Всякий раз, когда я упоминаю слово «ГУЛАГ» без оговорок и романтической пены, в тёмных углах интернета шевелится одно и то же существо — упрямое, громкое, вечно обиженное. Его зовут советский комментатор. Он не похож на старого чекиста с холодными глазами и не напоминает молодого пионера, у которого в портфеле бутерброд с варёной колбасой и красный галстук. Нет. Это особая порода людей, для которых сам процесс чтения чего-либо, кроме лозунгов и надписей на плакатах, — уже почти измена.
…подумай об этом — и загляни в мой Telegram.
Эта «любовь к СССР» никогда не питается фактами. У неё нет питательной среды статистики, документа, живого рассказа узника, пережившего зиму в лагере. Это не привязанность к конкретным годам или конкретным людям. Это сродни религиозному экстазу: когда руины давно заросли травой, а иконы вырезаны из картона, но внутри всё ещё горит уверенность, что там, в прошлом, жили великаны и полубоги.
Попробуйте осторожно подсунуть такому человеку томик Солженицына или хотя бы сравнительную динамику смертности в колхозах в тридцатые. Вы не получите в ответ аргумент. Вы услышите пыхтение. Вы увидите нервное мелькание слов:
«Врёшь! Это всё пропаганда! У нас тогда люди были добрее!»
«А сейчас что, лучше? Вы посмотрите на Запад!»
«Ты сам-то там жил? Не жил? Вот и молчи!»
«Зато у нас Гагарин!»
Человек, который никогда не отважился прочитать «Архипелаг ГУЛАГ», готов тратить часы, чтобы обругать того, кто прочёл. Человек, который понятия не имеет, сколько миллионов погибло от искусственного голода, с упоением будет доказывать, что «никакого голода не было». Это и есть психологический щит. Чтобы признать преступления режима, придётся признать и своё унижение — что тебе десятилетиями врали, а ты кивал. Что твои дед и отец, быть может, не герои, а участники чудовищной машины. Что твоя ностальгия по «теплу и порядку» строилась на чужой крови.
И проще всего — не признавать ничего.
Я видел их портрет:
Мужчина лет пятидесяти, с лицом, уставшим не от труда, а от вечного сравнения. Он сидит за компьютером в съёмной квартире и находит в интернете любую реплику, где слово «СССР» мелькает без восторга. Он не откроет статью целиком. Он не проверит ссылки, не углубится в статистику. Зато он будет первым в комментариях:
«Вы все продались!»
«Раньше хоть совесть была!»
«Это всё вбросы ЦРУ!»
«Лучше бы изучали настоящую историю, а не клевету!»
В этих репликах есть особая гордость своим незнанием. Как будто чем меньше ты читал, тем чище твоя вера. Чем меньше ты думал, тем чище твоя правда. Это вечное детское «зато у нас» — как будто один человек был Гагариным, Булгаковым и конструктором «Жигулей» одновременно.
Если вы думаете, что их можно переубедить — попробуйте провести ночь в пустом храме. Это то же самое. Они не дискутируют. Они защищают свою внутреннюю свечку от сквозняка. У них нет фактов — но есть гнев. У них нет аргументов — но есть громкость. И если вам повезёт, вы услышите сакраментальное:
«Я этим горжусь, что не читаю ваших пасквилей!»
Никакая диктатура не строит будущее. Она всегда строит миф. А миф существует только до той поры, пока его никто не трогает руками. Оказаться один на один с настоящей историей — значит рисковать остатками своего спокойствия. Ведь текст страшнее любого врага. Он не кричит, он просто лежит. И ждёт, когда у вас хватит мужества посмотреть внутрь.
Вот почему спорить с советским комментатором — всё равно что бить кулаком по советскому памятнику. Он не ответит. Он просто продолжит стоять и ржаветь. Но правда всё равно нужна. Не ради них — а ради тех, кто всё ещё способен сомневаться. Ради тех, кто не боится выяснить, что за фасадом «дружбы народов» стояли расстрельные списки. Ради тех, кто понимает, что гордость без памяти — это дешёвая подделка под достоинство.
…а если вдруг захочется ещё немного тёплой злости и холодных цифр — вот тут я оставил дверь открытой: Telegram.
В конце концов, ничто так не пугает идолов, как человек, который умеет читать и думать.