Я хорошо запомнил день, когда Алина предложила поездку.
Дождь начался еще утром. Мы отсидели только три урока – физику и две математики – а после отправились на тренировку. Барабанили мячи по полу, барабанил ливень по крыше. Данила Мусатов прицелился для трехочкового, но тут шарахнул гром, и он промахнулся.
На носу был Кубок Главы. Заигрываться в баскет накануне экзаменов было не лучшей идеей, но приз за первое место.… Десять тысяч есть десять тысяч.
В раздевалке я протер шею и подмышки, отдышался. Вонь тут стояла, конечно, будьте-здрасьте. Дешевые дезодоранты спорили с нестираными носками. Моя рубашка из дрянной синтетики прилипала к телу, умножая запах пота.
Алина дожидалась меня у входа в спортзал.
- Электив по английскому отменили, - сказала она. – Можно идти домой.
- Что случилось?
- Учителей отправили в библиотеку, будут исправлять учебники. Мусатову спасибо, его движуха.
- Заставили-таки?
- Куда они денутся, бедолаги? Мама сказала, работы на несколько часов. Может, по беляшу? Проголодалась.
Дождь ослабевал. Рубашка уже была мокрой, я обмахивал ее лацканами пиджака.
- По беляшу.
***
Удивительно, как Алина стала моей лучшей подругой на новом месте.
Мы перебрались из Самары в Елабугу прошлой осенью. Родителям предложили неплохие должности на экономической зоне, и мне пришлось тащиться в провинциальный городок следом за ними. С одноклассниками я нашел общий язык, но мы стали не ближе, чем пассажиры рейса «Казань – Елабуга». Исключением была Алина. Мы собирались сдавать ОГЭ по английскому языку, и на элективах нас посадили за одну парту. На третьем или четвертом занятии я заметил, что она внимательно смотрит в мое письмо. Задание 35, email to your pen-friend.
- Я бы поменяла «tonight» на «this evening». Объема добавишь. Да и просто слово тупое.
- Что с ним не так?
- В американской попсе им часто заканчивают строчки. Да и не только в попсе. И не только в американской. «А-за-за тунайт!» В каждой второй песне, бесит ужасно. Даже у Эрика Клэптона есть такой косяк, хотя мужик делал годноту.
Вердикт британскому гитаристу от девятиклассницы звучал весомо. Так и разговорились.
Алина была проблемной ученицей. Троечница, прогульщица. Дважды ставили на учет. Еще во втором классе она нашла в «Телеграме» видео, где китаец размалывал в блендере живого котенка. Алина отправила ролик в чат одноклассников. Все были в ужасе. Девочку вызвали к психологу: «Ты хоть понимаешь, какой шок был у ребят? Зачем ты это сделала?». Алина стояла у стола, выставив от гнева челюсть. Тряслась. Из глаза выкатилась слезинка. В тот день от нее не дождались ни слова, ни писка. Единственная слезинка была ее ответом. Мама Алины, учительница из той же гимназии, оправдывалась: «Она сильно изменилась. После случая с папой стала агрессивной, плохо ладит с людьми. Пожалуйста, дайте шанс ребенку».
Шанс ей дали, но на школьный учет все же поставили. Во второй раз девчонка угодила уже на карандаш елабужского ОДН. Говорили, что она серьёзно покалечила одноклассника и едва не отправилась в спецшколу. Одноклассники сторонились Алины, словно она носила банку с кислотой в рюкзаке, и в порыве гнева могла устроить им индийский обжигающий душ.
Как вы поняли, друзей у неё не было. Может, поэтому мы и сблизились. Я – неразговорчивый новичок, объявившийся в классе за полгода до выпускного. Она – отщепенец, увидевший во мне последний шанс завести хоть какого-то товарища.
Помню я, как зимой ковырял невкусную кашу в столовке. Альберт вертел тяжелую кружку.
- Суровый бугульминский фарфор. Раритет, такие завозили в школы еще в конце нулевых. Но эта жива до сих пор. Сам завод давно закрылся. Угадаешь, почему?
Я пожал плечами.
- Обанкротился из-за нерационального производства. На эту кружку потрачено материала в три раза больше, чем нужно. Но они почему-то делали эти кирпичи.
Альберт допил чай, с грохотом поставил кружку на стол.
- Такую же Алина разбила о башку Руслана Сафиуллина. Представь силу удара. Вон там, под раковинами, была огромная лужа крови. Он сказал ей что-то нехорошее, прям очень жесткое. Алина схватила тарелку и долбанула его по голове. Руслан и сообразить ничего не успел, а она уже была у него за спиной с бугульминской кружкой. Расколотила прямо об макушку, он упал и затрясся. Визг стоял на всю столовку, а Алина говорила так спокойно: «Ответственность за свой поступок осознаю. Но ублюдка надо было наказать».
Я покосился на Алину – она в одиночестве сидела за дальним столом и что-то выбирала из пластикового контейнера.
- Да уж, боевая тигрица.
- Амазонка. Так что следи за словами.
***
Когда Алина была в хорошем настроении, всегда говорила «мамичка».
- Сначала зайдем в библиотеку, ключи у мамички заберу.
Учителя что-то вырезали из листов А4 и вклеивали в наши учебники английского языка. Вместо того, чтобы готовить нас к ОГЭ, они занимались очередной комичной и унизительной работой по велению начальства. Причем наивысшего начальства. В конце апреля произошел большой скандал. На 112 странице нашли нечто незаконное, быстро слили в СМИ, новость дошла до министра. Во все российские школы пришел приказ немедленно вымарать крамолу. Уверен, что где-то в Самаре моя любимая Татьяна Аркадьевна занималась тем же самым.
- Мамичка, я ключи дома забыла. Отдай свои, плиз.
- Собаку выведи. И не забудь ей лапы помыть после прогулки, - учительница протянула дочери связку.
Я всегда удивлялся контрасту между Алиной и её мамой. Последняя всегда приходила на работу с безупречной укладкой и дорогим маникюром. Статная, утонченная, в стильных брючных костюмах. И Алина, вечный гном в оверсайз-балахоне. Она жаловалась на свою мужицкую фигуру и никогда не вылезала из мешковатой одежды. «На мамичку тут много кто слюни пускает. А одноклассники говорят, в кого же я такая стрёмная пошла. Своими ушами слышала» - как-то призналась мне Алина. Я, конечно, мог сказать, что дело не только в красивой маме. Если бы Алина почаще мыла голову и ухаживала за кожей на лице, ее бы никто стрёмной не считал.
