А.В. Тимирёва – А.В. Колчаку
18.07.1916
Дорогой Александр Васильевич, сейчас получила Ваше письмо, которого не ожидала и которое доставило мне большую радость. Думаю о Вас очень много и не могу сказать точно, сколько раз начинала письмо и бросала его в корзинку. Это смешно и глупо, но я так боюсь написать Вам какое-нибудь слово, фразу, которое будет некстати, покажется Вам лишним. Может быть, это потому, что ничьим отношением я не дорожу так, как Вашим, милый Александр Васильевич. Очень порадовалась за Вас, услышав о Вашем первом выходе в море и встрече с «Бреслау» - такое хорошее, радостное начало. Верю глубоко, что потом у Вас все будет ещё лучше. Я так сильно, такого большего хочу Вам счастья, что не может быть, чтобы судьба Вам его не послала. Хочу Вас поблагодарить ещё раз за фотографию, которую Вы дали мне на вокзале в Ревеле, хотя Вы не похожи вовсе – мне было радостно думать, что в последнюю минуту Вы подумали обо мне. Простилась я с Вами с глубокой грустью и долго ещё всё продолжала «ставить минное заграждение», как Вы говорили. И сейчас мне страшно и грустно думать, как мало у меня вероятия увидать Вас, но за Вас, Ваше дело я не боюсь и верю, что Господь Бог Вас сохранит и поможет Вам выполнить его так, как надо. А я буду всегда Вас помнить и радоваться каждой Вашей радости. Надо кончать письмо, чтобы отправить его с матросом. Буду ждать, когда Вы опять вспомните меня и напишите, а я буду вам писать скоро.
Храни вас Христос.
Анна Тимирёва
Анна Васильевна Тимирёва (урождённая Сафонова, во втором замужестве Книпер) родилась в 1893г. в городе Кисловодске. В 1906г. семья переезжает в Петербург, где Анна Васильевна окончила гимназию княгини Оболенской (1911) и занималась рисунком и живописью в частной студии С.М. Зейденберга.
В 1911 году, в возрасте 18 лет, Анна Васильевна входит замуж за своего троюродного брата, морского офицера - Сергея Тимирева. В 1914 году в Петрограде, в начале войны с Германией, у них родился сын Владимир.
Сергей Тимирев получает назначение в штаб командующего флотом адмирала Эссена, ему приходится выехать в Гельсингфорс .
«Когда я провожала его на вокзале, мимо нас стремительно прошел невысокий, широкоплечий офицер. Муж сказал мне: "Ты знаешь, кто это? Это Колчак-Полярный. Он недавно вернулся из северной экспедиции". У меня осталось только впечатление стремительной походки, энергичного шага.
Познакомились мы в Гельсингфорсе, куда я приехала на три дня к мужу осмотреться и подготовить свой переезд с ребенком. Нас пригласил товарищ мужа Николай Константинович Подгурский, тоже порт-артурец. И Александр Васильевич Колчак был там… Как-то так вышло, что весь вечер мы провели рядом. Долгое время спустя я спросила его, что он обо мне подумал тогда, и он ответил: "Я подумал о Вас то же самое, что думаю и сейчас".
Он входил - и все кругом делалось как праздник; как он любил это слово! А встречались мы не часто - он был флаг-офицером по оперативной части в штабе Эссена и лично принимал участие в операциях на море, потом, когда командовал Минной дивизией, тем более. Он писал мне потом: "Когда я подходил к Гельсингфорсу и знал, что увижу Вас, - он казался мне лучшим городом в мире".
К весне 1915 года Анна Васильевна с маленьким сыном переезжает в Гельсингфорс , но встречи с Александром Васильевичем, который командовал Минной дивизией, базировавшейся в Ревеле (Таллин) и бывал в Гельсингфорсе только наездами, случались редко.
«Я была молодая и веселая тогда, знакомых было много, были люди, которые за мной ухаживали, и поведение Александра Васильевича не давало мне повода думать, что отношение его ко мне более глубоко, чем у других.
Но где бы мы ни встречались, всегда выходило так, что мы были рядом, не могли наговориться, и всегда он говорил: "Не надо, знаете ли, расходиться - кто знает, будет ли еще когда-нибудь так хорошо, как сегодня". Все уже устали, а нам - и ему и мне - все было мало, нас несло, как на гребне волны. Так хорошо, что ничего другого и не надо было».
Так прошли 1915 и 1916 годы до лета. В июле 1916 Александр Васильевич был назначен командующим Черноморским флотом.
