Анна Сергеевна провела всю свою жизнь в небольшом городке К-ово, что раскинулся у спокойной реки. Ей было тридцать семь, и в этом уютном местечке, где все знали друг друга до мелочей — от голоса до манеры держать чашку, — она чувствовала себя дома. Аня, как ласково называли её родные, выросла в старом доме на пересечении улиц Мира и Садовой. В их квартире всегда витал аромат ванили и свежесваренного компота, а в главной комнате мерно стучал маятник антикварных часов, унаследованных от бабушки.
— Сторожа вечности, — любила повторять мать, касаясь гладкого дерева часов. — Смотри, Анечка, они тикают себе, а мы всё бежим куда-то. Тик-так, тик-так. И будут тикать, даже когда нас уже не станет.
Эти слова всплывали в памяти Анны каждый раз, когда она смотрела на часы, уже перевезённые в её новую квартиру. Они стали первой вещью, которую она распаковала, переехав. Не книги, не одежда — именно часы. Анна поставила их на полку у двери и, закрыв глаза, вслушивалась в их знакомый ритм. Ей чудилось, что мать всё ещё рядом.
Мать ушла из жизни шесть лет назад. Внезапно, как шептались знакомые. Сердце не выдержало. Ей было всего пятьдесят шесть — ещё молодая. Анна тогда не проронила ни слезинки. Ни на прощании, ни позже. Словно внутри всё застыло. Через год она продала родительскую квартиру и уехала в большой город. Там были перспективы: университет, работа, жизнь без постоянных воспоминаний.
Теперь у Анны был новый дом. Собственный. Небольшой, одноэтажный, с верандой и участком в пять соток. Купленный на сбережения и деньги от продажи старой квартиры. Простой, но её.
— Заходите, смотрите, — Анна пригласила пожилую женщину в дом. — Это зал. Тут будет диван и стол, мебель ещё не всю привезли.
Елена Ивановна, мать Павла, мужа Анны, вошла, оглядывая всё с прищуром. Невысокая, с аккуратной стрижкой и цепким взглядом, она будто видела Анну насквозь.
— Как-то тесно, — бросила она, осмотрев комнату.
Анна промолчала. Тесно? Может быть. Но это их с Павлом дом. И он им нравился.
— А где Паша будет спать? — спросила Елена Ивановна, заглянув в спальню. — Кровать-то узкая.
— Мы заказали новую, широкую, — ответила Анна. — На днях привезут.
— Понятно, — протянула свекровь. — А отопление как? Зимой не замёрзнете?
— Котёл газовый, — Анна указала на аккуратное устройство в углу. — Современный, надёжный. Павел всё проверил.
— Ну, посмотрим, — буркнула Елена Ивановна. — А обои-то мрачные. И пол поскрипывает. Потолок низковат.
Анна снова не ответила. Обои обычные, светлые, с ненавязчивым узором. Пол скрипел только у порога. Потолок — самый стандартный.
— Мам, ну как тебе? — Павел вошёл, неся сумку. Высокий, с тёмными волосами и серыми глазами, он был точной копией своего отца, как часто замечала Елена Ивановна.
— Сойдёт, — уклончиво ответила она. — Жить можно. Но тесно.
— Ничего, мам, — улыбнулся Павел. — Зато своё. Не аренда.
— Это точно, — кивнула свекровь. — Своё — это важно. Молодец, сын.
Анна отвернулась к окну. Снова. Все похвалы — Павлу. Как будто не она искала этот дом, не она обзванивала агентов, проверяла бумаги, договаривалась с банком. Как будто не её деньги легли в основу покупки.
— Пойду заварю чай, — бросила она и ушла на кухню.
Елена Ивановна приехала на новоселье и задержалась. Сначала на几天, потом на месяц. А затем её вещи как-то незаметно осели в гостевой комнате, и она осталась в их доме.
— Пашенька, ты же не против, если я поживу у вас? — спрашивала она сына. — Квартиру я сдала на год, а к сестре не поеду, у неё и без меня тесно.
Павел, конечно, не возражал. Он любил мать. Ценил всё, что она для него сделала: растила одна, без отца, который ушёл, когда Павлу было шесть. Работала на двух работах, чтобы он мог учиться. Поддерживала его, даже когда он мечтал о чём-то нереальном.
— Конечно, мам, — говорил он. — Живи сколько нужно.
Анна тоже не спорила. По крайней мере, вслух. Она понимала, что свекровь — часть их жизни. Что Павел не откажет матери. Что это ненадолго.
Но "ненадолго" затянулось.
— Анечка, ты не так режешь картошку, — говорила Елена Ивановна, заходя на кухню. — Дай я покажу.
И забирала нож, резала по-своему, добавляла специи, которых Анна не держала, и меняла блюдо до неузнаваемости.
— Анечка, ты не так складываешь бельё, — говорила свекровь, отбирая стопку. — У Павла работа солидная, всё должно быть безупречно.
И складывала по-своему, разглаживая каждый уголок, проглаживая воротники по три раза.
— Анечка, ты не так чистишь зеркала, — говорила Елена Ивановна, забирая тряпку. — Сначала мыло, потом вода, а потом газета. Вот так.
Анна отступала. Каждый раз. Спорить было сложнее, чем уступить. Елена Ивановна — мать Павла. Ради мира в семье Анна молчала.
Потом начались перестановки. Сначала мелочи — лампу передвинули к окну, "чтобы светлее". Потом больше — шкаф переставили к другой стене, "по законам гармонии". А затем…
— Анечка, я тут подумала, — сказала Елена Ивановна за ужином, — твои часы в коридоре слишком громко тикают. Может, в спальню их?
Анна замерла, держа ложку. Часы. Мамины часы. Последняя память о родном доме.
— Нет, — тихо сказала она. — Они останутся там.
— Но, Анечка, — настаивала свекровь, — они старые, некрасивые. И шумят. Не вписываются в дом.
— Нет, — повторила Анна, чуть громче.
— Паша, — Елена Ивановна повернулась к сыну, — скажи ей. Ну что это за старьё в коридоре? Мы же всё обновляем!
Павел посмотрел на мать, затем на жену. Он не любил ссоры. Они выбивали его из равновесия.
— Мам, это мамины часы, — осторожно сказал он. — Для Ани они важны.
— Но они же ужасные! — воскликнула свекровь. — В магазине такие стильные есть, с блёстками…
— Нет, — твёрдо повторила Анна, отложив ложку. — Часы останутся. Это мой дом, и я решаю, что где стоит.
Тишина повисла в комнате. Елена Ивановна смотрела на Анну с удивлением, Павел — с беспокойством.
— Твой дом? — медленно переспросила свекровь. — Это Пашин дом. И мой тоже, к слову.
— Нет, мама, — неожиданно твёрдо сказал Павел. — Это наш с Аней дом. Мы его вместе купили.
— Ну конечно, — фыркнула Елена Ивановна. — Только деньги-то были от твоей квартиры, насколько я помню.
— Моей, — спокойно поправила Анна. — Родительской. И большую часть внесла я.
— Неблагодарная, — покачала головой свекровь. — Я стараюсь для вас, помогаю, а ты…
— Я не просила помогать, — всё так же ровно сказала Анна. — И не просила выбрасывать мои вещи.
— Какие вещи? — возмутилась Елена Ивановна.
— Мою стеклянную вазу. Мои журналы с полки. Мои магниты с холодильника, — перечисляла Анна. — Мои цветы, которые вы убрали, потому что "пыль собирают".
— Это был мусор! — всплеснула руками свекровь. — Я хотела как лучше!
— Для кого? — спросила Анна. — Для себя? Потому что не для меня.
— Паша, — повернулась Елена Ивановна к сыну, — ты слышишь, как она со мной говорит?
Павел молчал. Он смотрел на жену, будто видел её впервые. Анна всегда была тихой, уступчивой.
— Мама, — наконец сказал он, — Аня права. Это наш дом. И мы сами решаем, что в нём будет.
— Что? — не поверила свекровь. — Ты за неё?
— Не за кого-то, — вздохнул Павел. — Просто ты правда… перегибаешь с советами.
— Перегибаю? — голос Елены Ивановны задрожал. — Я хочу, чтобы у вас всё было хорошо! Чтобы ты жил достойно, а не…
— А не как? — Павел встал. — Договаривай.
— Как какой-то бродяга, — выпалила свекровь. — Твоя… жена… она же ничего не умеет! Ни готовить, ни убирать!
— Хватит, — оборвал Павел. — Аня отлично готовит. И убирает. Просто не так, как ты. И это нормально.
— Да что ты понимаешь? — всплеснула руками Елена Ивановна. — Ты мужчина, ты не видишь мелочей! А я забочусь о тебе!
— Мам, мне тридцать пять, — тихо сказал Павел. — Я сам могу о себе позаботиться. И о жене тоже.
Елена Ивановна замерла. От сына она такого не ожидала. Он всегда слушался её, соглашался.
— Значит, так, — сказала она, вставая. — Значит, она тебя настроила против меня.
— Никто никого не настраивал, — устало сказал Павел. — Просто есть границы, мама. Их нужно уважать.
— Границы? — переспросила свекровь. — Я твоя мать! У меня есть право…
— На что? — спросила Анна. — На что именно, Елена Ивановна?
— На уважение! — выпалила свекровь. — На то, чтобы моё мнение учитывали!
— Уважение заслуживают, — спокойно ответила Анна. — И оно обоюдное.
— Молодая ещё мне указывать, — фыркнула Елена Ивановна.
— Не указывать, — покачала головой Анна. — Просто сказать то, что давно пора было. Елена Ивановна, я благодарна вам за сына. Но в моём доме я не позволю вам распоряжаться.
— Распоряжаться? — задохнулась свекровь.
— Да, — кивнула Анна. — Вы указываете, где что ставить. Выбрасываете мои вещи. Критикуете всё, что я делаю. Это и есть распоряжаться.
Елена Ивановна смотрела на невестку, не веря своим ушам. Эта спокойная женщина вдруг заговорила так уверенно.
— Паша, — повернулась она к сыну, — ты позволяешь ей так со мной говорить?
Павел посмотрел на мать, потом на жену. В глазах Анны была только решимость.
— Мама, — сказал он, — Аня права. Ты слишком много берёшь на себя. Это наш дом. Мы хотим жить в нём по-своему.
Елена Ивановна молчала, явно ошеломлённая.
— Значит, вы меня выгоняете? — наконец спросила она дрожащим голосом. — Родную мать?
— Никто не выгоняет, — вздохнул Павел. — Мы просто просим уважать наши правила.
— И что мне делать? — спросила свекровь. — Сидеть тихо и не вмешиваться?
— Не утрируйте, — ответила Анна. — Мы просим вас быть гостем, а не хозяйкой.
— Гостем? — переспросила Елена Ивановна. — В доме сына?
— В доме сына и его жены, — поправил Павел. — Мама, мы взрослые. У нас своя жизнь.
— Значит, я мешаю? — в голосе свекрови задрожали слёзы.
— Не мешаете, — сказала Анна. — Просто вмешиваетесь без спроса.
Елена Ивановна молчала, переводя взгляд с сына на невестку. Кажется, впервые ей возразили.
— Хорошо, — наконец сказала она, выпрямляясь. — Я поняла. Соберу вещи и уеду. К сестре.
— Мама, — Павел взял её за руку, — не надо драм. Никто тебя не гонит. Давай просто уважать друг друга.
— Уважать? — переспросила свекровь. — Тебе не хватает меня рядом?
— Мама, — Павел вздохнул, — давай без ссор. Начнём заново.
— Заново? — хмыкнула Елена Ивановна. — И как это?
— Например, — вмешалась Анна, — спрашивайте, прежде чем что-то менять. Советуйтесь, а не указывайте.
Свекровь посмотрела на невестку долгим взглядом, потом усмехнулась.
— А ты не так проста, — сказала она. — Под тихой внешностью — характер.
— Не характер, — ответила Анна. — Просто желание, чтобы в моём доме меня уважали.
Они смотрели друг на друга — молодая и пожилая. Две женщины, связанные одним мужчиной.
— Ладно, — вдруг сказала Елена Ивановна. — Я была неправа. Перегнула.
Анна удивилась. Такой реакции она не ожидала.
— Что?
— Я перегнула, — повторила свекровь. — Привыкла, что Паша всегда слушает. Думала, знаю, как лучше. А тут ты…
— Появилась я, — кивнула Анна.
— Да, — согласилась Елена Ивановна. — И мне пришлось делить его. Тяжело.
— Это нормально, — сказала Анна. — Дети вырастают. Создают свои семьи.
— Знаю, — вздохнула свекровь. — Но принять трудно.
Она вдруг показалась Анне такой хрупкой. Не строгой свекровью, а женщиной, боящейся одиночества.
— Елена Ивановна, — мягко сказала Анна, — никто не отнимает у вас сына. Он вас любит. Но теперь в его жизни есть и я.
— И ты хочешь, чтобы он любил тебя больше, — сказала свекровь.
— Нет, — ответила Анна. — Я хочу, чтобы он любил нас по-разному. Вас — как мать. Меня — как жену.
Елена Ивановна посмотрела на сына.
— Ты хорошо выбрал, — сказала она. — Она умная.
Павел улыбнулся, обняв жену.
— Знаю, — сказал он. — Поэтому и выбрал.
— Ладно, — вздохнула свекровь. — Не буду больше командовать. И вещи твои трогать не буду, — добавила она, глядя на Анну. — Но готовить-то можно? Я правда лучше умею.
Анна улыбнулась.
— Можно, — сказала она. — Но не каждый день. Я тоже хочу иногда готовить для мужа.
— Договорились, — кивнула Елена Ивановна. — И… извини за часы. Останутся, где стоят.
— Спасибо, — тихо ответила Анна.
Свекровь коснулась часов, стоящих на полке.
— Красивые, — сказала она. — Старинные. Редкость.
