Вера стояла посреди небольшой двухкомнатной квартиры и пыталась представить, как здесь будет жить. Окна выходили во двор, где старые липы шелестели листвой, а на подоконнике кто-то когда-то поставил горшок с геранью. Цветок давно засох, но горшок остался — как память о прежней хозяйке.
— Ну что, нравится? — спросил Алексей, обнимая её за плечи.
— Конечно, — улыбнулась она, хотя в груди что-то сжалось от непривычности.
В пятьдесят восемь лет снова выходить замуж — это как учиться ездить на велосипеде после долгого перерыва. Вроде помнишь, как это делается, но руки дрожат и страшно упасть. Алексей был добрым, надёжным мужчиной. Овдовел три года назад, как и она. Встретились на курсах компьютерной грамотности — оба пытались освоить скайп, чтобы говорить с детьми.
— Мама скоро придёт, познакомитесь поближе, — сказал он, разгружая её чемодан.
Вера кивнула, но внутри что-то ёкнуло. Свекровь. В первом браке свекрови не было — она умерла задолго до их знакомства с покойным мужем. А теперь... Впрочем, Алексей рассказывал, что мать замечательная женщина, просто привыкла заботиться о нём.
— Я хочу устроить себе уголок, — сказала Вера, подходя к шкафу в спальне. — Можно?
— Да ты что, это теперь твой дом! — засмеялся Алексей.
Она открыла дверцы и осторожно развесила свои платья рядом с его рубашками. На верхнюю полку поставила шкатулку с украшениями покойной мамы, фотографии дочери, стопку писем от старых подруг. Всё это казалось таким хрупким в чужом пространстве.
За окном послышались шаги, и Алексей оживился:
— А вот и мама!
Чужие руки в моих вещах
Вера вернулась домой после занятий с учеником — готовила девочку к экзаменам по литературе — и сразу почувствовала что-то неладное. В прихожей пахло чужими духами, а в спальне...
Она замерла на пороге. Шкаф был открыт, но выглядел совсем по-другому. Её платья висели не там, где она их оставила, шкатулка с украшениями стояла на другой полке, а писем... писем не было вообще.
— Алёша! — позвала она дрожащим голосом.
— Что случилось? — он вышел из кухни с чашкой чая.
— Где мои письма? И фотография дочери в серебряной рамке?
— А... мама прибиралась. Говорила, что в шкафу беспорядок.
— Где мои вещи? — Вера почувствовала, как внутри всё холодеет.
— Мам! — крикнул Алексей в сторону кухни.
Появилась Зинаида Петровна — невысокая, аккуратная женщина с хитроватыми глазками.
— Я навела порядочек, — сказала она, не глядя на Веру. — Старые бумажки выбросила, пыльные рамки протерла. А что хранить всякий хлам?
— Это были мои письма, — Вера едва сдерживалась. — Письма от подруги, которая умерла два года назад.
— Ну и что с мёртвых писем толк? — пожала плечами свекровь. — Живых дел полно.
Вера почувствовала, как у неё подкашиваются ноги. Тридцать лет переписки с лучшей подругой детства. Фотография дочери в день окончания института.
— Алёша, — прошептала она, поворачиваясь к мужу.
— Верочка, не делай сцен, — сказал он, не поднимая глаз. — Это же моя мама. Она хотела как лучше.
Последняя капля
Прошло две недели. Вера ездила к дочери в Москву — нужно было отвлечься, подумать, понять, как жить дальше. Дочь внимательно выслушала её, обняла крепко-крепко и сказала: "Мама, ты имеешь право на счастье. Но не за счёт собственного достоинства".
Вернулась Вера в хорошем настроении. Привезла Алексею подарок — красивый шарф, свекрови — коробку московских конфет. Решила: буду мудрее, терпеливее. Любовь требует жертв.
Но когда открыла шкаф, чтобы достать домашнее платье — того самого, светло-голубого в мелкий цветочек, которое так шло к её глазам, — его там не оказалось.
— Алёша, где моё голубое платье?
— Какое платье? — он читал газету, не поднимая головы.
— То, которое мне дочь подарила на день рождения.
— Мам, — позвал он. — Ты не видела Верино платье?
Зинаида Петровна вышла из кухни, вытирая руки о фартук:
— А, это старьё? Отнесла в церковь. Там нуждающихся много. Ты же его всё равно не носишь.
— Как не ношу? — Вера почувствовала, что задыхается. — Это моё любимое платье!
— Любимое? — усмехнулась свекровь. — За две недели ни разу не надела.
— Я его берегла! — крикнула Вера. — Это подарок от дочери!
— Что ты кричишь? — наконец поднял голову Алексей. — Мама хотела сделать доброе дело.
— А спросить меня? — Вера чувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза. — Это были мои вещи!
— Верочка, ну что ты как маленькая, — вздохнул он. — Платье же не пропало, оно людям пользу принесёт.
Вера смотрела на мужа и не узнавала. Тот добрый, внимательный мужчина, который ухаживал за ней полгода, куда-то исчез.
— Я ухожу, — сказала она тихо.
— Куда это? — удивилась Зинаида Петровна.
— Отсюда, — Вера пошла собирать вещи.
Свобода дороже комфорта
Однокомнатная квартира на окраине Тулы выглядела убого после Алексеевой двушки в центре. Старые обои, скрипучий паркет, крохотная кухонка. Из мебели — только то, что оставили прежние жильцы: стол, два стула, продавленный диван.
