В понедельник 12 ноября леди Деббингтон-Крейн внезапно стала невидимой. Сквозь щелку в плотно задернутых шторах в спальню пробился луч света, пересекавший кровать над грудью леди Деббингтон-Крейн, и она подняла руку, чтобы окунуть ее в этот световой ручеек, но кисти руки не увидела – только край рукава с кружевной оборкой. Леди Деббингтон-Крейн подняла вторую руку и снова не увидела собственной кисти. Тогда она встала, раздвинула шторы и подошла к зеркалу, в котором отразилась лишь одна длинная ночная сорочка из мягкой бледно-зеленой фланели, по которой там и сям были разбросаны розовые ягоды клубники и ее же белые цветочки. Леди Деббингтон-Крейн сняла одеяние и отбросила в сторону – в зеркале отразилась лишь ожившая сорочка, которая, совершив ряд нелепых движений, замерла на полу бесформенной кучкой. Леди Деббингтон-Крейн повертелась перед зеркалом и убедилась, что она и в самом деле совершенно невидима. Она подумала и решила, что в ее новом состоянии, есть, конечно, свои неудобства, но наверняка также много преимуществ и возможностей, которыми не грех воспользоваться, тем более что она совершенно не представляет, почему потеряла видимость и как ее вернуть.
Леди Деббингтон-Крейн отличалась редкостным здравомыслием, которое подвело ее всего один раз, когда она ответила согласием на предложение руки и сердца, поступившее от лорда Деббингтон-Крейна – впрочем, к этому предложению она сама его и подвела: решительно, осторожно и неумолимо. Лорд Деббингтон-Крейн был на 15 лет старше и почти на фут выше своей супруги, на которой неведомым для себя образом оказался женат, хотя считался закоренелым холостяком и на протяжении десятка с лишним лет ловко избегал матримониальных усилий как своей родни, так и многочисленных охотниц за титулом и деньгами.
В свое время решение захомутать лорда Деббингтон-Крейна казалось вполне здравым, практичным и сулящим многие блага: возможность вырваться из-под опеки суровой мачехи, а также подняться по социальной лестнице, вымощенной золотом. С тех пор прошло пять лет и леди Деббингтон-Крейн слегка разочаровалась и в светском обществе, к которому так стремилась когда-то, и в лорде Деббингтон-Крейне, который, конечно, представлял собой образец аристократического совершенства и высокомерия, но ум имел ограниченный и сосредоточенный исключительно на лошадях, охоте и скачках.
К своему облегчению лорд довольно быстро убедился, что супруга не собирается никоим образом встревать в его жизненный распорядок и мешать его увлечениям, поэтому покорно оплачивал счета и выписывал чеки по первому ее требованию, чем она, впрочем, не слишком злоупотребляла. Лошадей леди Деббингтон-Крейн побаивалась, охоту осуждала, поскольку жалела бедных ни в чем не повинных зверюшек, а скачки прельщали ее лишь возможностью выгулять новую экстравагантную шляпку и вычурный наряд – ставки она иногда делала, но без особого азарта. Они с лордом чаще всего пересекались друг с другом именно на скачках и на неизбежных светских приемах, так что порой лорд Деббингтон-Крейн даже забывал о наличии у него жены: явившись к позднему завтраку и обнаружив за столом супругу, с завидным аппетитом поглощающую свиные колбаски и омлет, он несколько минут соображал, кто эта дама.
Леди Деббингтон-Крейн исполнилось двадцать семь лет. За годы брака она немного располнела, отъедаясь за все прошлые годы, проведенные впроголодь, но полнота ее только украсила, придав женственности ее несколько угловатой фигуре. У нее были пышные темные волосы – главное ее украшение, насмешливые серые глаза и выразительный рот, отвлекавший внимание от, пожалуй, слишком длинного носа. Она носила туфли на высоких каблуках, добавляя себе роста, а ее осанка могла служить образцом для любой балерины – единственное, за что леди Деббингтон-Крейн была благодарна мачехе, заставлявшей ее часами расхаживать с толстым томом Оксфордского словаря на голове.
В последнее время леди Деббингтон-Крейн все чаще вспоминала свою девическую жизнь, которая теперь представлялась ей в радужном сиянии, словно цветущий сад после дождя, а все то, из-за чего она так страдала в то время, спустя пять лет брака стало казаться неважным и незначительным: вечные придирки мачехи и необходимость экономить, считая каждый пенни, с чем мачеха справлялась блистательно, сооружая из случайных тряпочек модные наряды себе и падчерице. Все ради мужа, который должен был сохранять респектабельный вид во что бы то ни стало, ведь он уважаемый человек, профессор, преподаватель! Уважаемый человек не вникал в хозяйственные дела, полностью положившись в этом вопросе на вторую жену, которая была экономкой в их доме, пока первая жена не исчезла из его жизни, оставив профессора в полном недоумении с двухгодовалой дочерью на руках.
Леди Деббингтон-Крейн, конечно же, совершенно не помнила свою мать. Наверно, она была на нее похожа, потому что ничего отцовского во внешности леди Деббингтон-Крейн не наблюдалось. Подтверждением этому служила единственная сохранившаяся – свадебная – фотография, по которой можно было понять лишь то, что невеста маленького роста. Она наклонила голову, словно рассматривая букет в судорожно сжатых руках, так что из-под фаты, украшенной флёрдоранжем, видны были только губы бантиком и кончик носа – похоже, такого же длинного, как у дочери.