Мы вышли из гимназии. Еще моросил дождь, теплый и ароматный. В пекарне мы купили по беляшу и уселись на лавочку.
- Хрючево после тренировки, самое то, - сказал я.
Алина сгрызла беляш из целлофанового пакета, запила его энергетиком и звонко рыгнула. Воспитание настоящей английской леди, не иначе.
- Хочешь покататься на великах в воскресенье? Не по городу, а до самого леса нацпарка. Всю неделю будет жара, грязь быстро высохнет. Я покажу тебе Шоссе страданий.
- Что?
- Карту открой.
Я запустил приложение «Яндекса» и отдал ей смартфон. Алина жирными пальцами рисовала змейки на экране.
- Вот, поселок Мальцево, километров пятнадцать от Елабуги, если по полям. Мажорское местечко. Мусатов туда скоро перебирается, у них там такой домишко строится! Рядом – заповедник. Видишь просеку?
Лесной массив разрезала ровная, словно отмеренная линейкой, дорога.
Делая вид, что хочу внимательнее рассмотреть карту, я положил подбородок на плечо Алины. Через мгновение ладонь мелькнула перед моими глазами и шлёпнула по виску. От сильного чапалаха запрыгали звёзды перед глазами.
- Эй, ты чё?
- Еще раз так сделаешь – втащу туда, где побольнее.
И потом, словно ничего не произошло, продолжила:
- Маршрут экстремальный, прямо ух! Я пару раз там каталась. Главное, по Шоссе страданий надо ехать на велосипеде. Если идти пешком, ничего не почувствуешь. В машине, наверное, тоже эффекта не будет. А вот на велике…
***
Вы не поверите, но именно мой одноклассник Данила Мусатов нашел в учебнике предательский контент. Вот как было дело.
В конце апреля, когда перед долгими выходными ученикам не хочется учиться, а учителям учить – простите за тавтологию – мы изучали тему экологического активизма на уроке английского. Наша милейшая Фарида Акрамовна включила диалог, где герой собирался отправить пожертвование в Фонд дикой природы. Данила поднял руку.
- Вы знаете, что эта организация признана в РФ нежелательной? А Майк еще и деньги им хочет послать. Это же пропаганда спонсирования врага!
Нам тогда показалось, что это лишь шутка. Даже Фарида Акрамовна усмехнулась:
- Ну, сейчас мы будем делать грамматические упражнения. Там все законно, я проверяла.
Алина же съязвила:
- Учебник вышел в 2015 году. Тогда враги еще не мерещились на каждом углу.
Данила не бездействовал. Обеспокоенный гражданин в тот же день написал жалобу в Министерство просвещения, где потребовал изъять весь тираж из российских школ, а к следующему учебному году выпустить новый. Ответ пришел быстро. Мусатова похвалили за его патриотическую позицию, но добавили, что так быстро обновить учебники невозможно. И, все же, молодец парень. Как хорошо, что даже школьники бдят.
Министерство нашло изящное решение. В школы пришла обновленная версия диалога без упоминания Фонда дикой природы. Нас заставили подписать книги и сдать их на сутки. Помню, как Алина прилепила на форзац стикер со словами «Сей экслибрис подтверждает, что учебник принадлежит Шляпниковой Алине, 9А класс. P.S.: Мусатов – чёрт».
После уроков учителей английского отправили в библиотеку – вырезать листочки с новым текстом и вклеивать на 112 страницу. Именно поэтому электив и отменили.
Домой идти не хотелось, и я напросился на прогулку с собакой. Алина вывела во двор Тристана, прыгучего бордер-колли со смешными ушами. Пёсель изучал каждый фантик в мокрой траве и шлепал по лужам. Я слышал, что это пастушья порода. Тристану сейчас бы гонять овец по шотландским выпасам, а не нюхать мусор в елабужских дворах.
- Идем уже, утырок пушистый! – Алина дергала поводок.
- Мусатов сегодня хвастался, мол, скоро даст интервью какому-то блогеру из Москвы. Создал телеграм-канал.
- Не удивлена. Доносчиков сейчас чтут. Это в Союзе стукачество считалось делом постыдным, позорным. Поэтому все жалобы писали анонимно. А сегодня таких героев поддерживают на самом высоком уровне, выставляют борцами за справедливость. Вот увидишь, Мусатов себе карьеру на этом построит.
Интервью вышло в четверг. Данила говорил, что не собирается останавливаться на своей находке в учебнике английского. «Уверен, и в других книгах есть много опасных идей, - говорил он на камеру смартфона. – Взять того же «Гарри Поттера». У профессора МакГонагалл нет детей. Чему это может научить наших читателей?».
Уже к концу недели Данила был звездой в нашей гимназии. Девочки из младших классов перешептывались в гардеробе: «Да он краш!». Меня это, если честно, ужаснуло. Алё, этот тип сорвал уроки английского, создал головную боль для учителей и директоров по всей стране, а вы умиляетесь. Телеграм-канал Данилы вырос до тысячи подписчиков, он выдумал название своей пастве: «мусатовцы». Призывал искать вредные идеи в школьных учебниках и жаловаться в Министерство. Всего за неделю мой одноклассник стал предводителем нового движения школьников. Пока что неформального, но бог его знает, что будет дальше.
На субботней тренировке я окликнул Данилу:
- Как там борьба? Говорят, в учебниках биологии есть слово «эволюция». Это надо срочно запретить!
- А ты присоединяйся, вместе справимся!
Он передал мне мяч, я сделал пробежку к кольцу. Промахнулся.
Сейчас вся гимназия была без ума от Данилы. Его можно было назвать симпатичным, если бы не огромный нос с широкой переносицей. Он отвратительно сопел. Словно внутри всё было забито твердыми, как кварц, козявками.
Мусатов перехватил мяч, прицелился. С ювелирной точностью попал в кольцо.
- Тебе Шляпникова уже напела, какой я плохой? Ты с ней поосторожней, голову проломит, если что-то не понравится.
Мяч перешел ко мне. Я снова промазал.
