Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо над моей дачей в нежные персиковые тона. Я только закончила поливать любимые розы, наслаждаясь тишиной и пением птиц. Эти выходные обещали быть спокойными, наконец-то. Усталость от рабочей недели в городе медленно растворялась в свежем воздухе. Я уже мечтала о чашечке вечернего чая на веранде и книге, которую давно не брала в руки.
Внезапный грохот подъезжающей машины и радостные крики детей разорвали идиллию. Сердце неприятно ёкнуло. Я не ждала гостей. Подойдя к калитке, я увидела… всю семью моего зятя, Егора. Его самого за рулем старенькой иномарки, его жену Катю, вылезающую с младшей дочкой на руках, их старшего сына Степку, который уже вовсю норовил перелезть через забор, и, конечно же, тещу Кати, тетю Люду. Та самая тетя Люда, при виде которой у меня всегда сжималось все внутри.
— Здравствуйте, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрогнул, открывая калитку. — Что случилось? Не ждала вас.
— Ой, Мариш, да не сердись! — Катя улыбнулась во весь рот, сунув мне в руки спящую малышку, которую я машинально приняла. — Просто собрались, погода шикарная! Решили к тебе нагрянуть, чайку попить на природе!
— Чайку? — переспросила я, оглядывая машину. Батюшки! Из багажника Егор уже вытаскивал огромный мангал, сетки с углем, пакеты, явно набитые мясом и бутылками. Степан бегал вокруг, орал что-то про шашлык. Тетя Люда, неся корзину с посудой, деловито прошла мимо меня прямо к дому.
— Марина, ключ-то где? Дверь открой, руки заняты! — бросила она через плечо, даже не поздоровавшись.
— Тетя Люда, я вас не приглашала, — сказала я четко, следуя за ней. — И вообще, я планировала тихий вечер.
— Ой, да брось ты! — фыркнула она, ставя корзину на крыльцо. — Какая разница, приглашала, не приглашала? Родня ведь! Не чужие! Погода зовет, душа просит отдыха! А у тебя тут раздолье. Давай ключ, а то мясо размораживать надо!
Я чувствовала, как нарастает волна возмущения, но сдержалась. Вытащила ключи, открыла дверь. Толпа ввалилась внутрь. Тетя Люда сразу направилась на кухню, громко распоряжаясь:
— Катя, мясо в раковину, пусть оттает! Егор, мангал ставь, где в прошлый раз ставил! Степка, не бегай, вилку сломаешь! Марина, а где у тебя большие тарелки? И салфетки бумажные? И соль, соль где? Ой, да ладно, сама найду!
Они вели себя как дома. Точнее, как на своей территории. Я стояла посреди гостиной, ощущая себя чужой в собственном доме. Вспомнился прошлый их «наезд», когда они пробыли две недели, перевернули все вверх дном, сломали мою любимую садовую скамейку, а уезжая, «забыли» убрать гору мусора. И ни копейки на коммуналку, ни продуктов, ничего. Просто «родня».
— Марин, ты чего стоишь? — Егор, пропотевший, занес мангал в сад. — Помоги лучше, дрова нарубить надо! У тебя топор-то острый?
— Егор, — я подошла к нему. — Я не готова к гостям. У меня нет продуктов, я не планировала шашлыки. Да и сил нет после недели.
— Да брось ты! — Он махнул рукой. — Мы все привезли! Халява, мама не горюй! Сиди, отдыхай, мы все сами! Катя, слышишь, Марин устала, она отдыхает!
Отдыхать? Смотреть, как они захватывают мою дачу? Через полчаса дым от мангала уже стелился по участку, запах шашлыка смешивался с громкой музыкой из колонки Егора. Степан бегал по клумбам, вытаптывая маргаритки. Тетя Люда, обнаружив мой запас варенья, уже накрывала на веранде, громко причмокивая и пробуя его прямо из банки.