«В тот же день мы были приглашены на обед к Подгурскому и его молодой жене. Подгурский сказал, что Александр Васильевич тоже приглашен, но очень занят и вряд ли сможет быть. Но он приехал. Приехал с цветами хозяйке дома и мне, и весь вечер мы провели вдвоем. Он просил разрешения писать мне, я разрешила. И целую неделю мы встречались - с вечера до утра. Все собрались на проводы: его любили…
Мне было тогда 23 года; я была замужем пять лет, у меня был двухлетний сын. Я видела А.В. редко, всегда на людях, я была дружна с его женой. Мне никогда не приходило в голову, что наши отношения могут измениться. И он уезжал надолго; было очень вероятно, что никогда мы больше не встретимся. Но весь последний год он был мне радостью, праздником. Я думаю, если бы меня разбудить ночью и спросить, чего я хочу, - я сразу бы ответила: видеть его. Я сказала ему, что люблю его. И он ответил: "Я не говорил Вам, что люблю Вас". - "Нет, это я говорю: я всегда хочу Вас видеть, всегда о Вас думаю, для меня такая радость видеть Вас, вот и выходит, что я люблю Вас". И он сказал: "Я Вас больше чем люблю". И мы продолжали ходить рука об руку, то возвращаясь в залу Морского собрания, где были люди, то опять по каштановым аллеям Катриненталя.
Нам и горько было, что мы расстаемся, и мы были счастливы, что сейчас вместе, - и ничего больше было не нужно. Но время было другое, и отношения между людьми другие - все это теперь может показаться странным и даже невероятным, но так оно и было, из песни слова не выкинешь».
Осенью Анна Васильевна вместе с мужем и сыном переезжает в Ревель, где до февраля 1917 года, снимают квартиру в доме барона Розена. В начале февраля муж Анны Васильевны получает отпуск и они уезжают в Петроград.
В Петрограде – Февральская революция шла полным ходом, уже не хватало хлеба, уже по улицам шли толпами женщины, требуя хлеба, разъезжали конные патрули, не зная, что с этими толпами делать, а те, встречая войска, кричали: "Ура!" Неразбериха была полная.
В апреле 1917 года командующий Черноморским флотом адмирал Колчак был вызван в Петроград для доклада правительству о положении дел. Они встретились в эти дни, но вскоре он опять уехал.
«Мы ехали во Владивосток - мой муж, Тимирев, вышел в отставку из флота и был командирован Cоветской властью туда для ликвидации военного имущества флота. Брестский мир был заключен, война как бы окончена».
Неожиданно Анна Васильевна встречает лейтенанта Рыбалтовского. "Что вы здесь делаете?" - "Да как-то так попал. Вот хочу перебраться в Харбин". - "Зачем?" - "А там сейчас Колчак"
Прибыв во Владивосток, Анна Васильевна пишет письмо Колчаку в Харбин, через несколько дней приходит ответ «"Передо мной лежит Ваше письмо, и я не знаю - действительность это или я сам до него додумался".
«Я решила ехать. Мой муж спросил меня: "Ты вернешься?" - "Вернусь". Я так и думала, я только хотела видеть Александра Васильевича, больше ничего. Я ехала как во сне.» Приехав в Харбин Анна Васильевна поселилась на квартире своих знакомых, там они и встретились.
«Мы сидели поодаль и разговаривали. Я протянула руку и коснулась его лица - и в то же мгновение он заснул. А я сидела, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить его. Рука у меня затекла, а я все смотрела на дорогое и измученное лицо спящего. И тут я поняла, что никогда не уеду от него, что, кроме этого человека, нет у меня ничего и мое место - с ним. Мы решили, что я уеду в Японию, а он приедет ко мне, а пока я напишу мужу, что к нему не вернусь, остаюсь с Александром Васильевичем. Единственное условие было у меня: мой сын должен быть со мной - в то время он жил в Кисловодске у моей матери. Александр Васильевич ответил: "В таких случаях ребенок остается с матерью". И тут я поняла, что он тоже порвал со своей прошлой жизнью и ему это нелегко - он очень любил сына».
Приняв решение, Анна Васильевна разводится со своим мужем и вместе с Колчаком уезжает в Японию, в Никко, в горы. «Мы остановились в японской части гостиницы, в смежных комнатах. В отеле были и русские, но мы с ними не общались, этот месяц единственный. И кругом горы, покрытые лесом, гигантские криптомерии, уходящие в небо, горные речки, водопады, храмы красного лака, аллея Ста Будд по берегу реки. И мы вдвоем. Да, этот человек умел быть счастливым. В самые последние дни его, когда мы гуляли в тюремном дворе, он посмотрел на меня, и на миг у него стали веселые глаза, и он сказал: "А что? Неплохо мы с Вами жили в Японии". И после паузы: "Есть о чем вспомнить". Боже мой...»
«Из Омска я уехала на день раньше А.В. в вагоне, прицепленном к поезду с золотым запасом, с тем чтобы потом переселиться в его вагон. Я уже была тяжело больна испанкой, которая косила людей в Сибири. Его поезд нагнал наш уже после столкновения поездов, когда было разбито несколько вагонов, были раненые и убитые. Он вошел мрачнее ночи, сейчас же перевел меня к себе, и началось это ужасное отступление, безнадежное с самого начала: заторы, чехи отбирают на станциях паровозы, составы замерзают, мы еле передвигаемся. Куда? Что впереди - неизвестно. Да еще в пути конфликт с генералом Пепеляевым, который вот-вот перейдет в бой. Положение было такое, что А.В. решил перейти в бронированный паровоз и, если надо, бой принять. Мы с ним прощались, как в последний раз. И он сказал мне: "Я не знаю, что будет через час. Но Вы были для меня самым близким человеком и другом и самой желанной женщиной на свете».
