Найти в Дзене
Психолограм.ru

«Я презираю своего мужа, но живу от его зарплаты до зарплаты. Каждое 25-е число я забываю обо всем»

Наш брак давно превратился в рутину, продлеваемую по привычке и удобству. Любви нет уже много лет, уважение улетучилось. Осталось только расписание дня и общий счет. Лицо мужа вызывает у меня скрежет зубов, а его голос царапает душу, как наждак. Но раз в месяц, двадцать пятого, это отвращение притупляется, заглушаемое шелестом купюр. В этот день я забываю о его колких замечаниях и презрительных взглядах. Тогда, и только тогда, я могу улыбаться. Не ему, конечно, а пополнению нашего счета. «Ты вернешься?» — громко спросила. Ответа не было. Как всегда. Его молчание было красноречивым — полное безразличие. В тот вечер он снова ушел, не сказав ни слова. Как будто он был призраком, а не моим мужем. Я опустилась на диван. В гостиной было темно, свет от телевизора выхватывал немытую посуду и мятое худи на спинке кресла. Его худи. Даже прикосновение к нему вызывало неприятную дрожь. Где он был? С кем? Это уже не было ревностью. Я перестала ревновать, когда наш ребенок еще не пошел. Это бы
Оглавление

Наш брак давно превратился в рутину, продлеваемую по привычке и удобству. Любви нет уже много лет, уважение улетучилось. Осталось только расписание дня и общий счет. Лицо мужа вызывает у меня скрежет зубов, а его голос царапает душу, как наждак. Но раз в месяц, двадцать пятого, это отвращение притупляется, заглушаемое шелестом купюр. В этот день я забываю о его колких замечаниях и презрительных взглядах. Тогда, и только тогда, я могу улыбаться. Не ему, конечно, а пополнению нашего счета.

Нас объединяет только тишина

«Ты вернешься?» — громко спросила.

Ответа не было. Как всегда. Его молчание было красноречивым — полное безразличие. В тот вечер он снова ушел, не сказав ни слова. Как будто он был призраком, а не моим мужем. Я опустилась на диван. В гостиной было темно, свет от телевизора выхватывал немытую посуду и мятое худи на спинке кресла. Его худи. Даже прикосновение к нему вызывало неприятную дрожь.

Где он был? С кем? Это уже не было ревностью. Я перестала ревновать, когда наш ребенок еще не пошел. Это было презрение. Холодное, тяжелое, наполненное отвращением. Презрение к тому, как он со мной говорил, как смотрел, как воображал себя кем-то значительным. А кем он был на самом деле? Мужик, который приходил с работы, валился на диван и комментировал мою жизнь с видом ресторанного критика.

— Опять твои кулинарные эксперименты? — мог он бросить, даже не попробовав.

Я смотрела на него тогда и понимала: если бы существовало понятие эмоционального развода, у меня давно были бы все бумаги на руках. Но нет. Я все еще ждала. Не поцелуя. Не извинений. Я ждала двадцать пятого. Потому что в этот день приходила зарплата. И тогда, на короткое время, я забываю, что презираю этого человека. Потому что счета сами не платятся, а я давно перестала мечтать о чем-то большем, чем просто стабильность.

Сладкая жизнь в кредит

Раньше я думала, наша жизнь будет как в инстаграме — смеющаяся пара за столиком в кофейне, их руки переплетены над чашкой капучино. На деле же она больше напоминала кусок докторской колбасы на тарелке с жиром — что-то съедобное, но безвкусное и бессмысленное. По выходным мы навещали его мать. Я сидела там, как дура, слушая, как она расхваливает сына. Какой он работящий, как хорошо зарабатывает, что «мой Сереженька — просто золото». Золото? Может быть. Но самое дешевое, поддельное.

-2

— Ну как, доченька, все хорошо? — спросила как-то его мать, чистя картошку.

— Замечательно, — ответила я, стиснув зубы. — Погода хорошая, работы много.

В это время Сергей сидел за столом с пивом, листал ТикТок и хихикал, как школьник. В машине стояла невыносимая тишина. Я молчала, потому что если бы заговорила — закричала. Он молчал, потому что ему было на меня наплевать. Даже наша ипотека связывала нас крепче, чем чувства — у нее хотя бы была дата погашения. Муж был вечно недоволен: едой, мной, жизнью. А я злилась на него, но еще больше — на себя, за то, что все еще здесь.

И тогда, когда казалось, что больше не выдержу, наступало двадцать пятое. На счет падало сто шестьдесят пять тысяч. И вдруг все стихало. Ни ссор, ни претензий. Были деньги на кредит и на новую помаду. Вот только тяжесть внутри оставалась прежней.

Тогда я могла выдохнуть

25-го я просыпаюсь раньше. Еще не открыв глаз, чувствую легкое щемление в животе, как в детстве перед праздником, и знаю — сегодня мой день. Это праздник. Не потому что мы что-то отмечаем. Нет. Но поступление на счет делает свое дело. Я встаю, включаю чайник, завариваю кофе и сажусь за стол. Открываю банковское приложение. Я как игрок, проверяющий выигрышный билет. И потом... наступает тот самый момент. Поступление: 165 423 рубля. И сердце смягчается. Минут на пятнадцать я перестаю злиться. Просто облегчение.

На кухне появляется Сергей.

— Ну что, деньги пришли? — бормочет он, зевая.

— Пришли, — отвечаю я, делая глоток кофе.