Я попыталась уединиться в маленькой комнатке наверху, моем кабинете. Но покоя не было. То Катя врывалась: «Мариш, а полотенца где? Малышку помыть надо!», то Степан орал под окном, то тетя Люда требовала: «Марина, а где у тебя веник? Степа тут в прихожей натоптал!»
Вечером они расселись за столом на веранде. Горы еды, бутылки. Шум, гам, хруст костей. Я сидела в стороне, с чашкой холодного чая, наблюдая за этим пиршеством. Моя тихая дача превратилась в столовую для незваных гостей.
— Ну что, Марин, как тебе наша халявка? — громко спросил Егор, поднимая рюмку. — Небось, редко так отрываешься?
— Я предпочитаю тихие вечера, — ответила я спокойно.
— Ой, да ну тебя! — засмеялась Катя. — Ты вечно букой сидишь! Надо жить веселее! Особенно тут, на такой фазенде! — Она широко махнула рукой, очерчивая мой участок. — Место-то какое! Воздух! Простор!
— Да уж, место шикарное, — к месту вставила тетя Люда, закусывая шашлык хлебом. — И дом крепкий, хоть и не новый. Твой покойный муж, царство ему небесное, строил на совесть. Жаль, что одинокая хозяйка тут теперь. Не справишься, Маринушка. Больно уж много хлопот. Сады эти, огород…
Я насторожилась. Знакомые нотки в голосе.
— Я справляюсь, — сказала я коротко.
— Ну, пока справляешься, — пожала плечами тетя Люда. — А возраст не тот. Вот у Егора с Катей двое детей, им бы тут раздолье! Молодые, сильные. Им бы развивать хозяйство, а не тебе одной маяться.
Меня будто холодной водой окатили. «Развивать хозяйство»? На *моей* даче?
— Тетя Люда, это моя дача, — сказала я, подчеркивая каждое слово. — Куплена моим мужем и мной. Оформлена на меня. Я здесь хозяйка.
— Ой, хозяйка, хозяйка, — фыркнула она. — А кто заботится? Кто поддерживает? Одна-то ты не потянешь! Вот смотри: крыша в гараже подтекает, я заметила. Забор покосился. Деревья старые, сухие ветки – опасно! Надо спилить. А это деньги, силы. У тебя они есть? — Она смотрела на меня оценивающе. — А у Егора руки золотые! Он бы тут за месяц все привел в божеский вид! Да и детям польза – на природе, не в городской духоте.
Егор важно налил себе еще, молча кивнув. Катя добавила:
— Мариш, мы же не отнимать! Просто… подумай. Тебе тяжело одной. А мы бы приезжали, помогали. По сути, это же семейное гнездо? Мужа твоего нет, а семья-то есть! Мы – семья! И место должно служить семье, а не пылиться в одиночестве.
«Семейное гнездо». «Служить семье». У меня похолодели пальцы. Они даже не скрывали своих намерений. Под прикрытием «заботы» и «помощи» они начали обработку. Они приехали не «чайку попить». Они приехали заявить права.
— Моя дача не пылится, — сказала я, вставая. Голос, к моему удивлению, звучал ровно. — Я здесь прекрасно отдыхаю и справляюсь. Ваша помощь не требуется. И, откровенно говоря, я не планировала ваше длительное присутствие. Сегодня суббота. Я прошу вас уехать завтра, после завтрака.
Наступила тишина. Даже Степан притих. Все уставились на меня.
— Что?! — первым взорвался Егор, швырнув салфетку на стол. — Ты нас выгоняешь?! Родную кровь?!
— Я прошу вас уехать, так как вы приехали без предупреждения и моего согласия, — повторила я. — У меня свои планы.
— Какие планы?! — взвизгнула Катя. — Сидеть одной и киснуть? Это же эгоизм чистой воды! У тебя тут целый рай, а ты жадина!
