Я чувствую каждую неровность дороги, по которой мы едем. Каждая кочка, бугорок, яма оповещает меня о своем существовании, пока я равнодушно принимаю облокотившейся на окно головой легкие удары запотевшего стекла.
Я наблюдаю за своим попутчиком, устремляя взгляд то на его высокую каменную спину, то на отражение юрких глаз в зеркале. Провожая глазами каждую из металлических каплей дождя, Нейтан иногда отвлекается от дороги, чем ни раз заставлял меня поежиться в кресле. Звонкий отрывистый стук капель, превращающийся в привычный и глухой, продолжается так долго, что я уже перестал вести счет этим ненастным дням. Я не раз обманывал себя мыслью о том, что мы уже далеко от дома. Хотел бы я придаться мечтам, глядя в пустоту закрытых век, что впоследствии превратилось бы в сон, но Нейтан решает остановиться. Шины Хендая проскользили по ковылю обочины.
Дьявольски красная, горящая кожа на лице моего друга отражала свет вывески заправочной станции. В машине уже становилось душно, кажется, здесь было менее тесно, когда я в последний раз открывал глаза. Я не успеваю прочитать названия неоновой надписи над одноэтажной постройкой, как слышу хлопок водительской двери. Оставив машину вместе с последним шансом согреть онемевшие ладони, я смиренно направляюсь за макушкой Нейтана, уже видимой издалека, мелькающей за стеклами припаркованных машин, узнаваемой только по кончику желтой мятой шапки. По инерции прошелестев подошвами по скользкому, измученному коврику, я оглядел помещение. Уютно.
Здесь внутри, будто больше солнца, чем его было за последние несколько дней, проведенных нами на улице. Лимонные стены, горчичные столы, охристые шторы и обыкновенно желтая, ненадежно обнимающая голову Нейтана, шапка.
Замечая краешек торчащей из чужой спортивной сумки обертки дэмпира, мои глаза на долю секунды загораются впервые за уходящую неделю. Бегая глазами уже по витринам, я, наконец, нахожу то, что мне, кажется, очень нужно. Любой из уважающих себя людей, предпочитающих дэмпир, решит, что цена, выделенная на ценнике красным, весьма заслуженная и довольно выгодная. В моем бумажнике должно хватить. Шевелю пальцами в кармане дождевика и высвобождаю согревшиеся ладони, но тут же содрогаюсь, получая в спину колкий, словно кто-то сзади нажал на курок, голос, имеющий продолжение в виде эха в моей голове еще какое-то время. Это Нейтан. Он решает, что нам пора вернуться к нашему занимательному путешествию и, звонко произнося мое имя, не дожидаясь никакого ответа, вновь оставляет мне только свою спину для наблюдения. Мне ни к чему останавливать его. Я вдруг вновь обретаю вспоминание о прежнем ощущении безразличия ко всему происходящему.
Меня не интересует, что мы куда-то идем, что Нейтан идет впереди меня, что в голове шум. Мы покидаем магазин под сопровождение хилого звучания потрескавшихся от холода фарфоровых колокольчиков, подвешенных над дверью входа.
***
Ночь. Который день мы не покидаем общество друг друга. Пронзает отвратительное ощущение беспомощного болтания из стороны в сторону онемевших ног. Свет фар соревнуется со светом луны. Нейтан все еще ведет машину, несмотря на то, что я могу разглядеть в зеркале кровавую паутину капилляров его глаз. Он все равно не даст мне сесть за руль. Подчинившись сильному чувству голода, мои руки, будто не свои, лезут прямиком на соседнее сиденье, где валяется, загнанный в угол доро́гой, несчастный пакет с второсортными пончиками, покрытыми, уже остывшим скользким маслом. Так и не сказав ни слова, мой друг равнодушно взглянул на меня, кажется, что-то отметил в голове, и продолжил наблюдать за неизменным стеканием капель на стекле и редкими вспышками фар вдали. Дорога не городская, проезжающих мимо на пальцах одной руки сосчитать. Мелькающие в окне деревья сменяют друг друга медленнее. Нейтан снижает скорость. Опять остановка? В метрах двадцати от себя, мы примечаем небольшую пристройку к заправке. Довольно тихое место. Чавкая грязными ботинками по водяным морщинам, мы направляемся в кафе с малообещающим названием «Красный пломбир».