***
Мы отправились покорять Шоссе страданий в воскресенье. Поездка предстояла долгая, и я уже чувствовал, как будут ныть мои ноги на следующий день. Алина встретила меня у гимназии. Её велик был настоящим боевым конём с кучей облезших аниме-стикеров и слоем грязи на раме. К рулю крепилась JBL-колонка и два мощных фонаря. Наверное, пробег у велосипеда был под тысячу километров.
Мы отправились к понтонному мосту через реку Тойму. За ним начинались просторные заливные луга с редкими деревцами.
- Путешествие едва не сорвалось, - говорила она, прыгая на кочках проселочной дороги. – Мамичка собиралась ехать на картошку. Передумала в последний момент, когда узнала о погоде.
День действительно был хмурым, облака – синеватыми и неровными. Если снять такое небо на неподвижную камеру, а потом ускорить видео раз в двадцать, получится зловеще колышущееся одеяло. Я боялся, что пойдет дождь.
- Когда я была мелкой, всегда удивлялась российской традиции сажать картошку. Зачем семьи тратят кучу времени и сил, если сельское хозяйство в стране хорошо налажено? Взять нас. Живем мы вдвоем, только мамичка и я. Мы можем купить пакет картохи за сто рублей, и нам ее хватит на неделю. За год уйдет чуть больше пяти косарей.
- Действительно, затраты небольшие.
- И вот я, еще семилетняя, задаю этот вопрос маме. Она откидывает мотыгу и смотрит на меня как на дурную. Как ты смеешь посягать на святое? А потом я подросла и перестала удивляться. Наш народ всегда живет в ожидании катастрофы. Это его генетическая память. Революции, мировые войны, голод в Поволжье, кризисы и всякое такое. Ничему нельзя доверять кроме собственного погреба. Там обязательно должен быть ящик дряблой картошки с ростками, им и перебьемся.
Укатив километров эдак на десять от города, мы сделали остановку у березовой рощицы. Почки уже распустились, на веточках топорщились зеленые букетики. Длинные травинки пробивались сквозь настил прошлогодних листьев. На горизонте белели рядки Набережных Челнов и Нижнекамска, второго и третьего городов Татарстана по населению. Наша маленькая Елабуга создавала с ними почти равнобедренный треугольник на карте.
Алина расстегивала рюкзак.
- Люблю это место. Уже в июне тут начинают расти маслята. Я их мариную в маленьких баночках и угощаю мамичку. Самые вкусные грибы.
Алина достала термокружку, картонные стаканчики и две булочки в целлофане. Такие нам бесплатно выдавали в школе по четвергам.
- Молочный улун с лавандовым мёдом, - она протянула мне бумажный стаканчик. Чай оказался вкусным и душистым.
- С кайфом.
- С кайфушечкой. Музыку включим? Что тебе нравится?
- Ну, я не особо по музыке…. Обычно чарты слушаю. Джони, Макан, Мия Бойка.
У Алины аж кусок булки изо рта вывалился.
- Не смей произносить такие слова в святом месте. Перун тебя накажет ударом молнии. Сама выберу.
Алина разблокировала телефон. Я тем временем комментировал:
- Внимание, уникальные кадры: сердитая булочка пожирает другую булочку! Посмотрите, с какой жадностью она разрывает её мягкую плоть! Дикая природа поражает…
Она не реагировала, даже не улыбалась. Скоро заиграла красивая и необычная музыка. Словно для медитации.
- Вангелис, саундтрек к фильму «Апокалипсис животных». Когда слушаешь это на природе, весь человеческий мир перестает существовать. Вселенная урезается до размеров этого поля. Прекрасная музыка, трансцендентная.
- В России запрещено всё трансцед…етное, - моя запинка испортила всю шутку. Впрочем, Алина её бы и так не оценила. Она смотрела в поле с особенным выражением, какого я не наблюдал в школе. Точные слова подобрались потом: обреченная мечтательность.
- Ты знаешь, как спят насекомые?
- Нет, но мне интересно, - ответил я без грамма иронии.
- По-всякому. Майские жуки прячутся в листьях, жужелицы в почве, а некоторые долгоносики в плодах и растениях. Они подгибают усики и лапки, перестают двигаться и реагировать на раздражители. Некоторые спят группами, например, божьи коровки. Мотыльки собираются в щелях стен или под карнизами. Комарьё переваривает кровь в сырых и темных местах, а с сумерками идет охотиться дальше.
- А что им снится?
- Ничего. Мозг насекомых не так сложен. Сон им нужен только для пополнения сил. Откисли – и за едой.
Алина рылась в рюкзаке. Достала две черные тряпицы, что-то вязаное.
- Дальше поедем в балаклавах. Надевай.
- Ты чего удумала?
- Не спрашивай. Если что-то не нравится, Елабуга вон там, - она указала на крошечные дома вдалеке.
Я натянул балаклаву, чувствуя себя героем большой авантюры. Почему-то мне казалось, что рядом с Алиной я всё делаю правильно.
- Мы как Twenty One Pilots, два обаятельных хулигана. Пора ехать. Перед Шоссе страданий надо заскочить в Мальцево.
Велосипеды скрипели на кочках.
- Так вот, насекомые, - продолжала Алина. – Я часто думаю о ненаблюдаемом мире. Сколько всего удивительного происходит там, куда не может заглянуть человек! Букашки спят в траве, в Антарктиде пингвин бултыхается в воду, на Марсе камушек скатывается с горы. Мы не можем этого видеть, но все это реально. Вселенная типа живет сама по себе, без оглядки на нас. Ты веришь в то, что после нашей смерти это продолжится?
- Конечно, верю.
- Плюс тебе! – Алина чмокнула в мою сторону. Ее губы в отверстии балаклавы выглядели мило и смешно. – Мне хочется во всём этом разобраться. Ну, как устроен этот мир, как он живёт. Исчезнет ли всё это, когда мы умрём? Наверное, нет. Вселенная не антропоцентрична. Мы сдохнем, а жуки все так же будут спать в травке. Когда я слушаю Вангелиса, еще больше убеждаюсь в этом.
Итак, картина: двое школьников едут по полю в балаклавах и обсуждают ненаблюдаемый мир под музыку греческого композитора. Сюр, да и только.
- Алин, ты же не маргинал, которым прикидываешься в школе. И говорить умеешь красиво. И учиться могла бы на «отлично».