— Жадина?! — Тетя Люда встала, ее лицо побагровело. — Да кто ты такая, чтобы нас выгонять?! Это же по сути семейное имущество! Твой муж, небось, кровью и потом ее строил! А ты одна теперь распоряжаешься? Это неправильно! Надо думать о детях, о будущем! Мы сюда вложим силы, деньги…
— Какие деньги? — резко перебила я. — Вы в последний раз даже за свет не заплатили! А сломанную скамейку? А горы мусора? Это ваши «вложения»? Моя дача – моя собственность. Юридически. И я решаю, кто здесь будет находиться и сколько. Завтра утром я хочу, чтобы вы уехали.
— Никуда мы не поедем! — рявкнул Егор, стукнув кулаком по столу, так что зазвенела посуда. — Ты с ума сошла! Мы приехали отдыхать! И отдохнем! Хоть неделю! Хоть две! А ты, тетка, не нравится – вали в город! Это не твой дом, это наша семейная дача! Я как зять покойного мужа имею право голоса!
— Никакого права голоса у тебя нет, — холодно сказала я. — В документах только мое имя. Только я решаю. И я решаю: завтра вы уезжаете. Если не уедете добровольно, я вызову полицию. За самоуправство.
— Полицию?! — завизжала Катя. — На родных?! Да ты совсем рехнулась! Мама, ты слышишь?!
— Слышу, — тетя Люда говорила тихо, но ее глаза горели ненавистью. — Слышу, как родную кровь топчут. Полицию… Нас, которые приехали помочь, позаботиться! Да ты забыла, как мы тебе помогали, когда муж болел? Как продукты привозили? А? Забыла? А теперь ты тут царица? На костях мужа разбогатела? Мы тебе не чужие, Марина! Мы – семья! И дача должна быть общей! Надо переоформить документы, сделать нас совладельцами! Это справедливо! Чтобы ты одна не решала! Чтобы все было по-человечески!
Вот оно. Правда вылезла наружу. «Переоформить документы». «Совладельцы». Не шашлык их сюда привел. Жажда халявы, наглость и уверенность, что я, одинокая женщина, не смогу им противостоять. Что прогнусь под напором «родни».
Я посмотрела на них: на разъяренного Егора, на истеричную Катю, на тетю Люду с ее ядовитым взглядом, на перепуганного Степку и плачущую малышку. Ни капли стыда. Ни капли понимания, что они перешли все границы. Только злоба, что им отказали, что их планы «оседлать» мою дачу дали трещину.
— Никаких совладельцев не будет, — сказала я абсолютно спокойно. — Никакой «общей» дачи. Это мой дом. И я вас не приглашала. Завтра к десяти утра я хочу видеть вас готовыми к отъезду. Если к этому времени вы не уедете, звоню в полицию. И больше ноги вашей здесь не будет. Никогда. Ясно?
Я развернулась и пошла в дом, не слушая их воплей и проклятий. Сердце бешено колотилось, но внутри было странное, ледяное спокойствие. Линия была перейдена. Они показали свое истинное лицо. Теперь я знала, с кем имею дело.
Ночь прошла в тревоге. Они топало ходили по дому, громко разговаривали, хлопали дверьми. Но не уехали. Утром я вышла на кухню. Они сидели за столом, ели мои запасы, делая вид, что меня не замечают. Тетя Люда демонстративно налила себе кофе из моей дорогой кофемашины.
— Десять часов, — напомнила я, глядя на часы. — Вы уезжаете?
— Не видишь, завтракаем? — огрызнулся Егор, не глядя на меня. — Потом соберемся. Не дергай.
— Вы должны были уехать к десяти. Собирайтесь сейчас. Я даю вам час, — сказала я твердо. — Через час, если вы еще здесь, звоню в полицию.
— Звони! — взвизгнула Катя. — Посмотрим, что они скажут, когда узнают, как ты родственников вышвыриваешь на улицу! Как детей малых обижаешь!
— Детям нечего делать в доме, куда их не звали, — парировала я. — Час. Начали.