Хруст гнилых листьев, неприятно прилипающих к ногам после дождя, наклон, толчок, открывающий тяжелую входную дверь. Шаг внутрь. Запах жареного зефира и резкий истошный крик ребенка. Его мама озирается по сторонам и прячет желтую упаковку на верхнюю полку за спиной. Навязчивый звон снова поселился в моей голове. Мои веки чуть не касаются друг друга: я щурюсь, пытаюсь разглядеть причину конфликта старшего поколения с младшим.
Неужели это целая пачка дэмпира? Да, наверное, так и есть. Моя тень оставляет Нейтана, я подхожу ближе к витрине. Жадным быстрым взглядом поймав ценник, я нащупываю защелку бумажника в кармане мятой куртки. Новая волна горького плача ребенка ударяет по моим барабанным перепонкам. Мальчик надрывает голос, морща крохотный подбородок и тыкаясь маме в красную ткань полосатого платья. На ее бедре уже отчетливо виден след безутешной мокрой тоски ребенка. С его плеч свешивается длинная футболка с логотипом группы бывшей популярной лет 10 назад, поверх нее куртка, напротив, слишком мала. Совесть решает поприветствовать меня сегодня не в самый удачный момент. Я подхожу к бледной матери, беру один дэмпир из всей упаковки и ставлю оставшиеся обратно на полку. Быстро пробиваю товар. Будто подтверждая, что мой выбор – правильный, девушка по ту сторону кассы скорым уверенным движением отдает мне покупку. Нейтан, сидя на диванчике, заканчивает пить кофе и, как всегда, молча наблюдает за моими действиями издалека. Он ничего не говорит, предпочитает, чтобы я сам всегда все видел. Я не трачу и нескольких секунд, чтобы разглядеть своего попутчика, мое внимание снова приковано к уже затихшему парнишке, я протягиваю ему красиво упакованный дэмпир. Мальчишка, забыв обо всем, хватает из рук счастливый билет к маминому спокойствию. Та вроде кивает и что-то говорит. Я тут же забываю. Не помню ничего больше. Мы уже стоим около машины. Как мы дошли сюда? Голова слегка кружится, в дрожащих руках ключи от машины.
Нейтан показательно садится на заднее сиденье. Я понимаю, что ночь придется проводить в компании лесных деревьев и еле видной за жуткими корягами, лохматой из-за облаков, луны.
***
Перебирая туманные воспоминания о событиях вчерашнего дня, в зеркале над гнездом моей растрепанной головы я разглядываю блестящие мешки под глазами. Сегодняшний день ничем не отличается от предыдущих. Тяжелые тучи держит на себе лимонная полоска внизу тусклого сырого неба. «Стало теплее. Ночь без происшествий. Грубые, почти беспросветные облака. Серый олень уставился на меня с обочины, мне пришлось притормозить» - это все самое интересное, что я могу предложить Нейтону на его вопросительный взгляд. Наше приключение не назвать интересным, потому что оно и не является приключением.
Мы все еще на пути в Нотгол. Мы ведь уже далеко от дома? Последний пончик был безжалостно съеден моим приятелем. Наверное, стоило бы зайти в придорожное кафе? Но вместо этого я решаю остановиться и лечь спать, чтобы не терять время на что-то незначительное. Я могу потерпеть. Нейтан ничего не скажет.
