В военных академиях знают, что если противник превосходит тебя во много раз, сопротивляться бесполезно. Натовцы не рискуют вступать в бой при соотношении сил хуже чем один к пяти. Генштабы всех стран мира исходят из простой арифметики: десятикратное преимущество врага означает неминуемое поражение.
Но в 1641 году в южнорусских степях произошло событие, которое опровергло всё, что написано в учебниках по военному искусству. Пять тысяч триста шестьдесят семь человек, включая восемьсот женщин, три месяца держали оборону против ста восьмидесяти тысяч отборных воинов Османской империи. Математика говорила о том, что такое невозможно, а здравый смысл кричал, что это безумие.
История назвала это чудом.
Тем не менее, чудо случилось именно там, где сходились границы трех империй — Московской, Османской и Крымской. В городе, который турки считали неприступным, а казаки превратили в символ русского упорства.
Казачья республика на краю света
Азов был не просто крепостью, это был турецкий Кремль на Дону. Три кольца каменных стен, одиннадцать башен, четыре тысячи отборного гарнизона и двести пушек. Крепость контролировала единственный путь с Дона в Азовское море и служила главной базой для работорговцев, которые веками вывозили в рабство русских людей.
Но 18 июня 1637 года случилось немыслимое. Четыре с половиной тысячи донских и запорожских казаков подошли к неприступным стенам Азова. Месяц они рыли подкоп под главную башню, а когда её взорвали, ринулись в двадцатиметровый пролом.
— Бей нехристей! За православную веру! — кричали казаки, врываясь в крепость.
Турецкий гарнизон был вырезан почти полностью. Две тысячи христианских рабов получили свободу. А атаман Михаил Татаринов провозгласил Азов "вольным христианским городом".
Впрочем, вольность эта оказалась на редкость прибыльной. Персидские купцы потянулись сюда торговать шелками, русские пушниной, а греки вином. Казаки же промышляли тем, что умели лучше всего, они ходили "за зипунами" к турецким берегам и привозили добычу, которой хватало на безбедную жизнь.
Пять лет Азов жил по собственным законам. Восстановили и освятили древний храм святого Иоанна Предтечи, построили новую церковь Николая Угодника. Торговый оборот города сравнялся с астраханским. Казаки даже чеканили собственную монету.
Но такая дерзость не могла остаться безнаказанной. В Стамбуле об азовских "разбойниках" доложили самому султану. И когда в 1639 году Турция заключила мир с Персией, у Ибрагима Безумного развязались руки для мести непокорным казакам.
Армада Ибрагима Безумного
Четыре года готовил Стамбул самую грандиозную карательную экспедицию в своей истории. Мобилизовали лучшие части империи: двадцать тысяч янычар — элитная пехота султана, двадцать тысяч спагов — тяжелая кавалерию, пятьдесят тысяч крымских татар и десять тысяч черкесов. К ним добавили молдаван, валахов, болгар, арабов.
Артиллерия поражала воображение: сто двадцать девять "проломных" орудий, ядра которых весили от полутора до двух пудов, плюс еще шестьсот семьдесят четыре пушки помельче и тридцать две зажигательные мортиры. Каждое ядро было размером с арбуз и могло пробить любую стену.
Из Венеции и германских земель выписали лучших осадных инженеров. Силистрийский сераскир Гассан-паша, который взял "неприступный" персидский Багдад, получил командование всей экспедицией.
— Возьми Азов или отдай мне голову, — сказал ему султан.
Летом 1641 года огромный флот вошел в Азовское море. Общая численность армии достигала ста восьмидесяти тысяч человек. Такой силой можно было завоевать пол-Европы, но вся эта мощь шла воевать с одним степным городишкой.
Тем не менее, Гассан-паша понимал важность задачи. Азов в руках казаков перекрывал туркам дорогу на Москву и служил базой для постоянных набегов на османские владения. Покорение этого "разбойничьего гнезда" должно было раз и навсегда решить "казачью проблему".
Битва
24 июня армада султана причалила к берегу в сорока километрах от Азова. В крепости к тому времени находилось пять тысяч триста шестьдесят семь человек, включая восемьсот казачьих жен и дочерей. Соотношение сил было один к тридцати.
Атаман Осип Петров созвал войсковой круг.
— Братцы, — сказал он, — идет на нас вся турецкая сила. Будем помирать или договариваться?
— Помирать! — грянул хор голосов. — За веру православную!
