, но теперь ещё и родные люди. Да, у них не идеальная семья — боль, обиды, непростой путь, — но эта семья настоящая.
В новогоднюю ночь втроём сидели на кухне у Елены, пили чай, строили планы на будущее.
— Знаете, о чём я думаю? — вдруг говорит Паша. — Хорошо, что меня тогда арестовали.
— С ума сошёл? — удивилась Виктория.
— Нет, серьёзно. Если бы не это, мы бы так и не встретились. Ты бы жила одна в своей башне, а мы бы так и не узнали, какая у нас есть сестра.
Виктория задумалась. И правда — удивительные у судьбы дорожки… Иногда именно тяжёлые испытания приводят к самым важным встречам.
— Может, ты прав, — согласилась она. — Хотя предпочла бы без тюрьмы обойтись.
— А я предпочла бы без тридцати лет разлуки, — тихо добавила Елена.
— Не будем о грустном, — сказала Виктория. — Главное — не то, что было. Главное — что у нас впереди. А будет у нас всё хорошо. Потому что мы теперь вместе.
За окном падал снег, стирал старые следы и как будто давал им чистую страницу. Виктория смотрела на мать и на брата и понимала — карьера, деньги, успех ведь только тогда и имеют смысл, когда ими есть с кем поделиться. Семья — не идеальная, но — своя.
И впервые за много лет Виктория почувствовала: её жизнь, наконец, стала по-настоящему счастливой.