Мы не смотрим друг на друга. Но в тот день атмосфера разряжается. Я не комментирую бардак в ванной, а он не ворчит, что я опять потратила три тысячи на сыворотку для лица. Я иду в ТЦ. Покупаю себе новое белье, может быть, блузку. Иногда книгу. Несколько часов я притворяюсь женщиной, у которой все хорошо. Смотрю в зеркало и улыбаюсь. И в голове крутится один вопрос: как долго я еще буду так обманывать себя?

Вечером я готовлю ужин, наливаю ему пива. Мы смеемся над шоу по телевизору. Кажется, мы живем как нормальные люди. Но это всегда длится день, от силы два. Потом все возвращается. 

Больше, чем просто гнев

Однажды, сразу после двадцать пятого, когда в воздухе еще витал запах свежеоплаченного кредита и нового геля для душа, я вернулась домой раньше обычного. Сергей сидел на диване с какой-то девчонкой. Молоденькой. С рыжими волосами и кольцом в носу.

— Это моя коллега по работе, Катька, — бесстрастно произнес он, будто показывал новую вазу.

— Привет, — сказала девушка и протянула руку, будто мы встретились на шашлыках у родни.

Я пожала ее руку. Сухо. Холодно. Сцены не закатила. Поставила чайник, пошла в ванную. Закрыла дверь, посмотрела на себя в зеркало. И не узнала эту женщину. Я была никем. Прозрачной. Женщиной, которая не устраивает сцен, а просто молчит. Женщиной, которая ждет двадцать пятого. Я вышла. Катька уже собиралась.

— Пока, Серёж! — бросила она, чмокнув его в щеку. Я не среагировала. Как будто это происходило где-то в параллельной реальности.

Когда дверь закрылась, я повернулась к нему.

— Сергей, ты действительно считаешь меня полной дурой?

— Чего раздухарилась, дорогая? — ответил он, хватая пульт. — Ты же знаешь, ничего не было.

— Я не знаю. Я уже ничего не знаю, — прошептала я.

Потому что то, что я чувствовала тогда, было уже не просто злостью. Это был... стыд. Стыд за то, что меня купили так дешево. Что цена моего достоинства — 165 423 рубля в месяц. И что у меня даже не хватает духу по-настоящему возмутиться этим.

-3

Я ничего не хочу с ним

Я налила себе кофе, поставила чашку на подоконник. На кухне было тихо, только тиканье часов разбивалось о стены, как эхо одиночества. Кофе остыл, прежде чем я сделала глоток. Я смотрела в окно на людей, спешащих на работу, с сумками, с сигаретами, с детьми за руку. Казалось, у каждого было дело, цель. У меня же не было ничего, кроме осознания, что скоро... снова не будет двадцать пятого.

Сергей уехал «на тренировку» с друзьями. Должен был вернуться через три дня. Он не звонил. И ладно. Не надо было. Я знала его расписание: немного водки, немного понтов, куча вранья. Даже если бы позвонил, я бы не ответила. Вечером я снова достала коробку с фотографиями. Из тех времен, когда мы еще смеялись. Он с гитарой, я с прической, как в сериале. Мы на Кавказе, мы на море, мы в первой однушке с бабушкиной мебелью. И я вспомнила, что когда-то была счастлива. С ним. По-настоящему.

Голова закружилась от внезапного тепла. Но потом я посмотрела даты на фотографиях. Все это было до первых оскорблений, первых скандалов, первых молчаний, растягивавшихся на недели. Я взяла остывший кофе, выпила залпом, будто это что-то изменит. На вкус он был не так уж плох. Может, я просто привыкла к вещам, которые когда-то отторгала? И тогда пришла мысль, которой я боялась: а может, и я сама уже часть всей этой серости? Может, виноват не только он?

Я ненавижу его каждый день

Двадцать пятого снова пришла зарплата. Я снова открыла приложение, снова увидела цифры, которые на миг притупили боль. Я сидела на кровати и долго не могла оторвать взгляд от этих цифр. Это было мое любимое время месяца. Какая ирония. Сергей вернулся вечером, будто ничего не случилось. С сумкой, улыбкой и бутылкой вина.

— Ну как, дорогая? — спросил он, чмокнув меня в макушку. От него пахло женским шампунем.

— Ничего, — ответила я. — Зарплата пришла.

— Отлично. Может, суши закажем? — небрежно бросил он.

— Конечно, — улыбнулась я.

И мы заказали. Ели перед телевизором, я пила белое вино, он уснул с контейнером соевого соуса в руке. И тут меня осенило: я как этот соевый соус. Невидимка. Неважная. Нужная для вкуса, но не для любви. Но я не встала. Не вылила ему соус на голову. Не стала собирать чемодан. Потому что идти мне было некуда. А правда была в том, что где-то глубоко внутри я подсела. На эти сто шестьдесят пять тысяч, на двадцать пятое, на эту суррогатную безопасность.

Я презирала его. Я презирала себя. Но... я все еще была здесь. И думаю, что останусь здесь еще надолго.

История, которую вы только что прочитали – это крик души, запертой в клетке финансовой зависимости и эмоционального опустошения. Перед нами классический, к сожалению, распространенный случай созависимых отношений, где основная связь давно перестала быть любовью или даже уважением, а свелась к транзакционной функциональности. 

Почему она остается? Это не просто "слабость". Это комплекс факторов: глубокая финансовая несвобода (реальная угроза нищеты), эмоциональная истощенность, низкая самооценка, страх неизвестности, привыкание к токсичной стабильности (известное зло лучше неизвестного), отсутствие поддержки и, возможно, внутренняя убежденность, что она "заслужила" такую жизнь или не способна на большее ("может, я часть этой серости?").