- А мне социальное одобрение не впёрлось.
Скоро мы повернули на Мальцево. Дорога была изрыта и изранена строительной техникой. Велосипеды мелко трясло. Аж зубы стучали.
Поселок застраивался. Рядами вытягивались однотипные домики с качественной отделкой под серый камень, неуютные на вид, будто вырезанные из голливудской картинки. Было тут и «дорого-бахато», громоздкие двухэтажные особняки, где излишества начинаются уже с ворот вычурной ковки. Мальцево было завалено кучами гравия и песка, провода безобразно натянуты между домами. Наверное, я бы тут помер от уныния.
Велики мы оставили у обочины.
- В сам поселок их затаскивать не будем, чтобы не засветиться, - пояснила Алина. Мы забрались в заросли лопуха и чертополоха.
- Видишь дом с самого края? Это семья Мусатовых строится.
- Солидный.
- Еще бы, когда папаша – замглавы исполкома! Скоро переезжают.
С виду это был бесхитростный коробка-особняк, никаких модерновых линий и архитектурных фантазий. Если присоединить к нему такой же дом, получится типовая городская двухэтажка.
- По мне, безвкусица. Не удивлюсь, если внутри все отделано под цыганское барокко, - сказала Алина, копаясь в рюкзаке. – Но ничего, сейчас мы добавим этому жилью немного эстетики.
Она достала баллончик с краской.
Так вот для чего балаклавы! Пазл сложился.
- Постой на палеве, пока я буду рисовать, - велела Алина. – Сегодня воскресенье, народа тут много. Можем попасться.
- А если они дома?
- Исключено. Мусатов рассказывал на перемене, что они всей семьей едут в Казань. И всё же, нас могут заметить соседи.
Алина выбралась из сорняка и, уверенно работая рукой, вывела на заборе: «ЗДЕСЬ ЖИВЕТ ДОНОСЧИК». Я очаровался ее движениями и долго не замечал идущего в нашу сторону деда.
- Эй, пс! – я окликнул подругу. Алина отреагировала моментально. Она забросила баллончик в рюкзак, и мы спешно пошли к велосипедам. Я обернулся: дед катил тачку со строительным мусором и смотрел под ноги. На нем были громоздкие очки. У меня отлегло – кажется, не заметил.
- Не оглядывайся, - шикнула Алина.
Мы сели на велосипеды и помчались к развилке. На безопасном расстоянии от Мальцево долго хохотали и визжали.
- Краска качественная, долго выбирала. Надо постараться, чтобы оттереть с кирпича. По правде, я хотела написать это на воротах, но так мы точно бы спалились.
- Ты офигенная.
Я забыл упомянуть, что Алинина мама была казашкой. От нее моей подруге достались прекрасные раскосые глаза. Ох, как же они горели в тот день!
Проехав около километра, мы оказались в поселке под названием Луговой. Здесь всё выглядело куда уютнее. Дома стояли в тени высокого соснового леса, по улицам катались дети на самокатах. Мы сняли балаклавы.
- Осталось совсем немного. Шоссе страданий начинается в полях и врезается в лес – ну, ты видел на карте. Тут столько красоты, ты бы знал! Я объездила все эти луга и рощи, и во многих местах оставила частичку своей жизни. Заброшенный лагерь «Золотая горка» с жуткими статуями зверей. Длинные озера, рядом с которыми растут огромные шампиньоны. Большие поля, где пасутся и чилят коровы. И всё это – моё.
Дорога через лес была асфальтной, ехали мы быстро и без усилий. Мимо с треском и визгом промчалась компания ребят на квадроциклах. Один из них выкрикнул: «Чё, пацаны, аниме?». Наверное, заметил стикеры на велике Алины.
- Чётко отработали, - сказала она. – И восстановили справедливость.
- Интересное у тебя понимание справедливости.
Мы ехали по краю леса. По правую сторону, сквозь забор деревьев, я видел зеленеющие поля. Высотки Набережных Челнов становились всё ближе. Приложение показало, что мы уже в семнадцати километрах от Елабуги.
Я решился задать вопрос, что давно не давал мне покоя.
- Алин, а того парня в столовой ты тоже отделала ради справедливости?
Она до упора выжала тормоза, со скрипом остановилась. Вопрос попал в болевую точку.
- Ты уже слышал эту историю? Тебе сказали, что я отмороженная?
- Я только знаю, что ты расколотила тарелку о его голову, потом добила кружкой. А вот причина ссоры мне неизвестна.
Алина предложила идти пешком. Мы катили велосипеды под сенью сосен.
- Для начала поясню, что Руслан был полнейшим девиантом. Или педагогически запущенным ребёнком, как принято говорить. Он оскорблял учителей, громил кабинки в туалете и харкал на дверные ручки. Еще в младших классах было ясно, что это конченый человек. У таких самовыражение состоит только в том, чтобы мешать жить другим. Да, психика и нервная система Руслана устроена по-особому, но в седьмом классе я этого не понимала, и изо всех сил его ненавидела.
- Что же он сделал?
- Он очень плохо пошутил про моего отца.
Я понимал, что заступаю на секретную территорию. Мне давно было известно, что Алина растет без папы, но никаких подробностей она не рассказывала. Задавать вопросы было трудно.
- Он погиб давно. Летом, когда меня собирали в первый класс.
- Если тебе не хочется говорить об этом, то…
- Нет, всё окей. Я даже могла бы рассказывать эту историю с гордостью. Как-никак, папа погиб, защищая родину.
Я посчитал в уме: девять лет назад. Год, стало быть, шестнадцатый. Что же тогда происходило? Где он защищал родину?
- Папа был обычным пожарным. Платили в МЧС мало, и во время отпуска он уезжал на подработки. Сам понимаешь, меня надо было одевать к школе, покупать кучу канцелярии. Он отправился волонтёром в Якутию, где тогда горели леса. Дорога за свой счет, но на месте какие-то шиши перепадали. Когда он звонил нам в последний раз, говорил, что в лагере творился полный бардак. Продукты не завозили, жрать было нечего, вот папа с двумя товарищами и отправился в соседнюю деревню искать магазин. По дороге они попали в ловушку верхового пожара.
Алина указала на сосновые кроны.
