Ощущали ли вы когда-нибудь пронзительную тишину и всепоглощающую пустоту в опустевшей квартире? Не ту тишину, что дарит желанный покой после трудового дня, а обжигающую, словно ледяной узор на замерзшем стекле. Когда в этом доме властвует не ваше присутствие, а гнетущая боль. Каждая вещь давит на вас, напоминая о прошлом.
На кухонном столе одиноко стоит стакан.
Одеяло сбито в бесформенный комок, лишь бы не видеть пустое место рядом.
Зеркало в прихожей стало безжалостно строгим, не прощающим усталых глаз, помятой одежды и потухшего взгляда.
Меня зовут Лидия Ивановна. Мне пятьдесят восемь, и я не предполагала, что судьба способна так резко изменить курс, с гладкой дороги перебросив на ухабистую, незнакомую местность. Да что там, я даже не допускала мысли о каких-либо переменах! Моя жизнь была спланирована, выверена, разложена по полочкам, как зимняя одежда: семья, устоявшиеся привычки, даже ссоры происходили по расписанию. Но однажды вечером, когда я готовила куриный суп и обдумывала, чем порадовать Анатолия в выходные, он вошел на кухню.
Я сразу почувствовала неладное, что-то изменилось в его взгляде… он был каким-то чужим, отстраненным.
– Лида, – произнес он тихо, словно боясь быть услышанным, – нам нужно поговорить.
Кажется, я подсознательно уже знала, что он собирается сказать. Пока он подбирал нужные слова, я увидела чемодан возле двери. Небольшой, дорожный… "Неужели командировка?" – промелькнула в голове глупая мысль. А потом он начал объяснять.
– Я полюбил другую. Не знаю, как это произошло. Там… ну, ты понимаешь. Все иначе. Прости. Я должен уйти.
У меня не нашлось слов. Мое тело словно оцепенело от холода. Я слышала его слова, но они пролетали мимо, безжизненные и пустые. Все происходило как в кино. Но почему-то в фильмах люди обычно плачут или бросаются вещами, а я стояла, сжимая половник так сильно, как никогда прежде, и наблюдала за тем, как медленно закипает суп в кастрюле, и как кипит ЖИЗНЬЮ привычный лук.
А затем – хлопнула дверь. Самая настоящая дверь, а не просто метафора.
Месяц. Целый месяц безумного одиночества, в котором запах табака все еще витал в шторах, а его чашка оставалась стоять на полке, словно упрек: не трогай, жди.
***
Первые дни словно в пелене. Даже в бреду от температуры, со стороны казалось, что жизнь продолжается: кипятишь чайник, моешь тарелки, запускаешь стирку. Я тоже пыталась имитировать нормальность. Начать всё заново. Но кому это было нужно? В тот день, помню отчётливо, открыла шкаф и увидела его пиджак. Тогда и решила: хватит, пора выкинуть его из головы.
Бесцельно бродишь по магазинам, взгляд скользит по витринам: брать или не брать – всё равно не приносит радости.
Звонок от Светы, коллеги:
– Лида, пошли в кино!
– Не хочу.
– Ну, давай просто посидим на лавочке? Посплетничаем, как раньше…
– Не могу. Пока не готова.
Никогда не думала, что одиночество ощущается как наждачная бумага: одновременно больно, неприятно и никак не избавиться. Даже привычный утренний чай стал казаться слишком приторным: я всегда клала две ложки сахара, а Анатолий ворчал, что это вредно.
Труднее всего переживать вечера пятниц. Обычно он покупал мороженое или фрукты: «Лидулечка, посмотрим старый фильм?» Теперь смотреть кино одной – не то. И мороженое кажется безвкусным.
И в какой-то момент задаешься вопросом: кто я теперь, без него? Просто «брошенка»? Нет, не хочу! Впервые произнесла это вслух – и испугалась собственной решимости. Я ведь не исчезла навсегда…
И тогда я начала заново открывать себя – неспешно расставляя фиолетовые фиалки на кухне, пересаживая старую герань.
Первым шагом стал неторопливый завтрак для себя. Максимальная забота, без суеты: сырники с мёдом и свежесваренный кофе в старой турке – просто так, для себя, без особого повода.
Потом перебрала старые фотоальбомы, как будто в каждом снимке искала утраченную себя: девочку в пионерском галстуке, невесту в свадебном венке, маму с двумя спящими детьми на руках. Куда же я пропала из собственной жизни?
Захотелось чего-то нового – для себя, а не «для нас».
Купила яркую блузку. Такая мелочь, но она вдруг мне подошла – и отражение в зеркале перестало быть таким мрачным.
Света, к счастью, не оставляла попыток меня развеселить:
– Лидка, хватит хандрить! Пошли в парк, я купила настоящую итальянскую пасту, приготовим у меня!
– Спасибо, Светочка… – ответила я и – впервые за месяц – согласилась прийти.
Оказалось, что можно смеяться от души, даже если смех перемежается со слезами.
В какой-то вечер я уснула одна – и не проснулась с криком: «Где он?» Просто спала.
И вдруг – звонок в дверь. Сначала один раз. Потом снова.
На пороге – Анатолий. Совсем не такой, каким уходил: измученный, небритый, в чужой, поношенной одежде. Смотрит в пол. Кажется, что в нём стало меньше жизни.
– Лида… – шепчет, будто боится, что кто-то услышит. – Прости. Я был не прав. Она… Это была ошибка. Я не могу без тебя. Я… прошу, вернись.