Я вышла в сад, оставив их бубнить за спиной. Час пролетел. Они не двигались с места. Судя по доносящимся звукам, они просто включили телевизор погромче. Я достала телефон и набрала 102. Четко, без эмоций объяснила ситуацию: в мой дом без приглашения прибыли родственники, отказываются уезжать, ведут себя агрессивно, пытаются незаконно завладеть имуществом. Дежурный принял вызов.
Приехали быстро. Два участковых. Вид у них был усталый, будничный. Они выслушали меня на крыльце. Потом попросили поговорить с «гостями». Я осталась снаружи. Слышала громкие голоса: вопли Кати о «семейной даче», нравоучительный тон тетки Люды о «несправедливости», грубоватый бас Егора, требовавшего «разобраться с самодуркой». Полицейские говорили спокойно, но твердо. Закон был на моей стороне. Самоуправство. Незаконное проникновение в жилище. Угрозы. Факт отказа покинуть помещение.
В конце концов, они вышли. Лица у моих «родственников» были багровые от злости и унижения.
— Собирайте вещи и покиньте территорию, — сказал старший участковый. — Если откажетесь, будем выдворять принудительно, с составлением протокола. Выбирайте.
Проклиная меня, полицию и несправедливый мир, они начали метаться по дому, сгребая свои пожитки. Катя рыдала, причитая, что я сломала детям отдых. Егор швырял вещи в багажник. Тетя Люда, проходя мимо меня, остановилась и прошипела:
— Ты пожалеешь, Марина. Очень пожалеешь. Это не конец. Мы еще вернемся. Это наше место!
— Попробуйте только сунуться, — тихо, но очень отчетливо сказала я, глядя ей прямо в глаза. — Следующий звонок будет уже не в полицию. Я подам в суд за угрозы и попытку незаконного завладения имуществом. И выложу все ваши «родственные» подвиги в соцсети. Пусть люди посмотрят, какие вы «родственнички». Вам это надо?
Она побледнела, ее глаза расширились от злобы и… страха? Она ничего не сказала, плюнула себе под ноги и пошла к машине.
Они уехали. Оставив после себя гору мусора, грязную посуду, пустые бутылки и тяжелую, гнетущую атмосферу захваченной и оскверненной территории. Я закрыла калитку и облокотилась на нее. Дрожь наконец пробила ледяное спокойствие. Но это была дрожь не страха, а колоссального напряжения и… облегчения.
Я знала, что тетя Люда не шутила. Они не отступят. Их наглость и уверенность в своей правоте были безграничны. Они считали мою дачу своим законным трофеем. Просто так они не сдадутся.
Первым делом я поменяла замки на всех дверях и калитке. Старые ключи, которые у них могли быть, теперь были бесполезны. Потом я поехала в город. К адвокату. Подруга посоветовала хорошую, жесткую женщину, специализирующуюся на имущественных спорах и противодействии рейдерству. Елена Викторовна выслушала меня внимательно, попросила все документы на дачу, копии заявления в полицию (я настояла на том, чтобы его зарегистрировали), записала все детали угроз и разговоров о «совладельцах» и «семейном имуществе».
— Классика, — вздохнула она, просматривая бумаги. — Наглые родственнички, почуявшие халяву и уверенные в своей безнаказанности. Закон на вашей стороне, Марина Васильевна. Документы чистые, оформлены на вас. Никаких оснований для претензий у них нет. Но… — она посмотрела на меня поверх очков, — они могут попробовать действовать через давление, клевету, могут поднять шум в соцсетях, изображая себя жертвами вашей «жадности». Могут попытаться проникнуть на участок, пока вас нет. Нужно упреждать.
Мы составили план. Во-первых, заявление в полицию с приложением всех фактов угроз (тетя Люда сама их озвучила при свидетелях-полицейских). Во-вторых, официальное, заверенное нотариусом письмо-предупреждение на имя Егора и тети Люды (Катя формально ничем не владела) о недопустимости любых посягательств на мою собственность, с предупреждением об обращении в суд и правоохранительные органы в случае нарушения. В-третьих, установка хорошей системы видеонаблюдения по периметру дачи и у входов. И главное – не вступать с ними ни в какие переговоры, ни лично, ни по телефону. Все общение – только через адвоката или официальными письмами.