А уже на следующий день Гассан-паша прислал парламентеров с предложением, от которого трудно было отказаться. Сорок две тысячи червонцев (жалование целой армии) в обмен на мирную сдачу города. Двенадцать тысяч задатком, тридцать тысяч после ухода казаков.
Казаки ответили:
"Сами волею своею взяли мы Азов, сами отстаивать его будем; помощи, кроме Бога, ни от кого не ожидаем; прельщений ваших не слушаем, и хотя не орем и не сеем, но так же, как птицы небесные, сыты бываем. Жен же красных и серебро и злато емлем мы у вас за морем, что и вам ведомо. Будем и впредь так же промышлять; и не словами, а саблями готовы принять вас, незваных гостей".
И тогда Гассан-паша отдал приказ тридцати тысячам солдат идти на штупм. В яростной сече турки потеряли шесть тысяч убитыми, но стен так и не взяли. Казаки отбились, хотя им пришлось оставить внешний Топраков город и отойти к средневековой крепости.
Впрочем, главным открытием первого дня стало то, как сражались азовские женщины. Восемьсот казачек взяли в руки мушкеты и пищали, рыли окопы под артиллерийским огнем, подносили порох и ядра. Турки даже не сразу поняли, что стреляют в них не только мужчины.
— Что это за воины в платьях? — недоумевали янычары.
— Это русские ведьмы, — отвечали им крымцы. — Они превращают баб в мужиков.
Девяносто три дня в аду
Поняв, что штурмом крепость не взять, турки перешли к планомерной осаде. По методу, которым Гассан-паша взял Багдад, они начали насыпать земляной вал вокруг крепостных стен — выше и толще, чем сами стены.
Но казаки оказались не персы. Каждую ночь они совершали дерзкие вылазки, засыпали турецкие траншеи, подрывали осадные работы. А когда враги все-таки завершили первый вал, донцы провели под него подкоп и взорвали.
Турки построили второй вал. Казаки взорвали и его. Тогда паша приказал возвести третий, еще дальше от стен, но зато на постоянной охране.
С этого вала турецкая артиллерия шестнадцать суток подряд, днем и ночью, долбила Азов. От семисот до тысячи снарядов в день. Город превратился в руины, но защитники не сдавались. Спасаясь от ядер, они вырыли глубокие землянки и жили под землей, как кроты.
Одновременно турки повели к крепости семнадцать подкопов. Получилась подземная война. Турецкие саперы рыли ходы, чтобы заложить мины под стены, казачьи — чтобы встретить их в узких тоннелях с саблями наголо.
А еще случались совсем невероятные истории. В июле несколько сотен казаков из донских городков решили пробраться в осажденный город с подкреплением. Турки и татары перекрыли Дон частоколом, выставили стражу по берегам. Тогда донцы нырнули в реку и плыли под водой на спине, с камышинкой во рту для дыхания, держа оружие и одежду в кожаных мешках.
Больше половины добралось до города. Турки просто не поверили, что люди могут так долго находиться под водой.
К концу августа в лагере неприятеля начались настоящие беды. Эпидемия косила солдат десятками в день. Татары, не получавшие обычной добычи, роптали и требовали отпустить их грабить русские окраины. В итоге хан не выдержал и 26 сентября увел свою орду домой.
А казаки все держались. И сдаваться никто не собирался.
Чудо в ночь на Покров
Первого октября в церковном календаре был Покров Пресвятой Богородицы. Для донских казаков это главный праздник, день заступничества Божьей Матери за русскую землю. Но в 1641 году встречать его пришлось среди дымящихся развалин, с пустыми патронными сумками и последними крохами хлеба.
К вечеру 30 сентября стало ясно, что завтра турки пойдут на решительный штурм, а защищать Азов будет некому. В живых оставалось чуть больше двух тысяч человек, половина из них раненые. Порох кончился три дня назад, ядра отливали из церковных колоколов.
В полуразрушенной Никольской церкви атаман Осип Петров собрал последний круг.
— Держаться больше нет мочи, — сказал он устало. — Утром возьмем что осталось из оружия и пойдем на них в открытом поле. По-казачьи. Или пробьемся к своим, или сложим головы за правую веру.
Никто не возражал. Больше трех месяцев они творили невозможное, но человеческие силы не бесконечны.
Написали прощальные письма царю-батюшке в Москву, патриарху Иоасафу, родным на Дон. Обнимались, прощались, каялись друг другу в обидах. Десятки казаков дали монашеский обет, что если чудом выживут, уйти в монастырь замаливать грехи.
Но случилось то, чего не ждал никто. На рассвете, когда казаки вышли из ворот готовые к последней сече, турецкий лагерь оказался... пуст. Не просто тих, а пуст совершенно. Ни палаток, ни людей, ни пушек. Только брошенное снаряжение да следы спешного отступления к морю.
Сто восемьдесят тысяч воинов исчезли за одну ночь, словно их и не было.
Что заставило Гассан-пашу снять осаду в самый канун победы? Историки до сих пор спорят. Одни говорят, что эпидемия окончательно разложила турецкое войско. Другие, что паша испугался приближающейся зимы и проблем со снабжением. Третьи — что начались волнения среди татар, которые так и не получили обещанной добычи.
Казаки же не сомневались и верили в заступничество Покрова Богородицы.
Две тысячи уцелевших защитников ринулись преследовать огромную армию. Да, вы не ослышались, горстка едва живых людей погналась за целой армией. И догнала ее у самого берега, где турки в панике грузились на корабли.
Тут началось настоящее побоище. Казаки стреляли в толпу беглецов, рубили саблями, кричали "Ура!" и "За Покров!" Среди турок поднялась такая паника, что они топили друг друга, лезли на переполненные лодки и прыгали в море в полном вооружении.
За одно утро величайшая армия Османской империи превратилась в толпу беглецов.
Когда дым рассеялся, выяснилось, что домой вернулось меньше шестидесяти тысяч турок. Остальные погибли в боях, умерли от болезней или утонули при бегстве. Это было крупнейшее поражение Османской империи за всю ее историю.
А потери азовских казаков за все три месяца осады составили три тысячи человек.
Победа, которую отдали даром
Славная победа над турками имела один неприятный нюанс — повторить ее было решительно невозможно. Даже самые отчаянные воины понимали, что еще одна такая "победа", и от донского казачества останется только память.
Поэтому уже в октябре атаман Осип Петров снарядил посольство в Москву. Во главе поставил есаула Наума Васильева, человека бывалого и речистого. Везли они не только славные вести о разгроме турок, но и просили о помощи.
"Батюшка царь, — писали казаки Михаилу Федоровичу, — мы твои холопы обнищали до крайности. Ни пороху, ни свинцу, ничего не осталось. Люди переранены и хотят разбредаться кто куда. Прими, батюшка, Азов под свою высокую руку, пришли воеводу с ратными людьми".
В Москве казачьих послов принимали как национальных героев. Царь лично выслушал рассказ о трехмесячной осаде, щедро наградил деньгами и мехами, велел угощать в лучших палатах. А для решения азовского вопроса созвал Земский Собор.
И тут началось то, что российское общество XVII века по азовскому вопросу расколото.
Служилые люди горячо поддерживали казаков: "Мы готовы служить государю против любых врагов, где укажет!" Эти люди на собственной шкуре знали, что такое татарские набеги, и прекрасно понимали стратегическое значение Азова. Крепость в русских руках могла навсегда закрыть крымцам дорогу в российские пределы.
А вот купечество и посадские люди думали совсем по-другому. Торговый класс категорически возражал против войны с Турцией: "Государь, мы и так разорены хуже турецких пленников! От московских приказных крючков, от неправедных судов, от бесконечных поборов!"
Получилась классическая дилемма: безопасность против экономики, военные против торговцев, стратегические интересы против сиюминутной выгоды.
И царь принял решение, которое на первый взгляд выглядело как капитуляция. Весной 1642 года в Азов прибыл царский указ: "Азов оставить и возвратиться по своим куреням".
Казаки подчинились. Вывезли иконы из храмов, взорвали уцелевшие стены и башни, сожгли дома. Когда в июне подошли турки с новой армией, они нашли только дымящиеся развалины.
Тем не менее, это поражение обернулось стратегической победой. Пока турки восстанавливали Азов, Россия форсированными темпами строила Белгородскую засечную черту — восемьсот километров укреплений от Челновой до Ворсклы.
Двадцать пять городов-крепостей, сотни острожков, валы, рвы, засеки — все это создавалось трудом тысяч русских людей. А заселялась новая линия теми самыми украинскими казаками, которые бежали от польских репрессий после восстания Павлюка.
Результат превзошел все ожидания. К концу XVII века Россия прочно закрепилась на землях современных Воронежской, Белгородской, Курской и Тамбовской областей. Богатейшее Черноземье, житница будущей империи, было освоено без большой войны с Османской империей.
Вот такая история. Оказывается, что в критический момент русский характер способен на невозможное. Математика бессильна против силы духа, а правильно выбранное время для отступления порой важнее самой блестящей победы.