Неужели и правда думает, что у меня кишка тонка сказать правду? Правда считает, что я спущу это на тормозах и продолжу с ним «встречаться» как ни в чем не бывало? Или уверен, что, открой я правду, мой родной дедушка мне не поверит?
Богиня (17)
— Дедушка, что происходит? — это их молчание и пристальные взгляды так напрягают, что все тело начинает чесаться.
— Она еще спрашивает! — фыркает отец Кирилла с надменной физиономией.
— Подожди, Дима, — велит дедушка и вздыхает. — Ир, подойди сюда. Присядь, и мы спокойно поговорим.
Да я лучше себе руку отгрызу, чем буду сидеть за одним столом с этим кoзлом! Вслух я этого, конечно, не говорю.
— Мне и тут неплохо.
— О каком спокойствии вообще может идти речь?! — отец Кирилла взмахивает руками и чуть было не сносит графин с водой. — Девчонка и не слыхивала о правилах хорошего тона! Взять хотя бы ее одежду – это же верх вульгарности!
Чтобы не идти на занятия во вчерашнем вечернем платье, я одолжила у Дашки черные леггинсы и желтую блестящую футболку – очень просторную, с такой широкой горловиной, что видно мое оголенное плечо. Размеры у нас с Дашей не совпадают, как, впрочем, и вкусы в одежде, но ничего вульгарного в моем сегодняшнем наряде я не вижу.
Это я и собираюсь донести до мужчины, но он не дает мне такого шанса, продолжает свою возмущенную речь на выдохе, как будто бы он каким-то удивительным образом запасся кислородом на год вперед.
— Неудивительно, что ее окружают такие вот маргинальные типы! Она же сама их завлекает, а мой мальчик должен страдать!
Наконец-то хоть что-то проясняется. Неужели Егор все-таки добрался до Кирилла? Он ведь предупреждал, что не оставит это так.
Бросаю короткий, полный отвращения взгляд на Кирилла, и ноздри по привычке начинает разъедать от едреного ментола, хотя я стою слишком далеко и не могу почувствовать этот запах. Он изучает меня с ехидной улыбочкой. Нет, Егор его не трогал. Иначе бы он выглядел по-другому.
Мужчина продолжает гневно вещать о том, какая я плохая, но тут дедушка не выдерживает, и его громкий голос раскатывается по всему дому:
— ТИХО!
Дмитрий замолкает и ошарашенно хлопает глазами.
— Пусть Ира сама расскажет, как вчера всё было.
— Если не хочешь вспоминать, это не обязательно. Я уже все рассказал, — подает вдруг голос Кирилл, и меня передергивает. — И про то, как мы чудесно отужинали в папином ресторане, и про то, как ты пригласила меня домой, и, конечно, про то, как ревнивый бугай выскочил из кустов и набросился на меня.
Так вот, как он всё выкрутил?! Теперь понятно, почему сидит здесь с таким важным видом. Жертву, значит, из себя строит. Просто нет слов.
— И чего ты молчишь? — гундит Дмитрий.
— Ей, наверное, неприятно это вспоминать. Она испугалась, — вкрадчиво произносит Кирилл, наклоняясь к отцу.
И посылает мне гаденький такой взгляд. Мол, не стоит благодарности, руки можешь не целовать. Неужели и правда думает, что у меня кишка тонка сказать правду? Правда считает, что я спущу это на тормозах и продолжу с ним «встречаться» как ни в чем не бывало? Или уверен, что, открой я правду, мой родной дедушка мне не поверит?
А поверит ли?
Перевожу нервный взгляд на дедушку. Он смотрит мне в лицо с явным осуждением. Не знаю, что бы сделала мама на моем месте. Наверно, подтвердила бы слова Кирилла. Слишком уж боится разочаровать деда. К счастью, я – не она.
— Ир, скажи хоть что-нибудь, — требует дедушка.
И я говорю. Много. О том, что не приглашала Кирилла домой. О том, что отказала ему, а этот псиx мой отказ проигнорировал. О том, как он гнался за мной до дома, а я убегала, до смерти перепуганная. И, наконец, о том, как ударила его, и тем самым спасла саму себя.
Все это время я не свожу глаз с невозмутимого лица дедушки. Под конец рассказа у меня начинают дрожать губы. Сглотнув, замолкаю. Жду новых воплей Дмитрия или громких оправданий Кирилла, но в гостиной воцаряется полная тишина, которая длится, наверное, целую минуту.
Смотрю в пол, массирую заледеневшие пальцы. Почти слышу, как дед говорит что-то вроде: «И не стыдно тебе выдумывать такое?»
Но это всего лишь мое воображение. Слушаю, как бешено колотится сердце в груди. Сосредотачиваюсь на нем.
Перевожу робкий взгляд на побледневшего дедушку как раз в тот момент, когда он открывает рот и тихо-тихо говорит:
— Пошли на хрeн из моего дома!
Никогда не слышала, чтобы дедушка ругался. И даже подумать не могла, что возможно вложить в несколько слов столько ярости.
Почему-то на глаза наворачиваются слезы.
Эти двое продолжают сидеть. Застыли, как статуи. В два огромных шага дедушка оказывается возле Кирилла. Он хватает его за шиворот и с необычной легкостью выволакивает его немаленькое тело за дверь. Вместо того чтобы вступиться за сына, Дмитрий так и сидит, глядя в одну точку пустым взглядом. Дедушка возвращается и, видно, хочет проделать те же самые манипуляции и с ним, но тут мужчина встает и молча направляется к выходу.
— Увидимся в суде, — бросает ему вслед дедушка и, как только мы слышим хлопок входной двери, я наконец выдыхаю.
По щеке ползет крупная соленая капля, и я украдкой утираю ее ладонью. По привычке не позволяю себе быть излишне эмоциональной в присутствии дедушки. Сначала он топчется на месте, крепко сжимая челюсти. А потом вдруг делает шаг ко мне, и его теплые большие руки ложатся мне на лопатки.
Впервые дедушка меня обнимает.