Я проснулась от звонка будильника в пять утра, как всегда. Семь лет подряд, каждое утро — подъём в пять, душ, быстрый кофе и в цех. Наше семейное предприятие по производству домашней выпечки не терпело опозданий. Заказы ждать не будут.
— Опять так рано встаёшь, — пробормотал Андрей, перевернувшись на другой бок. — Может, хоть в выходной поспишь?
— Какой выходной? У нас завтра свадьба на двести человек, торт трёхъярусный плюс капкейки. Твоя мама одна не справится.
Он что-то невнятно буркнул и снова уснул. А я поплелась на кухню, где меня уже ждала свекровь — Людмила Васильевна. Бодрая, подтянутая, с идеальной укладкой даже в такую рань.
— Наконец-то! — бросила она вместо приветствия. — Тесто для эклеров уже подошло, начинай формовать. Я займусь кремом для торта.
Семь лет... Семь лет я вставала до рассвета, месила тесто, украшала торты, развозила заказы. Семь лет думала, что строю семейный бизнес, наше общее дело. «Кондитерская Людмилы» — так называлась наша точка на рынке. Но я не обижалась. Свекровь же основательница, её имя на вывеске логично. Главное — мы работаем вместе, как одна семья.
В тот роковой четверг я приехала в налоговую забрать документы для отчётности. Обычная рутина — раз в квартал собираю все бумаги и отношу бухгалтеру. Но в этот раз молоденькая сотрудница налоговой что-то долго искала в компьютере.
— Странно, — пробормотала она. — ИП Людмила Васильевна Сергеева у нас есть, а вы кто?
— Я невестка, Марина Сергеева. Мы семейный бизнес ведём.
Девушка нахмурилась:
— Но в документах вы не числитесь. Ни как соучредитель, ни как наёмный работник. Вообще никак.
У меня в груди что-то сжалось.
— Как это — не числюсь? Я семь лет работаю! Каждый день!
— Юридически вас нет, — пожала плечами она. — По документам ИП принадлежит только Людмиле Васильевне, сотрудников не оформлено.
Я вышла из налоговой на ватных ногах. В голове крутилась одна мысль: не может быть. Это какая-то ошибка. Людмила Васильевна всё объяснит.
Но свекровь, когда я вернулась в кондитерскую, отреагировала странно. Она побледнела, потом покраснела, потом снова побледнела.
— Зачем ты туда поехала без меня? — резко спросила она.
— За документами для бухгалтера. Как всегда.
— Я бы сама съездила!
— Людмила Васильевна, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё дрожало. — Почему я не оформлена? Почему в документах меня нет?
Свекровь выпрямилась и посмотрела на меня холодно:
— А зачем тебя оформлять? Ты же не чужая, семья. Какие могут быть трудовые договоры между родственниками?
— Но я работаю! Я встаю в пять утра, пеку, развожу заказы...
— И живёшь в моём доме, ешь за моим столом, — перебила она. — Считай, что отрабатываешь за проживание.
Отрабатываю за проживание? Я не поверила своим ушам. Семь лет каторжного труда — это отработка за проживание?
Вечером я попыталась поговорить с Андреем. Он сидел перед телевизором с бутылкой пива — обычная картина после его рабочего дня в автосервисе.
— Андрюш, нам нужно поговорить о кондитерской.
— Что там? — он даже не отвернулся от экрана.
— Оказывается, я не оформлена. Вообще. Семь лет работаю, а юридически меня не существует.
— Ну и что? — он пожал плечами. — Мама же сказала — ты семья, зачем формальности?
— Затем, что у меня нет никаких прав! Ни на бизнес, который я помогала создавать, ни на доход, который помогаю зарабатывать. Я работаю бесплатно!
Андрей наконец повернулся ко мне:
— Марин, ты же не за деньги работаешь. Ты для семьи стараешься. Мама нас кормит, одевает, крышу над головой даёт. Чего тебе ещё надо?
Чего мне надо? Уважения. Признания моего труда. Справедливости.
— Андрей, а если завтра твоя мама решит меня выгнать? Что у меня останется?
— Не выдумывай! С чего бы ей тебя выгонять?
С того, что я начала задавать неудобные вопросы, подумала я, но промолчала.
На следующее утро я не встала в пять часов. Проснулась в восемь, спокойно позавтракала. Телефон разрывался от звонков свекрови, но я не отвечала.
В девять она ворвалась в нашу спальню:
— Ты что себе позволяешь? У нас заказ на пятьдесят пирожных к обеду!
— Это ваш заказ, — спокойно ответила я. — Вашего ИП. Вы и выполняйте.
— Марина, немедленно иди в цех!
— Нет.
Простое слово «нет» подействовало на свекровь как красная тряпка на быка. Она раскричалась, называла меня неблагодарной, ленивой, эгоисткой. Андрей проснулся от крика и растерянно смотрел то на мать, то на меня.
— Если я для вас просто бесплатная рабочая сила, то я больше не работаю, — сказала я, когда Людмила Васильевна перевела дух. — Хотите, чтобы я продолжила — оформляйте официально. С зарплатой и всеми правами.
— Ещё чего! — взвизгнула свекровь. — Будешь мне тут условия ставить! Андрей, ты слышишь, что твоя жена вытворяет?
Андрей почесал голову:
— Мам, может, и правда оформить Марину? Она же столько работает...
— Молчи! — рявкнула на него Людмила Васильевна. — Тоже мне, защитник нашёлся! Она живёт в моём доме на всём готовом, а ещё и зарплату требует!
— Я требую справедливости, — поправила я.
— Справедливость? — свекровь засмеялась. — Справедливость в том, что я вас обоих содержу! И дом этот мой, и бизнес мой, и решать, кого оформлять, тоже буду я!
Вот так всё и прояснилось. Семь лет я жила в иллюзии, что мы — семья, которая вместе строит общее дело. А оказалось, я просто бесплатная прислуга при хозяйке.
— Хорошо, — сказала я. — Тогда я ухожу. Найду работу, где мой труд будут ценить.
— Куда это ты уйдёшь? — фыркнула свекровь. — У тебя ни профессии, ни опыта, ни трудовой книжки. Семь лет нигде официально не работала. Кому ты нужна?
Её слова били больно, потому что в них была правда. Семь лет моей жизни словно испарились. Ни стажа, ни опыта работы на бумаге, ничего.
Но я не сдалась. В тот же день начала искать работу. Оказалось, кондитеров с умением печь и украшать торты ищут многие кафе и рестораны. На собеседованиях я честно рассказывала о своём опыте в семейном бизнесе. Некоторые отказывали, услышав об отсутствии официального стажа. Но нашлись и те, кто оценил мои навыки.
Через неделю меня взяли кондитером в небольшую пекарню. Зарплата была не ахти, но главное — официальное оформление, соцпакет, чёткий график работы. И никто не кричал, что я неблагодарная.
Людмила Васильевна тем временем металась как угорелая. Оказалось, справиться одной с потоком заказов она не могла. Нанимать работника не хотела — жалко было денег. Андрея пыталась запрячь, но он после своей смены в автосервисе падал без сил.
— Марин, вернись, — уговаривал он меня. — Мама извинится. Она просто погорячилась.
— Пусть сначала предложит нормальные условия работы.
— Она не будет тебя оформлять, ты же знаешь. Налоги платить придётся, отчётность вести...
— Значит, я не вернусь.
— Но как же семья? Ты же обещала в горе и радости!
— Я обещала быть женой, а не рабыней.
Прошёл месяц. Я обживалась на новой работе, а дома становилось всё напряжённее. Людмила Васильевна потеряла несколько крупных клиентов — не успевала выполнять заказы. Доходы упали. Свекровь ходила мрачнее тучи и при каждом удобном случае попрекала меня куском хлеба.
А потом случилось неожиданное. Позвонила Елена — наша постоянная клиентка, которая заказывала торты на все семейные праздники.
— Марина, это вы? Слава богу, нашла ваш номер! Где вы пропали? Заказала торт у Людмилы Васильевны на юбилей дочери, а получила какой-то кошмар! Сухой, невкусный, украшен криво. Все гости в шоке были!
Я объяснила, что больше не работаю в семейной кондитерской.
— Как жаль! Вы делали такие шедевры! Слушайте, а где вы сейчас работаете? Я буду заказывать только у вас!
И таких звонков было несколько. Оказалось, клиенты шли не просто в «Кондитерскую Людмилы», а конкретно за моими тортами. За моим умением, моей фантазией, моими золотыми руками.
Я рассказала об этом владелице пекарни, где работала. Анна Петровна выслушала и предложила:
— А давай попробуем принимать индивидуальные заказы? Ты печёшь торты, мы предоставляем кухню и ингредиенты, прибыль делим пополам. Оформим всё официально.
Это был мой шанс. Я начала принимать заказы от старых клиентов. Молва разошлась быстро — Марина снова печёт свои фирменные торты! За два месяца у меня сформировалась солидная клиентская база.
А «Кондитерская Людмилы» тем временем загибалась. Свекровь пыталась нанять кондитера, но хорошие специалисты просили достойную зарплату, а платить она не хотела. В итоге взяла девочку без опыта, которая пекла как умела.
Андрей приходил ко мне на работу, уговаривал вернуться:
— Марин, мама готова тебя оформить. Ну, не совсем официально, но договор составит. Вернись, пожалуйста!
— Поздно, Андрей. У меня теперь есть своя работа, свои клиенты, свои условия.
— Но ты же разрушаешь мамин бизнес!
— Я не разрушаю. Я просто ушла. А то, что бизнес без меня не работает — это не моя проблема.
— Как ты можешь быть такой жестокой?
Жестокой? Семь лет бесплатного труда — это не жестоко. А уйти и начать работать за деньги — жестоко. Интересная логика.
К новому году я накопила достаточно денег, чтобы снять небольшую квартиру. Жить под одной крышей со свекровью стало невыносимо. Она обвиняла меня во всех смертных грехах, натравливала на меня родственников, жаловалась соседям на неблагодарную невестку.
Андрей оказался перед выбором. И выбрал... остаться с мамой.
— Я не могу её бросить, — объяснял он. — Она же одна, бизнес рушится, здоровье не то. А ты молодая, сильная, справишься.
Справлюсь. Конечно, справлюсь. Я семь лет справлялась с каторжной работой без выходных и зарплаты. Справлюсь и с новой жизнью.
Развод мы оформили тихо, без скандалов. Делить было нечего — всё принадлежало свекрови. Даже подаренные на свадьбу вещи она считала своими — ведь хранились в её доме.
Я ушла с двумя чемоданами личных вещей и чувством освобождения. Словно сбросила с плеч тяжёлый груз, который тащила семь лет.
В моей съёмной однушке было тихо и спокойно. Никто не будил в пять утра криками о срочном заказе. Никто не попрекал куском хлеба. Никто не требовал благодарности за «крышу над головой».
Я работала в пекарне, принимала частные заказы, копила деньги. Через полгода Анна Петровна предложила мне стать партнёром — открыть собственный цех при пекарне. Я согласилась.
Теперь у меня есть официально оформленный бизнес. Небольшой, но мой. Есть постоянные клиенты, которые ценят мою работу и готовы за неё платить. Есть планы на будущее — хочу открыть собственную кондитерскую. Настоящую, где люди будут работать за достойную зарплату, а не за «спасибо».
А что же стало с «Кондитерской Людмилы»? Она закрылась через год после моего ухода. Свекровь не смогла удержать бизнес. Последнее, что я слышала — она продаёт дом, чтобы расплатиться с долгами.
Андрей пытался возобновить общение. Писал, что ошибся, что понял, как был неправ. Просил дать ещё один шанс. Но я уже не та наивная девочка, которая верила в семейные ценности и готова была работать за идею.
Моя подруга как-то спросила:
— Не жалеешь? Всё-таки семь лет жизни.
Жалею ли я? Да, жалею. Жалею, что поверила в красивые слова о семье и общем деле. Жалею, что позволила использовать себя так долго. Жалею, что не ушла раньше.
Но я благодарна этому опыту. Он научил меня ценить себя и свой труд. Научил не бояться начинать с нуля. Научил отличать настоящую семью от тех, кто просто использует это слово для манипуляций.
Настоящая семья — это не там, где тебя заставляют работать бесплатно под предлогом родства. Настоящая семья — это там, где тебя уважают, ценят и поддерживают.
Я создам свою семью. Когда-нибудь. С человеком, который будет видеть во мне партнёра, а не бесплатную рабочую силу. А пока я строю свою жизнь, свой бизнес, своё будущее.
И знаете что? У меня отлично получается.
История моя закончилась неожиданно. Через два года после развода ко мне в кондитерскую пришла... Людмила Васильевна. Постаревшая, осунувшаяся, в поношенном пальто.
— Марина, — сказала она тихо. — Можно поговорить?
Я налила ей чаю, усадила за столик. Она долго молчала, потом заговорила:
— Я пришла извиниться. Поздно, знаю. Но... я была неправа. Использовала тебя, не ценила твой труд. А когда ты ушла, поняла — бизнес держался на тебе. Только поняла слишком поздно.
Я слушала молча. Что тут скажешь?
— Андрей женился, — продолжила она. — На девушке из обеспеченной семьи. Теперь живёт у них. А я... я осталась одна. Заслужила, наверное.
— Людмила Васильевна, зачем вы пришли?
— Просто... хотела сказать спасибо. За те семь лет. Ты делала мой бизнес успешным. А я делала вид, что это всё моя заслуга. Прости меня, если сможешь.
Она ушла, сгорбленная и одинокая. А я долго сидела, глядя ей вслед. Простила ли я её? Наверное, да. Не ради неё — ради себя. Чтобы не носить в себе обиду и злость.
Но вернуться в прошлое я бы не хотела. Потому что настоящее у меня гораздо лучше. Есть любимая работа, есть уважение, есть возможность строить жизнь по своим правилам.
А это дорогого стоит. Дороже любых семейных уз, которые на поверку оказываются просто цепями.