Артём ушёл из семьи, когда Мише исполнился год. Ребёнок ещё толком не научился ходить и ползал змеёнышем по холодному линолеуму трёхкомнатной хрущёвки, постоянно требуя грудь. Прижимался к матери всем своим крохотным тельцем, когда становилось тёмно или слишком громко работал допотопный телевизор «Рубин», настроенный на военные сводки из Чечни. Когда падала тяжёлая чугунная сковородка или взрослые начинали о чём-то ожесточённо спорить, повышая голоса до крика.
В такие тревожные минуты малыш испуганно взбирался по маминой ноге, цеплялся за острые коленки своими пухлыми ручонками и копошился в потёртых халатных пуговицах. Чмокал розовыми пухлыми губами и жалобно хныкал, требуя не то еды, не то защиты от враждебного взрослого мира. Артём наблюдал за этой сценой с плохо скрываемым пренебрежением, поджимал губы и злобно сверкал глазами, а потом говорил, чисто плевал в сторону:
— Делаешь из пацана нюню! Ему уже год исполнился, а всё грудью кормишь! Вырастет маменькиным сынком!
Ольга краснела и с огромным трудом сдерживалась, чтобы не сорваться на крик:
— А ты хочешь, чтобы я вручила ему кирку и отправила на работу в шахту? Или может быть, дать ему автомат и послать воевать? Он же ещё совсем крошка!
Артём со злостью бросал на стол недоеденный кусок чёрного хлеба, так что крошки разлетались по всей кухне:
— Какая же ты дура безмозглая! Просто воспитывай по-человечески, а не как курица-наседка! Мужика из него делать надо!
Затем этот великий знаток педагогики и детской психологии демонстративно шёл в ванную бриться, заливая противной мыльной водой плюшевый розовый коврик, который Ольга купила ещё до свадьбы. Обильно душился дешёвым одеколоном «Шипр», одевался в свою единственную приличную куртку и пропадал из дома на несколько дней подряд. Возвращался довольный и ублажённый, с блеском в глазах и запахом чужих духов на воротнике рубашки.
Часами чаёвничал на кухне, самодовольно кивал стоптанной домашней тапкой в такт каким-то своим мыслям и поглядывал на жену свысока, словно она была ему чем-то обязана. Рассказывал туманные истории о своих «делах» и «важных встречах», но на прямые вопросы отвечал уклончиво.
Вскоре после окончательного ухода Артёма, который так и не удосужился официально развестись, в их тесную двухкомнатную квартирку переехал мамин отец. Дед Николай Иванович, высокий худощавый мужчина, подрабатывал сторожем в районном детском саду номер семнадцать. По вечерам он терпеливо мастерил внуку скворечники из фанерных досок и выращивал на узком балконе помидоры «черри» в самодельных ящиках из-под водки.
Дед обожал читать и часто комментировал толстые книги о Великой Отечественной войне, показывая пальцем на пожелтевшие страницы. Терпеливо подсказывал Мише, как правильно прыгать в длину, отталкиваясь всей стопой, и кататься на старых деревянных лыжах, доставшихся ещё от покойной бабушки. Учил мальчика бережливости и экономии, например, обязательно закрывать кран во время чистки зубов и не оставлять включённым свет в пустых комнатах.
— Копейка рубль бережёт, — любил повторять дед, — а рубль семью кормит.
Единственное, что омрачало их скромную жизнь, — в семье постоянно катастрофически не хватало денег. Ольгина зарплата медсестры в районной поликлинике была смехотворно маленькой, а дедова пенсия и вовсе копеечной. И однажды на Новый год, когда Мише исполнилось уже семь лет, мальчик проснулся рано утром и нашёл под скромной искусственной ёлочкой старый дедов шерстяной носок, в котором одиноко болталась единственная конфета «Рыжик» в зелёном фантике.
