Все части повести здесь
Вечером мама подсела на кровать к дочери – пошептаться. От нее несло терпким запахом выпитой вишневой настойки, запах ее духов смешался с запахом мужского одеколона, полные губы алели в улыбке, и Лиля с каким-то непонятным стыдом заметила, что они чересчур полные, словно опухшие, с четким, ярко выраженным, контуром. К тому же мама стыдливо прятала счастливые, бьющие светом, глаза, а снизу, на шее, у нее темнело синее круглое пятнышко.
– Лиль – прошептала она – ты че, обиделась на меня что ли? Из-за Анатолия?
Лиля отвела взгляд. Разве понять маме, которая так счастлива, ее, девчонку какую-то? Не принято у них в поселке с детьми-то вот так «цацкаться», как выражалась та же Тоня Пружинина. Сыты, одеты, обуты – и хорошо.
Часть пятая
«Кое-кто» оказался ни кем иным, как мужчиной. Невысокий, плотный, с широкой спиной, плечи, что называется, косая сажень, большие руки и модная стрижка «ежиком». На нем был светлый летний костюм – брюки и рубашка бежевого цвета, простого, крестьянского какого-то, кроя. Улыбка у него была странная и совсем не понравилась Лиле. Слишком как-то картинно он улыбался, словно напоказ, скользила в этой улыбке какая-то фальшь и неправда, а может быть... Может, Лиля ревновала и потому так ей и казалось.
– Анатолий Сергеевич – представился он девочкам – а вы, значит, Лиля и Вика? Лиля, поздравляю тебя с двенадцатилетием!
Он передал ей небольшую коробочку, перетянутую яркой ленточкой.
– Спасибо – тихо ответила девочка, опустив глаза в кружку с чаем.
– Толя, ну, садись, чего ты! – засуетилась мама и поставила гостю стул, а потом перед ним – тарелку и кружку.
– Надо бы... за здоровье именинницы – крякнул гость, и Анфиса достала из шкафчика граненый стеклянный графинчик с темно-красной жидкостью.
– Вишневая – сказала она – сама ставила...
Анатолий Сергеевич разлил настойку по маленьким рюмочкам, и, подняв свою, сказал проникновенную речь, посвященную имениннице. Мама, счастливая и сияющая, захлопала в ладоши, а Лиле было почему-то стыдно за нее. Перед кем? Уж не перед этим ли не совсем званным в такой день гостем? Неудобно было, неловко, и когда она кинула взгляд на Вику, то поняла, что та чувствует себя также.
– Мам – сказала она – мы... поели, правда, Вик? Мы пойдем, хорошо?!
– Что-то совсем ни к чему не притронулись – всплеснула руками мама – невкусно?
– Все очень вкусно – заверила Вика – просто мы... мы же кусочничали, когда готовили!
Она подмигнула сестре, и Лиля укоризненно посмотрела на нее – она не любила, когда врали.
А сестренка уже подталкивала ее к выходу, чтобы вместе выйти в палисадник.
Они устроились в тени старой рябины – отец когда-то давно сделал им там качели между стволов двух деревьев, и девчонки по привычке расположились на неудобной деревянной доске, покачиваясь, и пока молчали.
– Зачем он вообще приперся? – наконец с досадой спросила Вика – тем более, в твой день рождения! Другого дня больше не нашлось?
Лиля удрученно молчала.
– Он мне не нравится – сказала наконец мрачно – а мама, похоже, в восторге от него. Что она в нем нашла? Мужлан какой-то, медведь.
Распахнулось кухонное окно, оттуда потянуло дымком сигареты. Вика, возмущенная этим, всплеснула руками:
– Она папке курить запрещала, а этот пришел в первый день – и сразу закурил в чужом доме! Ну и нахал!
День рождения был испорчен, и Лиля предложила сестре пойти к бабушке. Они направились в дом, и, проходя мимо окон, услышали разговор. Первая сестру остановила Вика, приложила палец к губам, схватив Лилю за запястье.
– Ты чего хоть положила-то в эту коробку? – спрашивал Анатолий у мамы.
– Да разные штучки для девочек – заколки, резинки, браслетики. Лилька любит такое...
– Думаешь, ей понравится?
– Конечно. Я же знаю, чем угодить своим дочерям. Лилька, правда, еще книжки любит, но украшения всякие тоже, она девочка, в конце концов...
По дороге к крыльцу Вика шепнула с возмущением:
– Даже подарок он не сам купил!
– Не говори! Ладно, пойдем, унесем бабуле вкусного. А то еще сюда придет, а тут этот Анатолий. Мам! – крикнула Лиля матери – мы решили сами к бабушке сходить! Вдруг ей еще нездоровится!
– Идите! – ответила Анфиса дочерям – отнесите ей там... салатов, торт, конфет.
Девчонки собрались и когда проходили мимо комнаты, увидели, как мама и Анатолий стоят в обнимку. Мужчина крепко прижимал ее к себе. Стало неудобно и неловко, быстро прошли мимо, и Лиля услышала голос мамы:
– Я так счастлива, Толик!