Ладонь сжимает ключ зажигания, мы на улице около какого-то мотеля. Он не должен быть слишком дорогим для нас двоих. Я неожиданно стремительным шагом направляюсь к входу, оставив Нейтана наедине с мыслями в автомобиле, на случай, если что-то пойдет не так. Хотя, что может? Подойдя к стойке, выделенной узкой нитью неоновой гирлянды, я обращаюсь к высокой статной девушке лет 26-ти. С ожидаемой, неискренней заинтересованностью она спрашивает меня, чем может помочь. Когда все прочие формальности рассыпались в воздухе, я, становясь на ступеньку перед стойкой и сравнявшись с ней ростом, хочу что-то сказать, но слова еще не сплелись в цельное предложение. Не стремясь поддерживать визуальный контакт, я ищу костыль для глаз в виде хоть чего-нибудь в холле, на что могу опереться взглядом. Почему-то не удивляясь очередной, казалось бы, редкости, я вижу повидавшую жизнь, затасканную упаковку дэмпира. Пачка, сияющая под светом пыльной гирлянды, не давала мне сосредоточиться ни на одном из ранее волновавших меня вопросов вроде: «Куда делся Нейтан?» «Почему девушка за стойкой неизменно держит левую руку под столом?». Изнеможенный попытками и ярым желанием все-таки приобрести вещь, я спрашиваю у, покривившей нос, девушки о цене товара, забыв обо всех цифрах, что она говорила до этого. В ответ получаю пристальный взор сквозь крашеные ресницы-веера́ и негромкий кашель позади себя. Я отпускаю, оказывается, все это время накрученный мною шнур от куртки и смотрю в глаза девушке.
Я спрашиваю о чем-то негромко. Она отвечает. Голова снова кружится, я не помню то, что только что произнес. Дэмпира в руках у меня не оказалось.
***
Ночь. Испачканная луна. Я ничего не помню. Мы ужасно далеко от дома, не так ли? Мне кажется, я не запомню ничего, что ждет нас впереди.
Я снова еду в машине. На этот раз на заднем сидении. Нейтан продолжает игнорировать попытки начать разговор. Он перебирает кнопки магнитолы в поисках работающей и, наткнувшись на одну такую, включает местное радио. Звучит приглушенная тема скрипки. Я предпринимаю ленивые попытки дотянуться до куртки, чтобы согреться. Мои руки ослабли. Я ищу что-то в седых облаках, которым до сих пор не надоел гадкий дождь, идущий за нами по пятам с самого начала поездки. Я снова вижу какой-то бронзовый просвет вдали под унылой тучной завесой.
Думаю, каждый из нас понимает, что мы можем попробовать остановиться где-то неподалеку от не ждущего нас пригорода.
Очередная вывеска мотеля приветствует проезжих сквозь дряблые ветви поломанных ветром деревьев. Привычно неприхотливо мы с другом взяли один из более дешевых номеров, вдали от окон, полыхающих электрическими колбочками указателей и фонарных столбов, свет которых по ночам застает врасплох. Для двенадцати ночи нас приняли подозрительно тепло. Я перебираю пальцами по пыльной мебели в номере, оставляя пятна влажных рук на сломанной дверце шкафа в прихожей, на абажуре комнатного светильника, не имевшем внутри лампочки. Внутри прикроватной тумбочки лежит карандаш солнечного цвета. Я роняю взгляд на него и тут же задерживаю дыхание. Мысль в голове дергает мои руки, бегает по моему сознанию и зажигает внутри ощущение потребности, желания. Одинокие острые искры-воспоминания посещают голову. Они постепенно переплавляются в чувство голода и осознание жажды покинуть помещение. Внутри все сжимается, но как ни странно, такой хрупкий несовершенный сосуд, как человеческое тело, оказывается способным выдержать столько противоречивых состояний и чувств, что среди них я отчетливо могу различить трепет надежды и растущий страх.
Спустившись на первый этаж, я уже подсознательно понимаю, к чему приведет любой, из выбранных мною путей.
Разношерстная группа людей столпилась вокруг застекленных резервуаров дорожной всячины и сувенирного хлама. Еще спускаясь с лестницы, я предпринимаю попытки разобрать их невнятное бормотание. Я не могу понять, ведут ли они диалог, или каждый на своем что-то лепечет про себя, не осознавая, что их губы произносят предложения вслух. Беспорядочный строй сходбища уплотняется и принимает мое тело. Я равняюсь на других покупателей и ищу того, что ищут все. Мои ноги путаются около остальных витрин, пока толпа ненасытных клиентов группируется вокруг нужного мне. Пульс учащается в предвкушении чего-то. Каждый удар сердца раздается гулом по всему телу.