- По верхам огонь распространяется стремительно. Когда сменяется направление ветра, пожар может застать врасплох. Мелкие ветки и хвоя вспыхивают как спички. Всё тонет в дыму. Они заблудились, задохнулись, а потом еще и обгорели до неузнаваемости. Батю хоронили в закрытом гробу.
- Господи, какая ужасная смерть. Мои соболезнования.
Алина катила велосипед и смотрела в асфальт. Она пыталась говорить с небрежными нотками, но голос дрожал. Я это заметил.
- Так вот, Руслан. В тот день он, как обычно, исполнял в столовке. Придурок набирал горсти макарон и закидывал их за шиворот второклашкам. Я сделала ему замечание, он меня послал. Прибежала Елена Васильевна, разняла нас. И вот я слышу из-за спины: «Пацаны, ща будет прикол. Знаете, что случилось с батей Шляпниковой? Профессиональное выгорание!».
- Дичь!
- А теперь вопрос из известного шоу: что было дальше?
- Старое доброе ультранасилие. Как ты выкрутилась из ситуации?
- По большей части, страдала мама. Её затаскали по отделам. Пришлось выплачивать огромную компенсацию. Но она меня отмазала от спецшколы. И даже не ругала. Напротив, стала более чуткой, засыпала со мной в обнимку. А Руслан оклемался и перешел в другую школу. Говорят, у него до сих пор вмятина в башке. Кстати, мы почти на месте. Мы возле Шоссе страданий.
Перед нами была та самая просека с карты. Мне сразу стало понятно, почему она такая прямая – через лесной коридор тянулись высоковольтные линии. Электричество бежало в Елабугу из Набережных Челнов, гудя и потрескивая в грозных башнях ЛЭП. Будто веточки в костре.
- На шоссе это не очень похоже. И причем тут страдания?
- Встань под линией, - хитро сказала Алина.
Я осторожно подкатил велосипед в указанное место, ожидая неприятного сюрприза. Шкворчание наверху звучало недобро.
- Ну? – нетерпеливо спросил я.
- А теперь дотронься до ручки тормоза.
Я положил пальцы на металл. Меня больно ужалило током, я крякнул от нежданной боли:
- Ах ты ж!
- Хе-хе. Электрическое поле тут мощное. Две тысячи вольт в проводах точно есть. Любой контакт с металлом будет очень болезненным.
Я еще раз прикоснулся к ручке. Электричество куснуло меня за кончик пальца. Помните, среди детей были популярны пугалки в виде пачки «Стиморола»? Ты тянешь за пластинку, но вместо жвачки получаешь удар током. Не сильный, но неприятный. Удары под теми проводами были раз в десять сильнее.
- Бабушка в деревне рассказывала об одном правиле сенокосцев: никогда не задирать косу над головой, когда проходишь под ЛЭП. Разряд собирается на кончике и прожаривает до пят. Знаешь, что будет, если я сейчас подниму железный прут под линией?
- Сразу труп?
- Да. В лучшем случае – инвалидность.
Алина села на велосипед и свернула на Шоссе. Я осторожно катился следом. Вроде бы, ехать можно. Резина на ручках не пропускала ток, и я ничего не чувствовал. Правда, была одна проблема – дорога то поднималась, то шла вниз, и на крутых спусках я выжимал тормоза. Пальцы жгло, но я терпел молча. А вот Алина визжала от души.
- Да чтоб тебя, (мат)! Ай, (мат), как же больно!
Материлась Алина довольно изящно, но из уважения к читателю я, пожалуй, пропущу эти слова. Скажу только, что среди них были весьма интересные перлы. Да и слух это не резало, как тупой мат среднестатистической школьницы.
- Дед у меня, к слову, воровал электричество. Есть одна офигенная методика. Короч, он вставал под линией – не высоковольтной, как эта, а простой уличной – и закидывал два крюка на провода. Опускал оба конца провода в бидон. Вода закипала, и дед варил жратву свиньям. Ай, (мат) ты такая (мат), (мат)!
Нас било током не только по рукам. Я был в шортах, и кончик троса зверски уколол мою ляжку. От такого сюрприза я дернулся и чуть не упал. Особенно больными были удары по булкам. Когда дорога ненадолго увильнула из-под проводов, мы слезли.
- Сколько раз тебя? – страдальчески морщась, Алина растирала голени.
- Не меньше двадцати.
- Меня примерно так же.
- Один раз даже колокола прижгло.
- Хе-хе, теперь детей заводить не сможешь.
Я вглядывался в шеренгу башен. Конца не было видно.
- И долго тут еще ехать?
- Километр минимум. Шоссе приведет нас в Мальцево, но туда лучше не соваться. Свернем в лес, там есть глухие тропы. По ним выедем обратно к Луговому.
Время не играло нам на пользу. Было около четырех, а значит, домой мы должны были вернуться в сумерках. Елабуга казалась уже несуществующим местом.
Поехали дальше. Алина визжала и сквернословила. Мне казалось, что она получала какое-то удовольствие от самоистязаний. Шоссе страданий было для неё испытанием, наградой за которое будет ощущение стойкости. Типа внутренней силы. Умения терпеть боль.
Наконец, получив еще несколько мощных приветов от проводов, мы остановились у поворота в лес. Арка в деревьях уводила в темноту.
- Всё, хорош. Давай направо, - Алина, кряхтя, повела велосипед к арке. Мы въехали в чащу. Лес был густой, темный и устрашающий. Десятки глазок-бусинок наблюдали за нами из листвы и веток, тревожно перекрикивались первые ночные птицы, натужно скрипели стволы сосен. Может быть – почему бы и нет? – за соседним деревом прятался клыкастый леший или другая хтоническая тварь.
Фактически, мы ехали параллельно Шоссе страданий, в исходную точку, никому не видимые детишки в брюхе леса. Мы уже сильно устали, а посыпанная хвоей дорога только шла на подъем. Сложности добавляли и поваленные деревья через каждые двадцать-тридцать метров. Нам приходилось перетаскивать через них велосипеды.
- Работники нацпарка внимательно следят за лесом, но эти деревья с дороги убирать не спешат. Чтобы всякие австралопитеки на квадроциклах тут не носились.
- Это же «Нижняя Кама»? – спросил я у Алины, прекрасно зная ответ.