Бабушка, которая легко распознавала настроение своих внучек, по виду Лили сразу поняла, что та чем-то расстроена.
– Ну, и что случилось? – спросила она, целуя внучку – я вот подарок тебе приготовила!
И бабушка протянула ей плотно упакованный в коричневую бумагу сверток. Она с нетерпением развернула его и увидела целый сборник из пяти книг. Как она мечтала о таком! Это была серия, которую она видела в книжном, в дорогом переплете ярко-красного цвета, с золотыми буковками – мечта просто, а не коллекция.
– Бабуля! – Лиля кинулась целовать бабушку – бабулечка, спасибо тебе! Но это... это, наверное, ужасно дорого?! Зачем ты потратилась, бабушка?!
– Ну как же, Лилечка, я ведь знала, о чем ты мечтаешь! Да и не так дорого по нонешним-то временам! Давайте вот... я сейчас соберусь, и пойдем к вам.
– Бабушка, а ты как себя чувствуешь? А то мы все сюда принесли, тебя угостить, и сами чаю с тобой попьем.
– Да мне уже лучше, девочки! Ну, что, идем? – Мария Ивановна словно бы не расслышала слова внучек о том, что они принесли ей угощения.
И сейчас они стояли, переглядываясь, и смотрели друг на друга, не зная, как сказать старушке о том, что домой им совсем не хочется.
– Что? – спросила наконец бабушка – что случилось? Я же вижу, что ты, Лиля, расстроена чем-то...
– Ба... а может мы... у тебя побудем? – неуверенно начала именинница.
– А в чем дело?
И тут Вика выпалила в нетерпении:
– Да мама там дома... С мужиком каким-то.
– С мужиком? – удивилась бабушка – а кто он такой?
– Какой-то Анатолий Сергеевич.
Бабушка опустилась на табурет.
– Ну, что же... Анфиса молодая, красивая, не может же она одна быть. Ей мужчина нужен – пробормотала она – ладно, девочки, давайте вот, я даже чашки из серванта достану красивые! Давайте чаевничать!
Вечером мама подсела на кровать к дочери – пошептаться. От нее несло терпким запахом выпитой вишневой настойки, запах ее духов смешался с запахом мужского одеколона, полные губы алели в улыбке, и Лиля с каким-то непонятным стыдом заметила, что они чересчур полные, словно опухшие, с четким, ярко выраженным, контуром. К тому же мама стыдливо прятала счастливые, бьющие светом, глаза, а снизу, на шее, у нее темнело синее круглое пятнышко.
– Лиль – прошептала она – ты че, обиделась на меня что ли? Из-за Анатолия?
Лиля отвела взгляд. Разве понять маме, которая так счастлива, ее, девчонку какую-то? Не принято у них в поселке с детьми-то вот так «цацкаться», как выражалась та же Тоня Пружинина. Сыты, одеты, обуты – и хорошо. Не мешайте родителям работать и зарабатывать хоть какими путями, не балуйтесь, не проказничайте, хоть как-то учитесь, а то можно и шнур от электрочайника взять или ремень какой...
– Мам – начала Лиля – это же был мой праздник, я думала, мы вчетвером его отметим – ты, я, Вика и бабушка. А ты мужика этого привела... Зачем?
Мама помолчала, подумала немного, не глядя дочери в глаза, от лица ее отхлынул жаркий нежный румянец, а потом ответила:
– Ну вот что... Чего ты капризничать-то взялась, будто маленькая? Я тебя покуда кормлю, одеваю и покуда ты в моем доме живешь – прошу без претензий. Или я, взрослая женщина, должна у тебя, соплюхи, спрашивать, кого мне в дом приводить, а кого нет? Больше тебе скажу – скоро наша жизнь круто изменится. Анатолий к нам жить переедет и сына своего привезет, которого один воспитывает.
– А где же мать у него? – спросила Лиля испуганно.
– Нету. Ушла вот также, как батька ваш, продалась бизнесмену богатому.
Мать встала, но Лиля позвала ее:
– Мама! – и когда та повернулась, спросила – а как же папа?
– А что папа? Мы в разводе, он с другой женщиной живет, жениться вот на ней собирается. А я тоже не могу одна все время быть, да и вам отец нужен. А Анатолий хороший... Думаю, все вместе мы прекрасно уживемся.
После ее слов Лиля полночи глаз не сомкнула. На кроватке напротив спокойно посапывала Вика, а Лиля, вглядываясь в ночной темноте в личико сестры, все думала и думала... Ладно она, она уже почти взрослая – ей двенадцать. А как же Вика? Как она воспримет эту новость? Жалко было ей сестру, жалко было бабушку... Маме – что? Она вон счастлива, порхает... Так вот для кого были все эти платья и помады, а вовсе не для каких-то там подруг!