Но когда Вера закрыла за собой дверь и осталась одна, она впервые за месяц вздохнула полной грудью.
Первым делом поставила на подоконник фикус — единственное, что успела забрать из Алексеевой квартиры. Потом разложила на столе свои книги, учебники, тетради учеников. В углу устроила маленький иконостас — две иконки от покойной мамы.
Телефон разрывался. Алексей звонил каждый час:
— Верочка, что ты делаешь? Возвращайся домой!
— Я дома, — отвечала она спокойно.
— Какой это дом? Это же каморка!
— Зато моя каморка.
— Мама расстроилась. Говорит, она не хотела тебя обидеть.
— Алёша, твоя мама выбросила мои письма и отдала моё платье без спроса. А ты сказал мне не делать сцен.
— Ну так что теперь, из-за платья разводиться?
— Не из-за платья, — вздохнула Вера. — Из-за того, что в собственном доме я чувствовала себя чужой.
Вечером пришла соседка — пожилая женщина с добрыми глазами:
— Я Тамара Ивановна. Одна живёте?
— Одна, — кивнула Вера.
— И правильно делаете, — неожиданно сказала соседка. — Лучше одна, чем с теми, кто не ценит.
Пустота в сердце
Алексей думал, что без Веры ему будет спокойнее. Никто не будет переставлять его книги, менять программы на телевизоре, готовить те блюда, к которым он не привык. Мама довольная наводила порядок, готовила его любимые котлеты, покупала привычные продукты.
Но через неделю он почувствовал странную пустоту.
— Мам, а почему так тихо? — спросил он за ужином.
— А что, шума мало? — удивилась Зинаида Петровна. — Соседи сверху топают, на улице машины гудят.
— Не того шума, — пробормотал он.
Не хватало Вериного смеха, когда она читала смешные письма от учеников. Не хватало её привычки напевать что-то под нос, когда готовила. Даже её книжек на тумбочке не хватало — теперь там лежала только мамина вязальная работа.
— Сынок, может, телевизор включим? — предложила мать.
Но и с телевизором было не то. Раньше они с Верой спорили, что смотреть, она любила исторические фильмы, он — детективы. Находили компромисс, смеялись, обсуждали. А теперь мама молча переключала на свои сериалы, и он не решался возражать.
— Мама, — сказал он однажды вечером, — может, Веру обратно позовём?
— Зачем? — удивилась Зинаида Петровна. — Хорошо ведь живём. Тихо, спокойно. Никто не скандалит.
— А может, и не надо было так спокойно, — тихо сказал Алексей.
Возвращение к себе
Алексей ехал к Вере с тяжёлым сердцем и картонной коробкой на заднем сиденье. В коробке лежали те вещи, которые он успел спасти от маминого "наведения порядка" — несколько фотографий, блокнот с Вериными заметками, маленькая статуэтка балерины.
Квартира встретила его запахом свежесваренного кофе и звуками радио. Вера сидела за столом, проверяла тетради, а рядом стоял букет полевых цветов — видимо, принесла соседка.
— Привет, — сказал он неуверенно.
— Привет, — ответила она, не поднимая головы.
— Я принёс твои вещи, — он поставил коробку на стол.
Вера подняла глаза, посмотрела на него внимательно:
— Спасибо.
— Вера... я понял. Я был не прав.
— В чём именно? — спросила она спокойно.
— Я думал, что нейтралитет — это мудрость. А оказалось — трусость.
Она отложила ручку, налила ему кофе:
— Садись.
— Мама действительно не хотела обидеть, — начал он.
— Алёша, — перебила Вера, — я не злюсь на твою маму. Я злилась на тебя.
— На меня?
— Ты должен был встать на мою сторону. Не против матери, а за жену. За нас.
Он кивнул, понимая:
— Я хочу, чтобы ты вернулась.
— На каких условиях?
— На твоих, — сказал он твёрдо. — Только по твоим.
Новые правила игры
Трёхкомнатная квартира в новом районе была светлой и просторной. У каждого — своя комната, общая гостиная, кухня с большим столом. Вера расставляла свои книги на полках, не боясь, что кто-то их переставит.
— Мам, — сказал Алексей по телефону, — мы переехали.
— Куда это? — возмутилась Зинаида Петровна. — Зачем тратить деньги?
— Нам нужно своё пространство.
— А я что, чужая?
— Ты не чужая. Но у нас с Верой своя семья.
Помолчали.
— Приезжайте в гости, — добавил он мягче. — Но в гости. С предупреждением.
Вера слушала разговор и улыбалась. Алексей учился говорить "нет" своей маме, а это было непросто в шестьдесят два года.
— Получилось? — спросила она, когда он положил трубку.
— Вроде бы, — он обнял её. — Знаешь, я понял одну вещь.
— Какую?
— Когда человек боится обидеть всех, он обижает того, кто ему дороже всего.
Вера прижалась к нему крепче. За окном шумел вечерний город, а в их новом доме пахло свежим хлебом и счастьем. Тем самым счастьем, которое не приходит само — его нужно защищать.
— А помнишь, ты сказал мне не делать сцен? — тихо спросила она.
— Помню, — вздохнул он. — И больше никогда так не скажу.
— Хорошо, — улыбнулась Вера. — А то я умею делать сцены. Просто не всем показываю.