- Да, самый ценный лес Северного Татарстана. Сам Шишкин вдохновлялся этими местами. «Утро в сосновом бору», ну ты шаришь…
Мы сделали последнюю большую остановку. В чаще леса неожиданно встретилась широкая поляна. Алина подманила меня к непонятной деревянной конструкции в её центре. Из земли торчали два почерневших бревна, соединенных узким навесом. Под навесом крепилось широкое корыто с чем-то белым. Мутно-белым. В сумерках я поначалу принял это за скомканный пакет.
- Мы настрадались сегодня. За это полагается небольшая вкусная награда, - Алина похлопала белую штуковину. Она формы не поменяла, значит, не пакет. Я провел рукой по предмету – он был шершавым, но имел плавные и сглаженные формы. Как булыжник на морском берегу.
- Что за камень? – спросил я.
Алина хитро и обаятельно улыбнулась мне. Ничего не сказав, моя подруга нависла над камнем и облизала его. Не просто кончиком потрогала, но провела всем языком, а потом чмокнула губами и хихикнула.
Нет, Алина, конечно, девочка странная. Со своими приколами. Но лизать камни… Это выглядело как-то крипово, и в то же время… восхитительно, что ли. Словно мне начала открываться какая-то тайна, но не сразу, по кусочкам.
- Попробуй и ты.
- Это безопасно?
- Я тут не в первый раз. Постоянно его облизываю, и, как видишь, жива-здорова. Давай, не щемись, - Алина говорила почти шепотом, будто боясь нарушить покой леса. Я коснулся его кончиком языка…
- Соль? Это кусок соли?
- Ага, - кивнула Алина. – С привкусом лосиных слюней.
Наконец-то до меня дошло. Этот гостинец оставили тут работники нацпарка, а лоси вылизали этот кусок до такой гладкости.
- Соль для сохатых жизненно важна. В ней есть минералы, которые укрепляют им рога. Налижутся вдоволь, а потом идут бодаться за своих прекрасных леди.
Алина, округлив глаза, приложилась к лосиному лакомству. Лес темнел и остывал. Мы, словно одичалые, лизали кусок соли и улыбались друг другу. Знаю, с моих слов это может быть похоже на какое-то безумие. Хотя, безумия в ту поездку мы совершили уже немало.
***
Кубок Главы, кстати, достался нашей гимназии. В финале мы устроили Перл-Харбор команде десятого лицея, и каждый из нас получил награду в десять тысяч. Я собирался потратить выигрыш на подарок для Алины. Выбирать было непросто. Она презирала маникюр и дорогую косметику. С одеждой тоже непросто – у Алины уже был полный гардероб из черных худи и мешковатых джинсов. Я мог прогадать, купив ей что-то иной расцветки. Так я сдался:
- Алин, что тебе надо? Ну, типа по шмоткам или что-то другое.
- Себе оставь. Мне спонсоры не нужны.
Как говорил один казахский журналист, «какой важный курица!»
Приближался «последний звонок». Мы репетировали вальс под песню Ланы Дель Рей. Пригласили и меня с Алиной. В танце она была на удивление пластична и изящна, что никак не вязалось с её мужицкой грубостью.
Впрочем, нас хватило только на пять репетиций. Как-то раз в спортзал зашел завуч по воспитательной работе. Досмотрев танец с плотно сжатыми губами, он заявил, что песню надо менять.
- А что не так? – спросила Маша, наш хореограф.
- Министерство запретило иностранную музыку на «последних звонках».
- Мы не можем просто взять другую песню! Под Лану Дель Рей мы придумали все нужные движения – что, теперь всё это переделывать?
- Поменяете, время ещё есть.
Маша хлопнула себя по бедрам в возмущении:
- Вы простите, но это… даже приличных слов нет!
Алина, что странно, в спор не полезла. Просто дернула меня за рукав и кивнула в сторону двери:
- Пошли из этой дурки…
К демаршу присоединились еще четверо танцоров, включая саму Машу. Я отлично её понимал. Она собирала ленивых одноклассников и разучивала с ними танец, пыхтела, орала и скакала до изнеможения, и все её труды сломали тупым бюрократическим требованием.
- Какая же чушь, господи! Почему они умеют только запрещать? - Маша сопела и раздувала ноздри от злости. – Пусть тогда прививают вкус к хорошей русской музыке. А не к «Берёзоньке-занозоньке», от которой уже тошнит. Ибо такая же европопса под «туц-туц» ритм.
Алина покосилась на одноклассницу.
- Маш, может, я тебе не самый лучший совет сейчас дам… Когда ты офигеваешь от безумия и дикости происходящего, лучше отстраниться. Согласись, что прикольнее сидеть в уголке с пачкой чипсов и смотреть, как всё рушится. Так что ты молодец, что отказалась танцевать.
Мы отправились на урок обществознания, чтобы скоротать время перед элективом. Контрольные были давно написаны, учебники сданы, и наш 9А просто болтал с учителем «за кашу манную, жизнь туманную». Когда мы заняли места – прежде извинившись за опоздание – мой дорогой одноклассник Данила Мусатов продолжил свои размышления:
- Да, я верю в идею справедливого мира. Если с человеком происходит плохое – значит, это плата за его нехорошие дела. Когда человек делает хорошие вещи, ему обязательно воздастся.
Алина, не сдержавшись, громко хрюкнула в ладонь. Александр Михайлович нахмурился:
- Шляпникова, что так тебя развеселило?
- Простите, - вся красная, Алина убрала руку от лица. Откашлялась и уже серьёзно: - Мусатов, а если где-то сотнями гибнут люди, мир к ним тоже справедлив? Если в твой город летят бомбы и ракеты из соседней страны – это тоже заслуженно?
Класс настороженно замер. Александр Михайлович приоткрыл рот, но Данила его опередил:
- Да, могут быть виноватыми и сотни. И целые народы.
- Дети гибнут не напрасно?
- За грехи родителей!
Алина вытаращила глаза. Кажется, даже она не ожидала такого ответа.
- Жесть, в натуре…. Вот вам и доказательство, что люди, верящие в справедливый мир, особенно кровожадны. Такие, как ты, Мусатов, готовы найти оправдание горам трупов и сметённым в труху городам – мир же справедлив!
Александр Михайлович попытался сгладить обстановку:
- По правде говоря, во многих мировых религиях идея справедливости лежит в загробном мире. Лишь после смерти благодетелям воздается за их дела, а грешников ждет наказание. Никакой условный «мир» или «вселенная» не делает этого при жизни человека. Вот ты, Алина, веришь в справедливость?