Анатолий Сергеевич переехал к ним в конце июля. Оказалось, что работал он на той самой стройке, что развернулась на бывшем молокозаводе. Все строители прибыли из города, разместившись в старенькой одноэтажной гостинице, и условия, по всей видимости, там были не ахти, если мужчина так быстро перебрался к дом к девочкам и Анфисе. Поменялись они и комнатами – в маленькую переселили девочек, а в большой, той, что раньше занимали они, теперь стояла громадная двуспальная кровать, которую новый житель дома сколотил сам, и на которую чуть позже привезли матрас из города. Обнимая маму за талию, Анатолий сказал ей тихо:
– Посмотри, Фиса, какое я нам королевское ложе соорудил!
При этих его словах мама захихикала смущенно, а Лиле стало противно, и она подумала, что быть влюбленной – это точно не для нее, так как влюбленные очень сильно глупеют, буквально на глазах.
Еще одну комнату в доме, примерно такого же размера, как нынешняя комната девочек, готовили для сына Анатолия Сергеевича, – Тимофея – за которым тот должен был поехать в середине августа. Мама, когда мужчина уходил на работу, увещевала дочерей:
– Девочки, у Тимы переходный возраст, ему четырнадцать, прошу вас – будьте терпеливы к нему. Он без мамы рос, материнской ласки не знает, потому старайтесь его не задевать и не обижать.
– Мам! – Лиля всплеснула руками – ты о ребенке сопливом говоришь, или о парне четырнадцатилетнем, который может еще ростом выше тебя будет?! «Обижайте»! Следи теперь, чтобы бедного несчастного мальчика две твои дочери не обидели!
Она встала из-за стола.
– Вика, пойдем к бабушке, мы ей помочь обещали с малиной и грядками, а еще в лес хотели сходить за красной смородиной и грибов посмотреть!
Анфиса даже не нашла, что ответить Лиле. Только головой покачала, но про этот разговор рассказала Анатолию. Тот улыбнулся снисходительно:
– Анфиса, солнышко, дай им время привыкнуть! Они все же девочки, и к отцу своему были привязаны, потому сейчас и смотрят волчатами. Дай им время!
Бабушка отнеслась к сожительству Анфисы и Анатолия без особых эмоций. Да и что она могла сказать невестке? Ее сын первый семью оставил, так что надо было полагать, что Анфиса тоже одна не будет – молодая женщина, красивая, чего же ей, век одной быть? Единственное, что холодело сердце от дум о внучках – а ну, как этот самый Анатолий начнет девочек обижать, или сын его окажется невыносимым, и тогда снова девчонкам страдание, переживание и неудобства. Но вслух-то этого не выскажешь... Хорошо, хоть Анфиса ее от себя не отталкивает, могла бы тоже запретить с внучками видеться, она характерная, с нее станется...
Павел же с дочерьми встречался только у своей матери, да и то стал появляться уже реже, – раз в два месяца – вероятно, не без влияния Татьяны. Приедет быстро, попросит мать позвать девочек (ходила, как правило, одна Вика), отдаст дочери подарки и угощения, матери деньги для Анфисы передаст, поговорит с дочерью наспех о том, как дела, как настроение, чем занимаются – и с глаз долой. И денег стал привозить меньше, а когда Мария Ивановна попеняла ему за это, развел руками:
– Мам, а что я поделаю? Бизнес тяжело идет, раскрутимся – буду больше привозить. И потом – Таня вон тоже ребенка ждет, опять расходы.
– А ты когда из семьи уходил, чем думал? – вопрошала грозно Мария Ивановна – нижним местом, али башкой своей тупой? Кто о твоих дочерях позаботится теперь, черт ты гулявый? Бизнес у него тяжело идет! Да чтоб он вовсе загнулся, бизнес этот твой – вот тогда увидишь, как Татьяна твоя за порог тебя выкинет, не нужен ты ей станешь!
– Мам, ну чего ты начинаешь? Анфиска вон, между прочим, тоже себе мужика нашла! Я же молчу! Или, скажешь, она так меня любила, что вон – махом снюхалась с кем-то, как я ушел?!
– А ты бы хотел, чтобы она век одна сидела? – Мария Ивановна грозила сыну кулаком – детей оставил, к другой бабе под юбку побежал! Стыд и срам! Видел бы твой отец – в рожу бы тебе плюнул!
Происходили такие разговоры всякий раз, когда отец приезжал навестить дочерей. И то ли они действовали на него, то ли то, что «бизнес тяжело шел», то ли беременность Татьяны – но отец стал и вовсе заезжать редко, уже не через два месяца, а через три... А деньги на девочек отправлял переводом на имя матери.
В ноябре, когда белый снег укрыл мохнатым колючим одеялом Подпечинки, когда переехал к ним на жительство Тимофей, оказавшийся хмурым парнишкой с хитрыми глазами – по ним трудно было определить, что он думает и чувствует – мать сообщила девочкам, что скоро на свет появится их сестренка или братишка.
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.
Все текстовые (и не только), материалы, являются собственностью владельца канала «Муза на Парнасе. Интересные истории». Копирование и распространение материалов, а также любое их использование без разрешения автора запрещено. Также запрещено и коммерческое использование данных материалов. Авторские права на все произведения подтверждены платформой проза.ру.