Найти в Дзене

Моя свекровь готовила мне отраву — но я проучила её

Первый раз плохо стало после её пирога. Помню точно — день рождения у Андрея был, она испекла свой знаменитый яблочный. Все хвалили, просили рецепт, а я съела кусочек и через полчаса в туалет побежала. Живот скрутило так, будто ножом резали. Валентина Петровна тогда так переживала, ахала, охала: "Ой, доченька, что ж это такое? Может, продукты испортились?" Андрей меня домой повёз, таблетки дал, к врачу собирался вести. А я думала — странно, все едят, и только мне плохо. Но списала на желудок. У меня с детства проблемы были, то гастрит, то ещё что-нибудь. Врачи говорили — нервное, на диету садиться надо. Второй раз случилось через месяц. Приехали к свекрови на воскресный обед. Она, как всегда, стол накрыла — салаты, мясо, компот домашний. Я выпила стакан компота, и опять началось. Тошнота, рвота, головокружение. Еле до дома доехали. Валентина Петровна опять причитала: "Да что ж такое творится? Может, аллергия какая? Или желудок совсем разладился?" Андрей уже серьёзно забеспокоился, к вр

Первый раз плохо стало после её пирога. Помню точно — день рождения у Андрея был, она испекла свой знаменитый яблочный. Все хвалили, просили рецепт, а я съела кусочек и через полчаса в туалет побежала. Живот скрутило так, будто ножом резали.

Валентина Петровна тогда так переживала, ахала, охала: "Ой, доченька, что ж это такое? Может, продукты испортились?" Андрей меня домой повёз, таблетки дал, к врачу собирался вести. А я думала — странно, все едят, и только мне плохо.

Но списала на желудок. У меня с детства проблемы были, то гастрит, то ещё что-нибудь. Врачи говорили — нервное, на диету садиться надо.

Второй раз случилось через месяц. Приехали к свекрови на воскресный обед. Она, как всегда, стол накрыла — салаты, мясо, компот домашний. Я выпила стакан компота, и опять началось. Тошнота, рвота, головокружение. Еле до дома доехали.

Валентина Петровна опять причитала: "Да что ж такое творится? Может, аллергия какая? Или желудок совсем разладился?" Андрей уже серьёзно забеспокоился, к врачу записывал. А я начала подозревать — что-то тут не так.

Понаблюдала. Когда мы к ней приезжали, она всегда мне что-то особенное подавала. То тарелку отдельную принесёт, то стакан специальный. Говорила: "Это тебе, доченька, самое лучшее оставила". И каждый раз после этого мне плохо становилось.

Сначала думала — может, совпадение? Но потом вспомнила, как она на меня смотрела, когда я с Андреем познакомилась. Глаза холодные, улыбка натянутая. Говорила вроде бы приятные слова, а чувствовалась неприязнь.

Она с самого начала меня не приняла. Не подходила я ей в невестки. Простая семья, родители не богатые, образование не престижное. А её Андрюшенька должен был, по её мнению, на дочке директора жениться или на докторе наук.

Помню, как она подружкам своим говорила: "Да что он в ней нашёл? Красоты особой нет, ума тоже. Простушка деревенская". Думала, я не слышу, а я в коридоре стояла, случайно услышала.

Но Андрей меня любил, и я его. Поженились мы вопреки её недовольству. Она на свадьбе сидела с кислым лицом, будто на похороны пришла. Гости спрашивали, что с мамой жениха, а она отвечала: "Устала очень, волнуюсь за сына".

После свадьбы открыто конфликтовать не стала. Наоборот, изображала заботливую свекровь. Звонила, приглашала в гости, подарки дарила. Но я чувствовала — это всё показуха. Для Андрея старалась, чтобы он не подумал, что мать невестку не любит.

А когда забеременела, она вообще переполошилась. Не радовалась, а именно переполошилась. Внучка, конечно, нужна, но чтобы от меня — это её не устраивало. Боялась, что теперь я в семье навсегда закреплюсь.

Вот тогда, наверное, и созрел у неё план. Избавиться от меня тихо, без шума. Чтобы все думали — заболела, ослабла, не выдержала. А она будет внучку воспитывать, Андрея утешать, новую жену ему подыскивать.

Поняла я это не сразу. Долго сомневалась, думала — может, мерещится? Но когда в третий раз после её еды в больницу попала, решила проверить.

Купила в аптеке тест-полоски на яды. Дорогие, но что делать. Стала незаметно проверять всё, что она мне давала. И вот оно — в компоте нашла мышьяк. Не сразу убивает, но постепенно организм разрушает.

Знаете, что я почувствовала? Не ужас, не страх. Злость. Как она смела? Как могла планировать убийство собственной невестки? И всё ради того, чтобы сын женился на "подходящей" девушке.

Но в милицию идти не стала. Доказать трудно, скандал в семье, Андрей бы не поверил. Мать для него святая, а я — молодая жена, которая может и оговорить.

Решила действовать по-другому. Стала делать вид, что мне всё хуже становится. Бледная хожу, слабая, жалуюсь на здоровье. Андрей переживает, к врачам водит, а они ничего конкретного найти не могут.

Валентина Петровна довольная — план работает. Начала уже намекать сыну, что жена больная, что с такой трудно жить, что может, стоит подумать о разводе. "Пока детей нет, проще расстаться", — говорила.

А я тем временем готовила свой план. Узнала, где она яд покупает. Оказалось, в магазине для дачников берёт, от грызунов средство. Продавщица рассказала — регулярно приходит, говорит, что крысы одолели.

Договорилась с продавщицей. Она мне сообщает, когда Валентина Петровна за ядом придёт. А я в это время к ней домой приезжаю, говорю, что соскучилась, хочу помочь по хозяйству.

Нашла у неё дома запас этого средства. Взяла немного, отнесла в лабораторию на анализ. Получила официальное заключение — мышьяк. Теперь доказательства есть.

Но всё равно в милицию не пошла. Хотела, чтобы она сама призналась. Решила разыграть спектакль.

Пришла к ней домой, села на кухне, попросила чаю. Она, как всегда, суетится, заботится. Налила мне чай в мою "особенную" чашку. Я сделала вид, что пью, а сама чай в цветочный горшок вылила.

Через полчаса начала изображать приступ. Схватилась за живот, застонала, упала на пол. Валентина Петровна сначала испугалась, потом довольная стала. Думает — наконец-то, план удался.

Но я вдруг встала и спокойно сказала: "Хватит, Валентина Петровна. Я всё знаю про ваш мышьяк".

Видели бы вы её лицо! Сначала побледнела, потом покраснела, потом опять побледнела. Руки дрожат, губы трясутся.

"Я не понимаю, о чём вы", — пробормотала она.

А я достала баночку с ядом и поставила на стол. "Это из вашего шкафчика. И вот заключение экспертизы. Мышьяк тот же, что и в вашем компоте".

Она рухнула на стул и заплакала. Не от раскаяния, а от злости, что план провалился. Потом начала оправдываться: "Я не хотела убивать! Просто немного подпортить здоровье, чтобы ты от моего сына отстала!"

Представляете? Она ещё и обвиняла меня! Дескать, я сама виновата, что не подхожу её сыну.

Я сказала: "Валентина Петровна, у вас есть выбор. Либо вы признаётесь Андрею во всём, либо я сама ему расскажу. И не только ему — всем вашим знакомым, соседям, родственникам".

Она умоляла молчать, обещала больше не трогать меня, даже уехать в другой город предлагала. Но я была непреклонна. Андрей должен знать правду о своей матери.

Когда муж пришёл домой, мы сидели на кухне — она с заплаканными глазами, я с баночкой яда в руках. Андрей сначала не понял, потом я всё рассказала. Он слушал, и лицо у него становилось всё мрачнее.

Сначала не поверил. Кричал, что я обманщица, что мать не способна на такое. Но когда увидел экспертизу, когда Валентина Петровна призналась, он словно постарел на десять лет.

Она пыталась объяснить, что делала это "для его же блага", что я недостойна его любви. Но он не слушал. Встал и сказал: "Мама, ты больше не моя мать. Я тебя знать не хочу".

Она уехала к своей сестре в другой город. Андрей с ней не общается до сих пор. Иногда она звонит, плачет, просит прощения. Но он трубку кладёт.

Мне жалко его. Трудно узнать, что родная мать готова убить ради своих амбиций. Но я не сожалею, что всё открыла. Жить с такой тайной было бы невозможно.

Сейчас у нас двое детей. Андрей хороший отец, любящий муж. А я знаю — если бы не разоблачила свекровь, меня бы уже не было. Она бы довела дело до конца.

Говорят, материнская любовь слепа. Но когда она превращается в ненависть к тем, кто мешает планам, это уже не любовь. Это болезнь. И от такой болезни нужно защищаться.