Я поняла, что толстая, когда начала прятаться даже от себя.
Это случилось не вдруг.
Не когда стрелка весов перевалила за.
Не когда знакомая посмотрела снизу вверх и чуть задержалась взглядом на животе.
Это было раньше.
Я достала свои старые джинсы. Те, которые носила на Бали — сандалии, легкая майка, и всё казалось мне красивым. Даже ноги в зеркале.
Я вставила одну ногу, вторую, потянула. И в районе бёдер — застопорилось.
Джинсы не просто не сходились.
Они… как будто отказались меня узнавать.
Я снова потянула — грубо, с усилием, с характером.
И врезалось. В бока. В меня.
Я вдруг стала чувствовать ткань — как врага.
Сдавило так, что грудная клетка зазвенела.
Плечи сами ушли вперёд.
А я…
Я села на кровать и посмотрела на себя.
И мне стало мерзко.
Не стыдно. Не обидно. А мерзко.
Как будто в комнате появился кто-то посторонний. Кто-то, кого я не приглашала.
Но это было моё тело.
Живот — выпирающий, мягкий.
Бёдра — тяжёлые, как будто налились чужим весом.
Лицо стало другим. Опухшее. Тяжёлое.
Я хотела вернуться к себе. Но я даже не помнила, как это — быть собой.
Мои руки стали чужими. Они больше не закрывали лицо в удовольствии — только в раздражении.
И ещё — я всё время ела.
Не от голода. От чего-то другого.
Как будто каждая булочка обещала, что меня снова полюбят.
Что станет легче.
Что станет тише.
Я сидела в комнате и не могла дышать животом.
Потому что тогда он ещё больше выступал.
А мне казалось — если я ещё хоть чуть-чуть разрастусь,
я не смогу выйти из дома. Не смогу говорить с людьми.
Не смогу быть.
Это был день, когда я не просто поняла, что набрала вес.
Это был день, когда я начала исчезать.
Завтра я расскажу, как я вернулась.
Не в 42 размер — в себя.
Если ты дочитала — просто поставь точку.
Я пойму.