- Неа! Хотя, когда была мелкой, верила. Любимые одноклассники, у меня к вам вопрос, – Алина села вполоборота, оглядев притихших ребят. - Помните то видео с котенком в блендере? Вы знаете, зачем я вам его скинула?
- Потому что поехавшая, - сказал Мусатов.
- Поехавшая и немного наивная. Я всерьёз верила, что это видео сняли в Елабуге, а не в Китае. Мне хотелось найти подонка. Найти и поджечь его дом. Чтобы он корчился и визжал, чтобы кожа шипела и лопалась. Я даже не боялась детской колонии – напротив, мне хотелось попасть туда. Рассказывала бы всем детишкам о своей мести живодеру, и те бы считали меня самой крутой. Я скинула вам видео, чтобы узнать побольше информации. Вдруг кто-то назовет его адрес, вдруг кто-то слышит крики животных из-за стены? А вместо этого крики подняли вы.
- Ты хотела ответить насилием на насилие, сказал учитель. – Это нездоровое понятие справедливости. Впрочем, его можно объяснить твоей детской впечатлительностью,
- А что мы всё обо мне, когда в этом классе сидит истинный борец за справедливость! У нас же есть Данила Мусатов! Сколько подписоты уже собрал, великий инквизитор?
Я ткнул Алину под партой – «не начинай»!
Данила неплохо держал себя в руках. Отвечал он кратко и как-то зловеще.
- Десять тысяч уже есть. Скоро зарегистрируем свой бренд.
- Я пробежалась по твоей «телеге». У тебя появились большие покровители. Всероссийский родительский комитет говорит, что движение мусатовцев подобно народной дружине, что бьет тревогу тогда, когда другие не замечают. Да и школота ликует. А чё, теперь им есть куда настучать на ненавистного препода. Учительницу из Саратова уже уволили за чтение детям Хармса. Ваша первая жертва, да?
Данила молчал. Учитель воспользовался паузой и перестроил беседу на безопасную полосу.
На перемене Мусатов подплыл к нам с гадкой улыбочкой:
- Если честно, уволили уже троих учителей. Заслужили.
Алина смотрела на него, тонко сжав губы. Её перекашивало от ненависти. Будь у неё в руке бугульминская кружка, она бы её непременно расколотила о сопящий нос Мусатова.
- Классные стикеры у тебя на велосипеде. Где заказывала?
- Ты о чем? – она нахмурилась.
- Хочу такие же. Весь поселок Мальцево хочет.
- Я тебя не понимаю, - Алина попятилась от Мусатова.
- Скоро поймешь, - Данила наставил на неё указательный палец и изобразил выстрел.
Когда мы вышли из гимназии, Алина кусала губы и жмурилась.
- Ну? – спросил я в нетерпении.
- Что – ну?
- Думаешь, он догадался?
- До чего догадался?
- Ох, ты хотя бы сейчас не притворяйся! Ты же передо мной забор завандалила! Мусатов нас как-то вычислил?
- Это невозможно.
- Что с балаклавами?
- Спрятала, баллончик выбросила.
- Выброси и балаклавы.
- Сама разберусь.
- Помнишь тех типов на квадроциклах? Один крикнул нам: «чё, пацаны, аниме?» Вдруг он тоже из Мальцево? Допустим, Мусатовы вызвали ментов, когда увидели надпись на заборе, начался опрос жителей. Чувак вспомнил нас, двух странных подростков. Стикеры стали зацепкой.
- Может, и так, - перебила меня Алина. – Что это доказывает? Мы попались на месте преступления? Нет. У нас нашли улики? Нет. На камеру засветились? Ничего подобного, я эту территорию несколько раз высматривала, а на камеры у меня глаз хороший. Да и где заметили нас эти чуваки? На выезде из Лугового! Не Мальцево, а Лугового, Карл!
- А стикеры?
- Да и пофигу! Пусть докажут, что это были мы. Имеем право кататься там, где хотим.
Мне это спокойствия не прибавило, честно говоря. Данила не мог не замечать, как люто его ненавидела Алина. Кто еще мог оставить ту надпись, как не она?
Экзамены начались в конце мая, когда по всей Елабуге цвела сирень, и выпускники фотографировались для альбомов под их сенью. Первым по традиции был ОГЭ по английскому. Его сдавали задолго до русского и математики.
Утренние часы были солнечными и безветренными. Моя белая рубашка как обычно взмокла еще до начала экзамена. Алина почему-то не брала трубку и не отвечала на звонки. Хоть и договаривались вместе идти к школе. Я потоптался у её подъезда. Может, оставила телефон дома? Некоторые так делают вместо того, чтобы сдавать их учителю.
Тем не менее, возле школы Алину я тоже не встретил.
Фания Акрамовна отмечала нас у входа. Увидев, что я пришел один, нахмурилась:
- Шляпникова где?
- Не знаю, может, опаздывает.
Алина не явилась и к девяти, когда пришла пора отправляться в пункт проведения экзамена. Это пугало. Она могла запросто пропустить «последний звонок» или итоговую контрошу по математике. Но ОГЭ по английскому она ждала как священный праздник.
Фарида Акрамовна повела нас в первую школу. Мои ровесники столпились у входа, выискивая себя в списках. Я звонил ей в двадцатый раз и нервно озирался. Тревога росла новым пульсирующим органом.
Телефон пришлось сдать на входе. Я написал Алине: «Что случилось? Позвони мне сразу после экзамена». Выдохнув, я поставил беззвучный режим и положил девайс в сумку Фариды Акрамовны.
На аудировании я пропустил мимо ушей половину текста. Задания по грамматике и лексике писал на автомате, два раза заменил ошибочные ответы. Письмо лилось сразу на чистый бланк – плевать, это ОГЭ. Если напишу плохо, через два года отыграюсь на ЕГЭ. Я наспех сложил бланки, черновики и КИМы на стол организатора, поставил корявую подпись и пулей вылетел из аудитории.
Потом мне всыпали за то, что я просидел всего пятьдесят минут. Но это было совершенно неважно.
Алина так и не отвечала. Фарида Акрамовна вернула мне телефон:
- Странно это всё. У Шляпниковой и мама не вышла на работу.