— Да, — кивнула Анна. — Бабушкины.
— У моей бабушки тоже были часы, — вдруг сказала Елена Ивановна. — Попроще. С боем. Каждый час звонили. Жаль, не уцелели.
— Почему? — спросила Анна.
— Война, — коротко ответила свекровь. — Всё сгорело. Бабушка только меня спасла. Мне было четыре.
Анна посмотрела на неё с удивлением. Свекровь никогда не делилась такими историями.
— Тяжело было, — тихо сказала Анна.
— Всем было тяжело, — пожала плечами Елена Ивановна. — Выжили — и хорошо.
Она отошла от часов.
— Ну что, мир? — спросила она.
— Мир, — улыбнулась Анна.
Свекровь кивнула и ушла к себе.
— Ты как? — спросил Павел, когда они остались вдвоём.
— Нормально, — ответила Анна. — Давно надо было это сказать.
— Не думал, что ты так… жёстко, — сказал Павел.
— А как ещё? — посмотрела на него Анна. — По-доброму она не понимает. Я полгода терпела. Хватит.
В коридоре послышались шаги. Елена Ивановна прошла с телефоном.
— Лида? Это я, — донеслось до них. — Да, у Паши… Нет, уезжаю. Завтра.
Павел вскочил.
— Мам, ты что?
— А что? — обернулась свекровь. — Мешаю. Уйду.
— Никто тебя не гонит, — устало сказал Павел.
— Конечно, — фыркнула Елена Ивановна. — Некрасиво мать выгонять. А так — сама ушла.
Анна встала.
— Елена Ивановна, — холодно сказала она, — хватит. Никто вас не выгоняет. Я попросила уважать нас. И всё.
— Лида, я перезвоню, — свекровь убрала телефон. — Это не выгоняют? "Вы гость, а не хозяйка". Что это, если не выгоняют?
— Это границы, — отрезала Анна. — У каждой семьи они есть.
— В нашей семье таких слов не было, — ответила Елена Ивановна. — Семья — это всё общее.
— Вы не моя семья, — сказала Анна. — Вы — семья Павла.
Павел схватился за голову.
— Господи, хватит!
— А что хватит? — повернулась к нему свекровь. — Она права. Я ей чужая.
— Я такого не говорила, — возразила Анна. — Но если вы хотите уехать — ваше право. На жалость давить не надо.
— Давить? — возмутилась Елена Ивановна. — Паша, слышишь?
— Мама, — Павел попытался её успокоить, — давай поговорим спокойно.
— Нечего говорить, — отрезала свекровь. — Завтра уеду. К Лиде. Она хоть дальняя родня, а родная.
Она ушла в свою комнату, хлопнув дверью.
— Ань, — Павел посмотрел на жену, — зачем ты так?
— А как? — ответила она. — Умолять остаться? Унижаться?
— Но ей некуда, — вздохнул Павел. — Лида… они едва общаются. И у неё тесно.
— Найдёт выход, — пожала плечами Анна. — У неё пенсия, квартира сдаётся. Не пропадёт.
Павел смотрел на жену, будто впервые.
— Ты другая стала, — сказал он. — Раньше ты была…
— Тише? Удобнее? — закончила Анна. — Да, была. А потом вспомнила мамины слова: "Анечка, если себя не уважать, никто не будет". И всё.
— И что дальше? — спросил Павел.
— Завтра твоя мама либо уедет, либо останется, — ответила Анна. — Если уедет — её выбор. Если останется — будем жить по-взрослому.
— По-взрослому?
— С уважением, — кивнула Анна.
Она посмотрела на часы. Одиннадцать вечера.
— Пойдём спать.
Павел кивнул, но остался на диване. Анна ушла одна.
Утром её разбудил звук двери. Павел пил кофе на кухне.
— Уехала? — спросила Анна.
— Уехала, — кивнул Павел. — В пять утра вызвала такси. Даже не попрощалась.
— Записка?
— Нет. Просто уехала.
Они помолчали.
— Я думал, она сильная, — сказал Павел. — А она…
— Она сильная, — перебила Анна. — Просто по-своему. Привыкла командовать. А когда не вышло — ушла. Но это не слабость.
— И что теперь?
— Будем жить, — ответила Анна. — По-нашему. Со своими правилами.
— А мама?
— Будет звонить, приезжать. Но как гость.
— Думаешь, вернётся? — спросил Павел.
— Вернётся, — уверенно сказала Анна. — Ты её сын. Она не сможет иначе.
Анна подошла к окну. Утро было ясным, небо светлело. Новый день. Их день.
Часы тикали. Тик-так, тик-так. Время шло. И Анна шла вперёд — без оглядки, без уступок, уверенная в себе.