Парень, конечно, расстроился, ведь он так мечтал получить радиоуправляемый грузовик, как у соседского Вовки, или хотя бы новый футбольный мяч. Но вида не подал, не заплакал и не устроил истерику. Дед Николай Иванович заметил его огорчение, тяжело вздохнул и присел рядом на корточки. Срывающимся от волнения голосом он объяснил внуку, что носок на самом деле хоть и старый, потёртый, но самый настоящий волшебный.
— Видишь ли, Мишенька, — говорил дед, гладя мальчика по вихрастой голове, — этот носок достался мне от моего деда, твоего прапрадеда. А тому — от его деда. Это семейная реликвия. И отныне каждый день в нём будет появляться новая конфета. Только ты никому не рассказывай, это наш с тобой секрет.
Так и повелось: каждое утро Миша получал своё сладкое лакомство и был по-детски счастлив. Конечно, иногда проскальзывала дешёвая карамелька «Барбарис» или леденец «Монпансье», но обязательно завёрнутая в яркий фантик. А чаще всего там лежал долгожданный «Рыжик» с изображением пушистого рыжего зверька.
Дед никогда не забывал пополнить запас, вставая на полчаса раньше и тихонько подкладывая сладости. Он экономил на своём скудном питании, чтобы купить внуку эти копеечные конфеты, но Миша об этом не знал и свято верил в волшебство.
Со временем внук вырос, выучился на инженера, женился на хорошей девушке Наташе, обзавёлся двумя детьми — Катей и Петей — и забрал постаревшего деда к себе в новую трёхкомнатную квартиру. Дед Николай Иванович, теперь уже совсем седой и опирающийся на резную деревянную палочку, всё пытался быть полезным и не сидеть на шее у родных.
Он высадил в длинном пластиковом ящике свои любимые помидоры, которые ставил на подоконник, терпеливо перечитывал потрёпанные книги Юрия Сёмина и старательно объяснял маленьким правнукам сложные исторические события:
— Вот видите, дети, ласточка в этой книге — это не птица вовсе. Ласточка — это позывной лётчика Серёжи Головлёва. Он был совсем молодой, почти как ваш папа сейчас.
Правнуки Катя и Петя подозрительно поглядывали на говорливого старика своими умными глазами и тут же ныряли обратно в свои планшеты и смартфоны, где кипели захватывающие виртуальные баталии.
Как-то раз на Новый год, когда деду исполнилось уже восемьдесят три года, Миша решил сделать ему особенный сюрприз. Он подарил дорогой немецкий слуховой аппарат, который долго выбирал в специализированном магазине, а в красивый рождественский валенок, купленный специально для этого случая, бережно запихнул большое красное яблоко сорта «Антоновка».
Дед растроганно поблагодарил за возвращённый слух, с интересом рассматривал миниатюрное техническое чудо, а когда увидел «волшебный носок» с яблоком — неожиданно расплакался, утирая слёзы дрожащими руками.
— Дедушка, ты не расстраивайся, пожалуйста, — взволнованно говорил Миша, обнимая старика за худые плечи. — Этот валенок тоже волшебный, как тот носок в моём детстве. Каждый день в нём будет появляться свежий фрукт. Витамины тебе нужны.
Дед Николай Иванович понимающе кивал седой головой, бережно разрезал ароматное яблоко на мелкие кусочки своим перочинным ножиком и медленно отправлял их в свой беззубый рот, с наслаждением причмокивая.
С тех пор каждое утро он стал получать свою порцию витаминов — то яблоко, то грушу, то банан, то апельсин. А Миша, собираясь в очередную командировку и укладывая вещи в потёртый чёрный чемодан, неизменно твердил, целуя деда в морщинистый лоб:
— Не грусти, дедушка. Не скучай без меня. Я обязательно вернусь ровно через три яблока.
И старик улыбался беззубой улыбкой, кивал головой и терпеливо ждал, считая дни фруктами, как когда-то его внук считал дни конфетами. Так замкнулся круг любви и заботы, передаваемый из поколения в поколение.
Автор: Елена Стриж ©