Волнующий благоговейный трепет вновь нарастает, его сопровождает знакомое острое желание, ощущение срочной потребности. Я снова слышу выстрел. Грохот и лязг поверхностей, отражающих вторжение пуль. Осколки разбитого стекла впиваются в обивку кожаных диванов холла. Неразборчивая тянущаяся речь толпы моментально сменяется дребезжащими криками, каждый из них режет и ноет, дополняя своим регистром оркестр звона пуль, ударов и топота группы людей, ворвавшихся в здание. Трепетание внутри не пропадает. В груди зажигается новый огонь, и нарастающий шум служит этому спичкой. Пока я перебираю мелочь в кармане и считаю, сколько бы мог потерять и сколько получить, около стойки регистратуры творится хаос. Баритон одного из ворвавшихся диктует условия. Черная балаклава скрывает лицо говорящего и коверкает произносимые слова, усмиряя их громкость мягкой вязаной преградой. Мой спутник в считанные секунды после происшествия появляется в поле моего зрения и впервые за долгое время роняет несколько слов, которых, я, к сожалению, не слышу. Совершенно бестактно, но привычно для меня, Нейтан силой тащит мое тело в сторону лестницы. Мне кажется, он делает так чаще, чем я думаю, просто сейчас я в сознании. Скорее всего забуду это позже. Я не могу оторвать взгляд от рук грабителей, дирижирующих действиями заложников и персонала мотеля. Мой интерес недолго задерживается на рассматривании попыток толпы нащупать в кармане телефон или закрыть детям глаза. Но я чувствую, как мои губы неосознанно складываются в улыбку. Сквозь треск стекла и скрип изувеченных ступенек лестницы, ведущей туда, где мы быть не хотим, я обратил внимание на сияние роскошной фирменной упаковки. Я не мог ждать его здесь, но предчувствие оказалось не обманчивым. Наши тени поглащает мрак второго этажа, я знаю, что не смогу вырваться из хватки Нейтана, и не предпринимаю попыток. Я надолго запомню эту картину: Нейтан тащит мое одеревеневшее тело, отдаляя меня от того места, рядом книжными полками на первом этаже, где никем не запримеченная корзина, наполненная сотнями пачек дэмпира, остается без внимания. Среди всего шума я различаю несколько голосов, принадлежащих членам вооруженной банды. Они требуют, воют как псы и упрямо задают несколько одинаковых по содержанию вопросов, однако я ни разу не услышал ответа. Пахнет дымом. Последнее, за что цепляются глаза – горящий дэмпир, отдающий собственным запахом при сочетании с тлеющим покрытием полок и пламенем, захватывающим все вокруг. Огонь съедает одно за другим и одного за другим. Языки пламени равнодушно и исполнительно разрушают здание в своих объятиях и расширяют поле своих владений, все еще не трогая нас с Нейтаном. Что-то другое грядет по наши души. Размышления о том, почему мы спешим наверх, кажутся второстепенными, я хочу увидеть, почувствовать события сегодняшнего дня. Глядя на Нейтана, я обнаруживаю, что он, точно как и я, заперт в тюрьме своей черепной коробки.
Он кидает ключ от номера куда-то в темноту. Я уже распластан на кровати, не имея возможности шевелиться. Я словно все еще веду машину и пытаюсь объехать застывшего на месте оленя, обездвиженного то ли страхом, то ли желанием мне навредить. Скорость не снижается. Почти теряя связь с тихим звучащим голосом Нейтана, я поднимаю голову. Он стоит с протянутыми руками, в которых держит что-то в желтой обертке. Я роняю затылок в подушку и растворяюсь в пленительной пустоте.