Не помню, как все это разрешилось на этот раз. И опять мы ехали в неизвестность сквозь бесконечную, безвыходную Сибирь в лютые морозы.
Вот мы в поезде, идущем из Омска в неизвестность. Я вхожу в купе, Александр Васильевич сидит у стола и что-то пишет. За окном лютый мороз и солнце. Он поднимает голову:
- Я пишу протест против бесчинств чехов - они отбирают паровозы у эшелонов с ранеными, с эвакуированными семьями, люди замерзают в них. Возможно, что в результате мы все погибнем, но я не могу иначе".
«Последняя записка, полученная мною от него в тюрьме, когда армия Каппеля, тоже погибшего в походе, подступала к Иркутску: "Конечно, меня убьют, но если бы этого не случилось - только бы нам не расставаться".
И я слышала, как его уводят, и видела в волчок его серую папаху среди черных людей, которые его уводили.
И все. И луна в окне, и черная решетка на полу от луны в эту февральскую лютую ночь. И мертвый сон, сваливший меня в тот час, когда он прощался с жизнью, когда душа его скорбела смертельно. Вот так, наверное, спали в Гефсиманском саду ученики. А наутро - тюремщики, прятавшие глаза, когда переводили меня в общую камеру. Я отозвала коменданта и спросила его:
- Скажите, он расстрелян?
И он не посмел сказать мне "нет":
- Его увезли, даю Вам честное слово.
Не знаю, зачем он это сделал, зачем не сразу было суждено узнать мне правду. Я была ко всему готова, это только лишняя жестокость, комендант ничего не понимал.»
После расстрела Колчака, Анна Васильевна Тимирева находилась в тюрьмах Иркутска и Новониколаевска, переведена в Москву, в Бутырскую тюрьму откуда была освобождена летом 1922г.
В 1925г. арестована и административно выслана из Москвы на три года, жила в Тарусе.
В апреле 1935г снова арестована, в мае получила по статье 58 п.10 - пять лет лагерей, которые через три месяца при пересмотре дела заменены ограничением проживания ("минус 15") на три года. Возвращена из Забайкальского лагеря, где начала отбывать срок, жила в Вышнем Волочке, Верее, Малоярославце.
25 марта 1938г., за несколько дней до окончания срока "минуса", арестована в Малоярославце и в апреле 1939-го осуждена по прежней статье на восемь лет лагерей; в Карагандинских лагерях была сначала на общих работах, потом - художницей клуба Бурминского отделения. После освобождения жила за 100 - м километром от Москвы (станция Завидово Октябрьской железной дороги). Тогда же арестовали и ее 24- летнего сына от брака с Тимиревым - Володю, талантливого художника. Он был осужден по 58- й статье и расстрелян 17 мая 1938 года (Бутовский полигон).
21 декабря 1949г. арестована в Щербакове, без предъявления нового обвинения. Десять месяцев провела в тюрьме Ярославля и в октябре 1950г. отправлена этапом в Енисейск до особого распоряжения; ссылка снята в 1954. Затем в "минусе" до 1960г. (Рыбинск).
В 1960 году, после реабилитации, поселилась в Москве, получив крохотную комнатку в коммуналке на Плющихе. Шостакович и Ойстрах выхлопотали ей «за отца» (выдающегося музыкального деятеля Василия Ильича Сафонова) пенсию - 45 рублей. Снималась в массовке на «Мосфильме» - в «бриллиантовой руке» Гайдая мелькнула в роли уборщицы, а в «Войне и мире» Бондарчука - на первом балу Наташи Ростовой, в образе благородной пожилой дамы.
В промежутках между арестами работала библиотекарем, архивариусом, дошкольным воспитателем, чертежником, ретушером, картографом (Москва), членом артели вышивальщиц (Таруса), инструктором по росписи игрушек (Завидово), маляром (в енисейской ссылке), бутафором и художником в театре (Рыбинск); подолгу оставалась безработной или перебивалась случайными заработками.
За пять лет до смерти, в 1970- м, она пишет строчки , посвященные главной любви своей жизни - Александру Колчаку:
Полвека не могу принять -
Ничем нельзя помочь :
И все уходишь ты опять
В ту роковую ночь .
А я осуждена идти ,
Пока не минет срок ,
И перепутаны пути
Исхоженных дорог ...
Но если я еще жива
Наперекор судьбе ,
То только как любовь твоя
И память о тебе .
Анну Васильевну Тимиреву похоронили на Ваганьковском кладбище рядом с родными ...
Находящиеся рядом надгробие её сына Владимира Тимирева символическое (расстрелян на Бутовском полигоне, похоронен там же, место не известно).
РОВС, Москва
Найдено в Интернете: 4 Мая 2012 г.
Выложено на сайт: 6 Июля 2014 г.
Источник: http://pereklichka.livejournal.com/161503.html