Леди Деббингтон-Крейн не сильно сокрушалась о своем сиротстве, хотя иногда подолгу рассматривала фотографию, пытаясь понять, каким человеком была ее мать и куда делась: сбежала с любовником? Похищена? Попала в аварию и потеряла память? Умерла? В семье это не обсуждали: отец пропускал вопросы дочери мимо ушей, а мачеха скорбно поджимала губы и тут же переводила разговор на порванное падчерицей платье или разбитую чашку: «София Маргарета Дженкинс! Сколько можно! Я стараюсь изо всех сил, чтобы поддерживать в доме порядок и достаток, а ты не ценишь моих усилий. Теперь придется что-то придумывать с платьем – а ведь это единственное твое приличное. Надо же было так неудачно порвать. В чем ты теперь пойдешь на свадьбу Доротеи? И чашка! Последняя из сервиза от Эйнсли! Будешь пить чай из металлической кружки, вот что…»
Леди Деббингтон-Крейн категорически не нравились оба ее имени, поэтому она называла себя Джен, что не признавалось мачехой, но одобрялось подругами и Филиппом. Филипп был старшим братом Шарлотты, лучшей подруги Джен. И ее первой любовью. Это за него выходила замуж Доротея, которую Джен ненавидела всем своим разбитым сердцем. Жизнь кончена, какие еще платья и чашки! Хотя платья, конечно, жалко. Ведь ей так хотелось на этой свадьбе затмить своей красотой невесту, чтобы Филипп, наконец, осознал, какую ошибку совершает! Джен представила, как Филипп входит в церковь, идет по проходу к алтарю… замечает Джен… берет ее за руку и ведет за собой, а в это время на заднем плане заламывает руки и рыдает Доротея, в своем свадебном платье напоминающая торт с кремовыми розами…
Увлекшись воспоминаниями, леди Деббингтон-Крейн забыла о том, что с ней произошло, поэтому вздрогнула, когда в спальню вошла горничная с пожеланием доброго утра и с подносом в руках – Джен любила, проснувшись, выпить чашечку кофе. Она окаменела на месте, представив выражение лица горничной, которая увидит ее в костюме Евы, но та не обратила ни малейшего внимания на голую леди Деббингтон-Крейн – поставила поднос на прикроватный столик, рассеянно взглянула на уже раздвинутые шторы и пожала плечами – это была ее обязанность. Потом заметила валяющуюся на полу ночную сорочку, проворчала себе под нос: «Вечно она все разбрасывает», подошла и подобрала. Леди Деббингтон-Крейн отступила на шаг, потому что сорочка лежала прямо у ее ног, но горничная явно не видела свою госпожу. Она аккуратно сложила сорочку, положила ее на кресло и ушла, не обратив ни малейшего внимания на то, что постель с откинутым одеялом пуста – похоже, решила, что госпожа в ванной.
Леди Деббингтон-Крейн выпила кофе и снова забралась в постель. Завернулась в одеяло и принялась обдумывать свое странное положение, время от времени поднимая руку и проверяя, не сделалась ли она видимой. Пока что Джен обнаружила лишь одно преимущество: простояв довольно долгое время в холодной спальне, она совершенно не замерзла. Похоже, вместе с видимостью она потеряла и чувствительность к холоду. Это сулило заманчивые перспективы.
Но через некоторое время до Джен дошло, что она оказалась в ловушке: невозможно же все время оставаться невидимой – что подумает ее муж? Хотя он почти не обращает на Джен внимания, рано или поздно он должен заметить, что супруги нет. Да те же светские знакомые смогут навести его на эту мысль! Джен ярко представила салонных сплетниц, числившихся ее подругами – Диану Эшертон и Камиллу Семптон-Гроув: «Что-то давно не видно нашей дорогой леди Деббингтон-Крейн! Она не заболела? Или, может, наконец отправилась в Италию, о чем так мечтала? Или навещает родных?»
И что дальше? Ее объявят пропавшей, начнут розыски? Конечно, она может сделать вид, что сбежала с любовником: оставить супругу записку и… Да, все тот же вопрос – и что дальше? Продолжать оставаться в доме, разыгрывая из себя привидение? Леди Деббингтон-Крейн невольно хихикнула – это была забавная идея. Нет, надо все-таки придумать способ становиться видимой для окружающих...
Сначала ей показалось, что нет ничего проще: шляпка, платье с длинными рукавами, перчатки, чулки и туфельки запросто придадут ей видимость. А дальше косметика ей в помощь – побольше туши для ресниц, тонального крема и пудры, а помада и карандаш для бровей довершат образ. Надо попробовать, вот что.
Леди Деббингтон-Крейн уселась за туалетный столик и принялась наводить красоту на свое невидимое лицо. Это оказалось неожиданно трудно, ведь приходилось действовать наощупь. Но после нескольких неудачных попыток Джен приноровилась: она сообразила, что для начала надо просто пройтись по лицу пуховкой с пудрой, чтобы проявились контуры лица. Проще всего было с губами – она давно научилась наносить блеск для губ, не глядя в зеркальце.
Результат не слишком ее обрадовал – макияж выглядел нарочитым, избыточным и небрежным. И ярко проявилась проблема, о которой Джен сразу не подумала: глаза! Их-то все равно не видно. Зрелище пустых глазниц в обрамлении жгуче-черных ресниц вызывало ужас. Джен попробовала прищуриться, но невозможно же щуриться все время! Она некоторое время размышляла, рассеянно глядя на странное лицо в зеркале, потом ее осенило: очки! Темные очки, вот что ей нужно. Можно будет сказать, что ношение темных очков прописал ей врач из-за болезни глаз. Да, это вариант.
Леди Деббингтон-Крейн тяжко вздохнула: то, что сначала представлялось ей занятным приключением, оказалось при ближайшем рассмотрении огромной проблемой...
Это был ознакомительный отрывок )))
"Загадочная история, произошедшая с леди Деббингтон-Крейн" полностью доступна для чтения и скачивания на АвторТудей и на сайте Самиздат
.....
Мои произведения