***
Пустой комнате слышен мой глухой вздох, переходящий в сухой слабый крик. Постепенно туманно осознавая, что я не сплю, пытаюсь разобрать интерьер в помещении, где я нахожусь. Открыв глаза, первое, на что я наткнулся ими была мягкая подушка, предательски брошенная на пол. Тусклое освещение ночника рисует силуэт вокруг моей длинной тени на стене. Очертания моего плоского черного двойника прерывает окно, из щелей рамы которого веет осенний ветер, пахнущий листьями. Оттуда же доносится ритмичный стук капель о крышу, скрип флюгера, покорно шевелящегося, стремящегося поменять свое положение в угоду дуновениям. Приоткрытая дверь гостеприимно распахивается, и я вижу знакомое румяное лицо. Вместе с моей мамой дверь впустила в комнату запах куриного бульона, раздающегося с первого этажа и отдаленные голоса моей сестры и отца. Они поднимаются по лестнице. Вся семья вскоре оказывается перед изножьем моей кровати. Я прихожу в себя медленно из-за остатков, врезающихся в память моментов, от которых нужно время, чтобы избавиться. Катастрофически сложно принять тот факт, что мой сон не имеет ничего общего с людьми передо мной, с их улыбками, словами, движениями. Я заключен с воспоминаниями об этом гнетущем эпизоде моей жизни наедине. Внутри только я. Ну конечно, мы еще никуда не едем, и дом, само собой, наполнен любовью и теплом семейного очага. Разумеется, моя голова гудит – я постепенно нахожу ответы и в процессе поиска вынимаю из себя следующее: я уснул, как только макушка коснулась пухового одеяла, это было днем, родня еще только принимала гостей. Я удалился после очередного поцелуя в щеку одной из моих теть, пожелав всем приятного аппетита.
Горькое послевкусие дневного сна подступает внезапно. Я чувствую металлический привкус в горле. Мама садится на край кровати и ее горячие руки поправляют мою челку. Она говорит о гордости и любви, обо мне и папе, о том, как мы похожи, и затем протягивает мне это. Золотистый блеск глянцевой упаковки как будто отравляет воздух вокруг. Я держу себя ровно, но еле сдерживаюсь, чтобы не морщиться от отвращения. Стоит мне открыть рот, все члены семьи поочередно начинают выходить из комнаты. Мама целует меня в лоб, и ее слова растворяются по мере ее шагов по направлению в двери. Только я осознаю, что снова один, секундой позже слышится знакомый емкий звук со стороны окна. Промокший насквозь Нейтан позвал меня на улицу, бросив камешек в стекло. Однажды он точно разобьет его. Я откладываю «подарок» и открываю окно, советуя другу заходить в дом через дверь и оповещать о своем приходе так же. Еще в своей комнате я обнаружил, что полностью одет, и мне не приходится заставлять Нейтона долго ждать. Выходя во двор, окунаясь в царство осенней серости и слякоти, я встречаю друга, с которым мы направляемся в наше место. Освещенная цветными лампами кафе приторная улыбка Лары, смотрящей через окно, встречает нас с грязных улиц города. Заждавшаяся компания приветственно машет руками и зовет внутрь.
Джим как всегда заливается смехом с паникующим, при виде Лесс, Гарри. А Роуз болтает с кем-то около барной стойки. Я уже забыл, как Нейтан любит проводить время с Лесс и ее братом Джимом. Долгий разговор на тему признания кофе – самым популярным напитком в Канаде подошел к своему логическому завершению, и мои друзья дали имениннику, то есть мне, слово. Я даже не знаю, зачем эти люди пытаются вытащить из меня признаки жизни и владения основными артикуляционными способностями. Мой и без того недолгий монолог прерывается: следующую реплику предотвратило острое ощущение чьей-то руки на плече. Руки явно миниатюрной, с браслетом из бусин на запястье. Машинально поворачиваясь на источник моей дрожи, я вижу знакомое лицо. Кто это? Я точно видел эту женщину раньше. Я могу рассмотреть ее лицо досконально. Мягко растушеванный косметикой рельеф морщин на лбу, черная тушь на длинных ресницах, неподходящий под алое платье цвет помады и тонального крема, который должен скрывать мешки под глазами. Она неоднозначно смотрит на меня. Наверное, я смотрю на нее так же. Женщина, наконец, расколола тишину, прижав к себе обе руки, сжав с треском в них ремень своей сумки. В ее глазах начала читаться эмоция, более читаемая, понятная. Она искренне благодарна:
«Спасибо, что помогли нам. Мой сын был обречен прожить оставшиеся несколько дней в больнице, я не понимала этого, но дэмпир был его последним желанием. Спасибо Вам, он ушел счастливым».
Она касается губами моего лба, и на ее глазах собираются капли. Слезы искрами отражали самоцветные абажуры барных ламп. Я слышу стук ее каблуков, он растворяется в шуме дождя, дверь закрывается, но я слышу ее «прощайте».
Автор: Анна Копейко
Источник: https://litclubbs.ru/writers/8891-sonata.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
Читайте также: