Мартовский ветер гулял по лесу, срывая последние клочья снега с ветвей. Матвей сидел с дедом на крыльце, наблюдая, как старик чистит ружьё.
— Ты их не боишься? — вдруг спросил Матвей, кивнув в сторону леса.
Дед прищурился, будто разглядывал что-то вдали.
— Волков? — Он провёл ладонью по стволу ружья. — Бояться — глупо. А вот понять их надо. Да, звери... но не просто звери. У них своя правда. Свои законы. Честнее наших, порой.
Он замолчал, потом неожиданно добавил:
— Один раз они мне жизнь спасли.
И рассказал историю.
Часть 1. 1942 год. В лесу под Ржевом
Грязь засасывала, как болото. Связист Потап полз, стиснув зубами кабель — на губах солоноватый привкус крови, в носу гарь.
Взрывы гремели неравномерно: где-то рядом рвануло — ослепительная вспышка, оглушительный грохот, потом дождь комьев земли, хлеставших по спине. Пулемётные очереди, крики, но чьи — уже не разобрать.
Он дотянул. Пальцы, дрожащие от напряжения, соединили оборванные концы провода. И в этот момент — шорох сапог, чужая речь.
Немцы.
Сердце ёкнуло. Они шли через лес цепью, перекликаясь, будто не на передовой, а на охоте. Первая пуля просвистела у виска, вторая рванула плечо. Потап рухнул в воронку, схватил винтовку. Патроны кончились быстро. Остались штык, нож да злость — глухая, медвежья.
«Ну что ж… Умру, но не один»
И вдруг — шевеление. Из-под обвалившейся земли показалась волчья морда. Жёлтые глаза, шерсть в клочьях, за ней — два живых щенка, дрожащих от страха. Четыре других лежали без движения — снаряд угодил прямо в логово.
Потап медленно поднёс палец к губам: «Тише»
И странное дело — волчица не бросилась. Только прижала уши и замерла, будто поняла: сейчас враг общий.
Немцы подходили ближе. Шесть человек, смех, разговор — они шли уверенно, не проверяя воронки. Как будто война для них — просто прогулка.
Первые двое упали, не успев понять, откуда ударил штык. Третий захрипел, когда нож вошёл под рёбра. Четвёртый — обернулся, но Потап уже был на нём, ломая шею.
Пятый выстрелил. Промахнулся.
И тут из темноты метнулась тень.
Волчица впилась фашисту в горло, рвала, трясла, пока тот не захлебнулся собственной кровью.
А шестого убил волк.
Большой, седой, с разорванным ухом. Он свалился на немца, как туча, и даже не дал вскрикнуть.
Потом — тишина.
Потап стоял, опираясь на винтовку, и смотрел на волков. Они смотрели на него. Два матёрых хищника и двое живых волчат. И мёртвые немцы вокруг.
— Уходите, — прошептал Потап. — Быстрее.
Волк схватил одного щенка. Волчица — второго. Они медленно отступали к лесу.
— В добрый путь, серые, — сказал Потап.
Волчица на миг остановилась. Посмотрела ему в глаза.
— Прощай, — пробормотал Потап.
И волки исчезли в чащобе.
А Потап разложил немецкие винтовки по краю воронки, перезарядил свою и ждал.
Где-то вдалеке, среди чёрных деревьев, мелькнули два серых силуэта. Волки уносили своих детей.
Наше время
Матвей молчал. Дед потянулся за кисетом, свернул цигарку.
— А потом? — спросил внук.
— Потом меня нашла разведка. Под Ржевом я ещё много чего видел… но этот бой запомнил навсегда.
— А волки?
Дед усмехнулся:
— А кто его знает. Может, их потомки ещё бегают где-то в лесах.
Часть 2. Когда человек хуже зверя
В лес за грибами
Раннее августовское утро пахло смолой и мокрой землёй. Дед Потап натянул на себя старую тужурку с вытертыми локтями, начал укладывать в рюкзак: воду, половинку жареной курицы, яйца, огурцы, хлеб, соль, нож...
Потом сунул за пазуху шкалик со спиртом.
Матвей хихикнул.
— Ты уж, внучек, бабке-то не проболтайся, — дед подмигнул, — А то мне, старому, на орехи достанется.
Грибов в тот год было — глаза разбегались. Куда ни глянь — везде торчали упругие шляпки. Подосиновики, будто флажки, алели во мху. Белые скромно прятались под кружевами папоротников. А рыжики — те и вовсе рассыпались по полянам, будто кто-то медь на землю рассыпал.
Матвей носился между деревьями, отмахиваясь от комариного роя. Рубашка прилипла к спине, волосы взъерошились.
— Дед! — голос его звенел от восторга. — Тут целая дивизия подосиновиков!
Воздух был густой, как мёд, — пахло смолой, прелой листвой и той особой лесной свежестью, что бывает только в августе. Солнечные лучи пробивались сквозь листву, слепни злорадно жужжали, но ничто, казалось, не могло омрачить этого беззаботного летнего утра.
И вдруг — Выстрел. Ещё один.
Близко. Опасно близко.
Мир замер на мгновение, потом треснул, как пересушенная ветка.
— Сиди тут! — бросил дед и шагнул в сторону выстрелов.
Матвей закусил губу. Сердце колотилось так, что отдавалось в висках. Он знал — дед велел остаться. Но еще лучше знал: если стреляли так близко, значит, там беда. Матвей рванул вслед за дедом.
Последний волчонок
На поляне, у самой опушки, стоял мужик. Огромный, краснорожий, с ружьём в одной руке и окровавленным мешком — в другой. Он лупил этим мешком по ели, орал:
— Волки-падлы! Всех перестреляю!
У его ног лежала волчица. Живая. Глаза мутные, морда в крови, но она ещё дышала.
— Чего ты, человек?! — крикнул дед. — Волков и так почти не осталось!
— Да иди ты на… — мужик развернулся, и тут увидел Матвея. Глаза у него стали стеклянные. — Ага… Чей пацан? Твой? Щас узнаем, кто дороже — волки или он!
Ружьё развернулось в сторону Матвея, нацелилось.
Дед двинулся молнией.
Палка в его руках свистнула в воздухе — и! — мужик рухнул, как подкошенный бык.
Матвей развязал мешок — и чуть не зарыдал.
Там были щенки. Маленькие, тёплые ещё, но уже бездыханные.
Дед опустился на колени перед волчьим логовом — узкой норой под корнями старой ели. Его жилистая рука исчезла в темноте, пошевелилась там, и вдруг вынырнула, сжимая загривок волчонка.
— Ага, вот ты где, крепыш!
Щенок оказался не по возрасту сильным. С рыжим пятном на груди, будто кто-то макнул его в охру. Он ощетинился, зарычал глухо, по-взрослому, пытаясь царапаться и кусать воздух.
— Этот не сдастся, — одобрительно крякнул дед, перехватывая юркое тельце, — В землю зарылся, чтобы не нашли… Умный.
Волчица застонала, пытаясь приподнять окровавленную морду. Дед вытащил из кармана шкалик, смочил уголок платка и начал осторожно промывать раны.
— Давай, Тереза, в себя приходи... — бормотал он, будто разговаривал с раненым бойцом.
Матвей присел на корточки рядом:
— Тереза? Почему Тереза?
Пальцы деда на мгновение замерли. Потом он продолжил обрабатывать рану, не поднимая глаз:
— Да так... Сходство одно заметил. Была у нас в полку санитарка. Настоящее имя не знаю — все звали её Тереза. Такая же стойкая, как эта волчица. Раненых под огнём вытаскивала, даже когда земля горела под ногами. — Он провел ладонью по шерсти зверя. — Вот и эта... Еле живая, а щенков своих защищала до последнего.
Они перенесли Терезу и щенка подальше, в глухой валежник. Дед осмотрел рану — пуля лишь по касательной располосовала волчице лоб и морду, оставив кровавый след, но не задев глаз и кость.
— Молодая ещё, — дед хмыкнул, — Крепкая. Очухается.
Он разложил перед волчицей курицу:
— Ешь Тереза. Потом пацана покормишь.
— А этот? — Матвей кивнул на поляну, откуда уже доносилась невнятная брань.
Дед плюнул, глаза сузились в тонкие щёлочки:
— Да что такому будет... А патроны его я в овраг выкинул.
Часть 3. Восемь лет спустя
Дед не дожил до следующей весны. Матвей вырос в крепкого парня с тем же пристальным взглядом — точь-в-точь как у деда. За три дня до призыва он с другом Санькой отправился ночевать к Чёрной речке — напоследок посидеть у костра, на рассвете рыбу половить.
Проснулся Матвей от едва слышного шороха. В лунном свете, в двух шагах, стоял волк.
Седой. Мощный. Глаза — два жёлтых угля. А за ним — волчица со шрамом через всю морду. И ещё пять пар горящих глаз в темноте
Матвей замер. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди.
— Тереза?.. — выдохнул он, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
Рука сама потянулась к рюкзаку. Курица, припасённая на завтрак, легла на мох.
— Дед умер… — голос дрогнул. — Ты его помнишь?
Волчица странно вздохнула, будто отвечая. А седой вожак (тот самый щенок с рыжим пятном!) сделал шаг вперёд. Близко-близко, так что Матвей почувствовал тёплое дыхание.
— Ты выжил... — прошептал парень. — И стаю собрал.
Волки завыли тихо-тихо, словно пели прощальную песню. Потом развернулись и ушли — сначала вожак, потом Тереза, за ними остальные, растворяясь в предрассветном тумане.
Утром Санька клялся, что слышал волчий вой. Матвей молча потрогал карман куртки. Там лежал дедовский нож с выцарапанным на рукояти именем "ПОТАП".
В тот момент он понял: сколько бы ни прошло лет — лес его не отпустит. Никогда.
P.S. Все истории о леснике Матвее и лесных обитателях собраны в подборке ⬇️
Подписывайтесь на канал "Записки Филина", чтобы не пропустить новые рассказы о волках, медведях и удивительных встречах в чаще! Кстати, если соберётесь в отпуск на природу — загляните в статью с промокодами на бронирование отелей. Сэкономленные деньги всегда пригодятся для хорошего снаряжения ⬇️