— Будьте готовы, что они попробуют связаться, — предупредила Елена Викторовна. — Будут давить на жалость («дети плачут»), на чувство вины («ты разбиваешь семью»), на злобу («мы тебя в грязь втопчем»). Не поддавайтесь. Ваша позиция – закон и ваше право на спокойную жизнь.
Она оказалась права. Через неделю зазвонил телефон. Незнакомый номер. Я взяла трубку.
— Марина? Это Егор. — Голос был неестественно сдержанным. — Послушай, давай поговорим как взрослые люди. Накипело у всех. Но что было, то прошло. Тетя Люда погорячилась, конечно. Но ты тоже… резко. Давай забудем. Приезжай, обсудим все за столом, мирно. Родня ведь.
— Егор, — ответила я спокойно. — Все вопросы по поводу дачи вы можете адресовать моему адвокату. Ее контакты я вам вышлю. Со мной на эту тему не разговаривайте.
— Да что за бред?! — его тут же прорвало. — Какой адвокат?! Мы же родня! Мы сами разберемся! Ты что, совсем крыша поехала? Из-за куска земли родных в суды тащишь?!
— Контакты адвоката вы получите. Больше мне добавить нечего. До свидания. — Я положила трубку.
Следом пришла истеричная смс от Кати: «Марина, ты чудовище! Дети плачут, хотят на дачу! Ты лишаешь их свежего воздуха! У тебя совести нет! Мы тебя в черный список добавим, будешь одна помирать!»
Я сохранила смс. Доказательство. Потом был звонок от незнакомой женщины, представившейся «подругой тети Люды», которая начала качать права о «несчастной старушке, которую выгнали» и «семейных ценностях». Я вежливо попросила не беспокоить и положила трубку. Адвокат предупредила: «Это их методы. Давление через третьих лиц. Игнорируйте».
Официальное письмо-предупреждение, отправленное заказным с уведомлением, они получили. На какое-то время воцарилась тишина. Я установила видеокамеры. Жила на даче с ощущением осады, но и с чувством защищенности от закона. Работала в саду, приводила в порядок дом после их нашествия, сжигая символически найденную под диваном их старую футболку. Каждый сгоревший лоскуток приносил облегчение.
Но я знала, это затишье перед бурей. И буря грянула. Через месяц соседка, добрая баба Таня, позвонила мне в город:
— Мариша, ты знаешь, тут к твоей даче какие-то люди приехали. Мужик и женщина. Калитку твою ломят. Кричат что-то. Я им говорю: хозяйки нет! А они орут: «Мы и есть хозяева!» Может, позвонить в полицию?
— Таня, звоните немедленно! — сказала я, сердце уходя в пятки. — Это мои… родственники. Самоуправствуют. Я уже звоню своему адвокату и выезжаю.
По дороге я связалась с Еленой Викторовной. Она тут же начала действовать. Я мчалась, нарушая все скоростные режимы. Подъезжая к даче, увидела полицейскую машину. И… их машину. И их самих. Егор орал на участкового, тетя Люда что-то истерично доказывала другой сотруднице. Камеры работали.
— Вот она! Самодурка! — завопила тетя Люда, увидев меня. — Выгнала нас, замки поменяла, а теперь полицию на родных натравила! Мы же приехали свое забрать! Мы тут вещи забыли! Документы важные!
— Какие документы? — спросил участковый.
— Да вот… паспорт старенький! — выпалила тетя Люда. — И… и кое-что из ценных вещей! Сережки мои! Они тут где-то!
— Вы можете описать эти сережки? Или паспорт? — спросила я холодно. — Или показать, где именно вы их «забыли»? Я могу открыть дом, полиция присутствует, вы покажете.