– Просишь?
– Лида… Я на коленях. Прости меня.
Он и вправду опустился на колени – в прихожей, прямо у шкафа, аккуратно, словно в церкви. Глаза полны слез. Губы дрожат.
Ком в горле. Думаю: жалко его? Скучно одной? Обидно? Или вообще – ничего этого нет, а просто пустота, к которой я уже начала привыкать…
Он дрожит, пытается что-то сказать. Я смотрю… И не плачу. Даже не рыдаю. Просто дышу, тяжело – как после долгой прогулки в мороз, когда не хватает воздуха.
***
Мир застыл в дверях. Одно движение моей руки — и он исчезнет. Или же я присяду рядом, поглажу по голове, как когда-то, когда его обокрали и он вернулся домой без гроша.
Но былой бури в душе больше нет.
И гнева тоже.
Лишь абсолютная ясность: я больше не та Лида, которую он оставил месяц назад.
Невероятно, как быстро меняется самоощущение, когда вокруг нет привычного тембра, спешки, его вечных «Лида, где мои носки?!», «Ты купила сахар?», «Опять смотришь свои глупые сериалы…». И внезапно видишь жизнь в родной квартире совершенно другими глазами: вот мой столик для хобби, на окне благоухает кофе, а утренний свет падает так, как нравится только мне…
Я села напротив него на скамейку у подъезда.
Мы молчим. Он вытирает ладонью глаза — не то слезы, не то испарина.
Хочется сказать тысячу фраз. Нет – хочется помолчать.
Наконец:
— Знаешь, Толя… Развод – это удивительно. Я думала, без тебя всё рухнет, а я вместе со сковородками и занавесками.
— Лида! — Он вскакивает. — Я был идиотом! Не ценил! Она… она чужая, понимаешь? Всё не то! Ты – особенная, ты – мой очаг.
Вот оно что. Ему нужен был просто очаг, а не я.
— А я не хочу быть просто очагом, — тихо, отчетливо, словно ступаю по краю пропасти. — И больше никогда не буду.
Он опускает взгляд, слова замирают. Тишина.
Я вижу его плечи, сгорбленные, испуганные.
Всё внутри меня, что было мягким, готовым к прощению, вдруг стало твердым, как отшлифованный рекой камень. За этот месяц я привыкла быть одна, привыкла ценить себя — впервые за долгий период.
— Ты не представляешь, как тяжело было украдкой плакать, когда ты ушел, — снова дрожит голос, но уже без надрыва. — Не верила, что переживу. Пережила. Теперь – впервые за долгое время прислушиваюсь к себе.
Он шепчет:
— Дай мне шанс всё исправить… Я больше не повторю эту ошибку.
А я – наклоняю голову, как когда-то в детстве делала мама:
— Люди не меняются за месяц, Толя. И я уже не та, кого можно вернуть, как книгу из библиотеки. Любовь – это не ремонт, не готовка. Мы оба разрушили этот дом. Но я, знаешь что… научилась быть счастливой в одиночестве. Учусь заново. И, если честно, сейчас не хочу обратно… Даже если ты будешь умолять на коленях.
Он резко поднимается, вытирает щеку. Я жду слов, ненужных или нелепых, но он молчит.
И вдруг просто обнимает меня — словно в последний раз.
— Прости…
И уходит, не оборачиваясь.
Я стою. Сердце будто колет, но не от боли, а от гордости: впервые за долгие годы я поставила себя на первое место.
***
Миновало ещё несколько недель. Я перестала считать дни с момента его ухода – и в чём смысл? Словно сбросила старое, тяжёлое бремя и, подобно ребёнку, заново постигаю жизнь.
Мои утра – с чашкой кофе и блокнотом, куда записываю впечатления от сновидений.
Мои вечера – с книгой, чьё чтение никто не прервёт громким звуком спортивной трансляции.
Мои праздники – в компании подруг, с обожаемой внучкой (недавно она начала произносить “баба Лида!”), под тёплым пледом и с любимым сериалом, который теперь никто не станет критиковать.
Иногда я мысленно возвращаюсь к произошедшему – даже не с грустью, а с осознанием, что где-то в прошлом живёт та Лида, которую пугала перспектива одиночества.
Теперь – страха нет.
С Анатолием мы поддерживаем связь – по необходимости, по рабочим вопросам, редко. Он кажется умиротворённым – и, похоже, по-своему признателен. Возможно, мы оба приняли важное решение раз и навсегда.
Однажды вечером, сидя за праздничным столом в окружении семьи, я поймала себя на мысли: как же здорово, что я осталась ПРЕДАНА своим принципам. Как же важно вовремя осознать – твой дом там, где находишься ты сам.
Вот мой ответ, – прошептала я своему отражению в окне, когда в очередной раз готовила ужин только для себя.
Я сделала выбор в пользу своей жизни. Не движимой страхом, не продиктованной одиночеством, а наполненной благодарностью к себе. И если кто-то желает вернуться в прошлое – пусть идёт своей дорогой. Моя история движется – вперёд.
Знаете, теперь я с радостью встречаю каждый новый день. Даже если случайно разобью тарелку – это не беда. Важно не бояться быть собой. Это оказалось гораздо приятнее, чем жить в ожидании чьего-либо возвращения.
Ну а вам, мои дорогие, если вдруг окажетесь на подобном перепутье – верьте в себя. Не бойтесь остаться наедине с собой, хотя бы на какое-то время. Это совершенно не страшно. Напротив – в этом кроется настоящая сила.