Я убрал трубку от уха. Вопросов становилось всё больше.
- Её поставили организатором в этой же школе. Но она не явилась. Лилия Габдульбаровна её заменяла.
- Да ну, бросьте, - я побежал в уличное полуденное пекло. На бегу я звонил классной руководительнице, выяснял адрес Алины. Тридцать второй дом, шестой подъезд, девяносто седьмая квартира.
Домофон молчал.
Весь день я ходил кругами и пил стакан воды за стаканом. Неужели Алину скрутили за вандализм, а мама сейчас снова её отмазывает в отделении? До самого вечера я не мог найти себе места.
Когда стемнело, мне позвонили с неизвестного номера. Это либо Алина, либо товарищ следователь.
Алина.
- Что за дела? Куда ты пропала?
Моя подруга сухо прокашлялась в трубку.
- У нас был обыск. В четыре утра заявились менты, перерыли всю квартиру. Тристан чуть из шкуры не вылез. Забрали мой ноут, оба телефона. Я купила левую симку, звоню с древнего «сайоми».
- Обыск, - у меня всё сжалось внутри. – Это же из-за забора, да?
- Нет. Технику не изымают из-за такого … - Алина плакала. Пыталась говорить ровно, но я чувствовал, что плакала.
- Мусатовцы?
- Да, это они. Проблемы не у меня, а у мамы. Ей предъявляют за денежные переводы, которые она делала два года назад. Кто-то пробил её банковские операции. Мама три раза жертвовала в какой-то экологический фонд, а сейчас это нежелательная организация.
- Фонд дикой природы? Как в учебнике?
- Да хз, сейчас куда не ткни – одни враги и экстремисты.
- Алин, без паники. Это полная шляпа, Мусатов на понт берет. Там нет оснований для…
- Зайди в «телегу» прямо сейчас. Трубку не клади. Глянь, что мне сегодня прислали.
Алина отправила мне скриншот с тремя банковскими переводами от 2022 года. Все на сумму 1000 рублей. Поверх был набран текст: «Готовь сухари для своей маман. Это минимум двушка».
- Тебе просто угрожают! – я сел за компьютер, ввёл в «гугле» запрос об этом экологическом фонде.
- Её посадят, - Алина уже ревела во все горло.
- Нет, смотри, что пишут в интернете: организация признана нежелательной только в этом январе. Маму не смогут обвинить задним числом. Она не нарушала закон в 2022 году.
- Ты не понимаешь. Им только повод нужен. Сейчас всех сажают. За комментарии, за картинки, за видеозаписи!
Я услышал, как зашипела вода в кране. Алина сморкалась.
- Приходи к моему подъезду в девять. Нужна твоя помощь. Мне больше не к кому обратиться. Ты у меня только и есть.
Я примчался к Алине на велосипеде. Возле подъезда стоял подержанный «Логан», в салоне горел свет, урчал двигатель. Всё заднее сиденье было забито сумками.
Алина ждала меня у пассажирской двери. Рядом послушно сидел Тристан. Я кивнул маме – сидя за рулём, она едва заметно качнула головой в ответ.
- Куда-то уезжаете?
- В Казахстан. Прямо сейчас. Десять часов езды, потом граница. Нас пропустят, не в первый раз катаемся.
Она вжалась в мою грудь. Беспомощно, словно ребеночек. Я никогда не чувствовал такой слабости и отчаяния в Алине.
- У мамы родственники в Уральске. Они нас примут на полгода, а дальше посмотрим.
- А как же экзамены, аттестат?
- На кой мне этот аттестат, если мама на два года отъедет? Мы уезжаем.
Алина щурилась и скрипела зубами, пытаясь не заплакать.
- Мне страшно. Мне очень страшно.
Мама посигналила дочери. Она отстранилась, стерла слезинку рукавом.
- Короче, такая просьба. Надо присмотреть за собакой. У Тристана нет ветеринарного паспорта, а без него в Казахстан не пустят. Нужны прививки от бешенства, гепатита, чумы, и еще другой фигни. Я тебе скину в «тг» весь список. Потом он должен отсидеть три недели на карантине. Сам понимаешь, нам некогда всё это делать, а бросать пса жалко. Держи, - Алина протянула мне конверт.
- Что там?
- Деньги на все собачьи дела.
- Оставь. Ты помнишь, у меня есть десять тысяч. Вот и потрачу их на Тристана.
На этих слова Алина горько разревелась.
- Спасибо тебе. Спасибо.
Я погладил её по волосам:
- Ты очень красивая. Я к тебе приеду, не брошу.
- Хорошо, но сначала собака. Когда ветпаспорт будет готов, отправь Тристана в Казахстан. На сайте «Эйр Астана» можно оформить зоотакси. Посадишь лохматого в клетку, а я приму на своей стороне. Перелёт он выдержит, пёс храбрый.
Мама нетерпеливо ударила по клаксону.
- Обязательно напиши, когда вы будете в безопасности, - сказал я.
Алина открыла дверь и сказала напоследок:
- Может, я и к Казахстану привыкну. Там, в сущности, все устроено так же. И насекомые там спят в травке, и ток щелкает в проводах. Не прощаемся.
Тристан провожал хозяйку на удивление сдержанно. Собакен меланхолично поскуливал и провожал взглядом машину до тех пор, пока она не скрылась за углом. Наверное, знал, что разлука с хозяйкой не затянется надолго.
- Ты в надежных руках, парень, - я повел Тристана домой.
Как объяснить появление пса дома, я даже не задумывался. Весь мой разум занимала беспредельная ненависть к Мусатову. Мне хотелось стереть его нос об асфальт, выдавить глаза, воткнуть в баскетбольное кольцо головой вниз и швырять в него мячом, пока не лопнет. Это ненормально, когда подлецы ломают чьи-то жизни ради одобрения таких же подлецов.
Попадись мне на пути Данила, я бы обеспечил ему третью группу инвалидности.
И всё же, Мусатову повезло. Мы с ним больше не встречались. Когда я вёл Тристана в клинику для прививки, в школьном телеграм-канале прочитал новость: Данилу приглашают в престижную казанскую школу. Его уже назначили главой местного «Движения первых» и выделили просторный кабинет для ячейки «мусатовцев». Верно говорила Алина. Это отличный старт для карьеры.
10 мая – 20 июня 2025