Она замялась.
— Ну… я не помню точно… но они тут!
— Это повод ломать калитку? — спросил участковый, указывая на следы взлома.
— Мы не ломали! Она сама сломалась! — заорал Егор. — Мы родственники! Мы имеем право проверить, все ли в порядке! А она замки поменяла, не предупредив! Это же провокация!
В этот момент подъехала Елена Викторовна. Она была невозмутима, как скала.
— Здравствуйте, — обратилась она к полицейским, предъявляя удостоверение. — Я представляю интересы гражданки Марины Васильевны. У нас на руках зарегистрированное заявление о противоправных действиях этих граждан, — она кивнула на Егора и тетю Люду, — включая угрозы, попытку незаконного завладения имуществом и самоуправство. Сегодняшний их визит, попытка незаконного проникновения на частную территорию с повреждением имущества (калитки), а также ложные заявления о забытых вещах, которые, уверена, они не смогут ни описать, ни доказать, являются прямым продолжением их противоправной деятельности. Мы настаиваем на составлении протокола по факту попытки взлома и незаконного проникновения. А также просим приобщить запись с камер видеонаблюдения, которая все подробно зафиксировала, включая их заявления о том, что они «хозяева». Кроме того, у нас есть запись телефонного разговора, где господин Егоров, — она посмотрела на Егора, — открыто угрожал моей доверительнице. Мы готовим исковое заявление в суд о запрете приближаться к дому и участку моей доверительницы, а также о возмещении ущерба за испорченную калитку и морального вреда.
Лица у моих «родственников» стали землисто-серыми. Тетя Люда открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Егор попытался что-то буркнуть про «клевету», но полицейские уже доставали блокноты.
— Вы имеете право хранить молчание, — сухо сказал один из них. — Все сказанное вами может быть использовано против вас в суде. Прошу проследовать для дачи объяснений. А вам, граждане, — он обратился к нам, — прошу предоставить все имеющиеся доказательства.
Процесс был долгим и нервным. Они пытались юлить, врать, изображать из себя жертв. Но видеозапись с четким аудио, где Егор орал «Мы и есть хозяева!», пока он ломал калитку, была железным аргументом. Запись его угроз по телефону – еще одним. Заявление адвоката – серьезным документом. Полиция составила протокол. Адвокат подала иск.
Суд был коротким и беспощадным для них. Их показания путались, их «доказательства» родства и прав на дачу были смехотворны. Наши же документы и свидетельские показания (в том числе и бабы Тани) были четкими и неопровержимыми. Судья удовлетворил наш иск. Егору и тете Люде запретили приближаться к моей даче и ко мне ближе чем на 300 метров. Обязали возместить стоимость ремонта калитки и судебные издержки. И пригрозил реальным уголовным делом за повторное нарушение запрета.
Когда судья огласил решение, тетя Люда громко расплакалась. Но это были не слезы раскаяния. Это были слезы бессильной злобы. Егор смотрел на меня взглядом, полным ненависти, но и страха. Они проиграли. Закон, холодный и неумолимый, встал на мою защиту.
Я вышла из здания суда. Солнце светило ярко. Я глубоко вдохнула. Впервые за много месяцев я почувствовала не просто облегчение, а настоящую свободу. Свободу от наглецов, от халявщиков, от «родни», которая оказалась хуже чужих. Я избавилась от них. Навсегда.
На даче я поставила новую, еще более крепкую калитку. Видеокамеры работают исправно. Я знаю, что их злоба никуда не делась. Но теперь они знают, что я не беззащитная тетка. Я – хозяйка. И я защищаю то, что мое. Ценой больших нервов, денег на адвоката, но я отстояла свой покой.
Теперь, когда я пью вечерний чай на веранде, слушая шелест листьев и стрекот кузнечиков, я знаю, что эта тишина – моя. Заработанная и отвоеванная. И никакая «родня» ее не нарушит. Больше вы меня не достанете.