Когда я познакомилась с Андреем, мне казалось, что вот оно — те самые спокойствие и надёжность. Улыбка, в которой нет колкости. Он умел чинить всё, даже чайник с трещиной в корпусе, а я, если честно, вообще могла сама починить, но мне приятная была забота и внимание. Мы с ним совпали быстро, и он поселился у меня почти сразу. Своей квартиры у него не было, а моя — от бабушки, уютная «двушка» с фикусом у окна и плиткой, которую я сама перекладывала.
Мне казалось, мы строим жизнь. Он не платил за квартиру, но помогал: мусор выносил, кран поменял, шторы повесил. Я не просила. Со временем полюбила. Готовила ему куриные котлетки, сама много не ела, ведь вес держу. А он хвалил, жевал, гладил по плечу: «Ты у меня золотая, Оль». И всё бы ничего, если бы однажды, возвращаясь с работы, он не бросил мимоходом в трубку:
— Мам, ну давай уже, переезжай. Навсегда конечно.
Я застыла с пакетом молока в руках. Мама… Навсегда? Куда, к нам? Это как-то... странно?
Вечером я спросила. Он пожал плечами:
— Ну, ты же сама говорила — ей тяжело одной. Там соседи шумные, поликлиника далеко, ей бы рядом быть. Помогать.
— Подожди. Это обсуждалось между вами?
— Ну… Мам просто хочет быть рядом. Что в этом такого?
А ведь было. И много. Мама — Мария Васильевна — женщина с кучей шляп в гардеробе, пирожками и такой улыбкой, от которой становится неуютно. Она уже раньше у нас оставалась на выходные. Варила варенье, переставляла мои книги «по порядку». Как-то убрала мои документы, потому что «а вдруг гости пришли бы».
Я тогда подумала — ладно, не со зла же. Просто по-своему.
Но вот этот разговор… Навсегда? Без меня?
Через пару дней, пока искала нужную ссылку в телефоне Андрея — он сам просил глянуть адрес клиента — я открыла мессенджер. Не специально. Но, наверное, всё-таки уже чувствовала что-то.
И увидела:
“После свадьбы можно будет на Олю повлиять — она мягкая. Главное — чтоб не дернулась. Всё равно она одна, родители за границей. А потом и с квартирой решим. Там рядом поликлиника, я устроюсь, и буду при деле.”
Я читала, и будто в комнате потемнело. Они уже всё решили. Я не жена, не хозяйка. Я “мягкая”, с квартирой, которую можно “решить”. Интересно, как? И насколько далеко они готовы будут зайти?
Я выключила телефон. Вышла на кухню. Андрей жарил яичницу, пел себе под нос.
— Андрюша… — начала я, — а если я скажу “нет”? Что мама не переезжает?
Он замер, как вкопанный:
— Да ты что, Оль. Не начинай. Это же мама. Мы семья. Ты же всегда за добро была…
— Семья — это твоя мама и моя квартира? А я тебе кто?
— Ну ты чего такое говоришь? И что-то... кхм... перегибаешь. Мама просто хочет быть рядом. А ты устраиваешь сцены.
Я не сказала, что видела переписку. Не сразу. Хотела понять: может, ошиблась? Может, он передумает?
Но на следующий вечер я пришла домой, а на кухонном столе стояли контейнеры с её едой. А в коридоре две сумки. Она приехала без звонка, совсем без какого-либо предупреждения. Просто приехала.
— Олечка, не переживай, я в комнате на диване. Места хватит. И кстати, твои книги я пока в коробку сложила — там полотенца положу. У тебя ж гости не бывают, да?
Я прошла мимо неё, как сквозь дым. В спальне моя кровать. Моя постель. Моя жизнь, в конце-то концов.
Я пробыла в ней ещё два дня. Утром вставала раньше, уходила работать в кофейню — не могла учить людей английскому, сидя под взглядом женщины, которая называла мой дом “временным вариантом”.
А на третий день я сказала:
— Маша Васильевна, сегодня вы ночуете у себя. Мне надо подумать.
Она закатила глаза:
— Старость не радость, Оля. Я ж не хозяйка. Просто поживу немного.
— Ага, немного? А вот Андрей сказал "навсегда". Но я против.
— Ну, если у вас любовь, то и делить всё будете, не так ли?
Я закрыла за ней дверь. А вечером за Андреем. Сказала ему, спокойно:
— После свадьбы “можно будет на Олю повлиять”? Да? А квартиру “решить”?
Он побледнел:
— Ты все не так поняла...
— Я искала адрес. Ты сам попросил. И да, но я все так поняла. И знаешь, Андрюша… Муж это партнёр. А не мост между мной и его мамой. И муж не будет создавать брак ради квартиры. Так что ты точно никогда не станешь моим мужем. И точка.
Он не ушёл сразу. Молчал. Потом пытался извиняться, оправдываться. Что мама старая. Что у неё никого нет. Что он не хотел… «так».
Но «так» и получилось.
Прошло уже два месяца. Варенье я выкинула. Купила себе новый комплект постельного. В спальне стало дышать легче. Как будто заново открыла окна.
На подоконнике стала выращивать микрозелень, в основном гороха. Декор из глины сохнет у батареи. Стены больше не шепчут: «Ты мягкая, тобой можно управлять».
Я снова веду свой канал. Работаю, смеюсь. Иногда, конечно, плачу. От разочарования. От того, как легко можно было меня сломать. Почти сломали.
Но я собрала себя. И дом мой — снова мой.
Иногда родные — это не про любовь. А про контроль.
А вы бы смогли пустить в дом «навсегда»? Или тоже читали бы между строк?Напишите в комментариях — хочется услышать ваши истории.