- Я сюда ради внука приехала. Не ради тебя, - с порога заявила Тамара Ивановна, не снимая пальто.
Я стояла с мокрой головой, в пижаме, держа на руках шестимесячного Матвея. У меня текло молоко, ныла поясница, а в голове гудело от недосыпа.
- Доброе утро, - выдавила я.
- Утро давно прошло, - она прошла мимо, бросила сумку на пуфик и уже командовала: - Где полотенце? Я руки вымою. И чай поставь. Я с дороги.
Мы не звали её. Я, по крайней мере, точно не звала. Было договорено: она приедет ближе к лету, когда мы с Сашей выберемся на дачу. Но на дворе март, я одна, и вместо тишины - её громкий голос, шаги, запах духов и командный тон.
Саша был в командировке - уехал на три недели. Мы с Матвеем одни. Тяжело. Да. Но хотя бы без её взгляда, оценивающего мою еду, одежду, поведение и количество пыли под комодом.
- Ну и бардак у вас. А где у вас тут посуда? Я хоть что-то нормальное приготовлю.
Я молчала. Матвей начал хныкать, и я пошла кормить его, тихо захлопнув за собой дверь в спальню.
Когда вернулась - кухня уже была другой. На плите что-то кипело, пол был влажным - как будто его мыли, но на скорую руку.
- Я в спальне у вас не буду. Пускай уж в гостиной. Мне тут светлее, - сказала она, бросив взгляд в мою сторону. - И ближе к малышу.
- Тамара Ивановна, но вы же... вы же говорили, что приедете в мае... У меня даже нет ничего...
- А я изменила планы. Увидела билеты дешёвые - и поехала. С бабушкой, между прочим, лучше быть сейчас. Ты сама-то смотри - какая серая ходишь. Ребёнка уронишь.
Мне не хватило духу что-то сказать. Я просто закрылась в ванной, включила душ и рыдала - без звука.
Родителей у меня нет. Мама умерла, когда мне было двадцать. Отца я не знала. Саша - мой первый и единственный. И его мать я всегда старалась уважать. Сдерживаться. Но теперь она поселилась в нашей квартире.
- А что ты его не подстригаешь? Мальчик же, зачем эти завитки? - спросила она на следующий день, вытаскивая Матвея у меня из рук. - Дай-ка, я покажу, как пеленать. А то у него ножки криво лежат.
- Нам врач сказал не пеленать вообще...
- Да что они там понимают, твои врачи. Он у тебя беспокойный потому что свободы много. Надо его стянуть. Ему так безопаснее.
Я пыталась быть мягкой. Говорила, что всё по рекомендациям. Что мы так решили с Сашей. Но она лишь усмехалась:
- Ты ему говори. Только Саша на работе сутками, а ребёнок с тобой и со мной. Кто ближе - тот и решает.
Вечером я не выдержала. Позвонила Саше. Говорю, ну пусть она уедет. Я не справляюсь. Она всё переворачивает. Я не могу даже покормить ребёнка - она хватает его, комментирует, спорит.
- Маша, ну потерпи немного. Она добра желает, ты же знаешь. Ей важно поучаствовать. Ну потерпи, родная.
Я повесила трубку. Села на край кровати. И подумала, что если что-то не изменится - я сорвусь. Потому что жить вот так - каждый день, каждую минуту - я не смогу.
А утром Тамара Ивановна встретила меня словами:
- Я тут подумала. Давай так: я буду заниматься внуком, а ты - домом. У нас будет порядок. А ребёнок будет под присмотром. Я даже список уже составила. Смотри.
И она протянула мне лист.
На нём было девять пунктов.
Включая пункт "просыпаться в 6:30".
Чтобы "привести себя в порядок и не пугать ребёнка с утра".
Я смотрела на список.
Утренний душ - до 6:50.
Завтрак на семью - до 7:30.
Проветривание, мытьё полов, стирка, развешивание.
Пункт девятый - "просить совета у бабушки: важно развивать уважение к старшим".
- Вы серьёзно? - я не смогла сдержать голос.
- Конечно. Я же с любовью. У тебя просто опыта мало. Зато с режимом всё пойдёт как по маслу. Мальчику будет хорошо. А ты втянешься, - улыбнулась она и пошла варить кашу. Для Матвея, естественно - на коровьем молоке. Потому что "вот у нас раньше и не было всяких этих смесей - и ничего, здоровыми выросли".
Я убрала лист, как убирают нечто липкое. И села рядом с сыном на коврик. Он лежал на животе и смешно топал ногами. Я гладила его по спинке, пока из кухни доносились звуки кастрюли и приговорки:
- Опять эти силиконовые ложки. Ни веса, ни толку. Надо бы ему манной сварить, нормальной.
К вечеру я чувствовала себя растянутой резинкой.
Она вставала до меня. Командовала. Меняла.
Переодевала Матвея в другие ползунки - "а эти какие-то унылые".
Вечером звонила подругам и рассказывала, что "Машка-то ничего, конечно, но совсем не хозяйственная. Молодёжь сейчас - ух!".
- Ты только не обижайся, - говорила она потом, - но надо признать: ты девочка хорошая, но не жена. Сашку надо кормить вкусно, встречать в порядке, а ты ходишь - как тень. Я ему вчера так и сказала: пусть думает. Может, ты перегорела. Бывает.
Я стояла у плиты, мешая суп, и не верила, что она это сказала. Что позвонила сыну и говорила ТАКОЕ.
Позже я узнала, что она прислала ему фото нашей кухни - "до и после".
В "до" был бардак. Я даже не заметила, что она меня фотографировала. Сзади. В халате.
- Ну ты не обижайся. Я же ради добра, Маш. Мне важно, чтоб у сына всё было как надо. А внук... ну, это вообще святое. Я его никому не отдам, я тебе честно говорю.
На третий день мне казалось, что я схожу с ума.
Она не пускала меня к ребёнку ночью - "пусть спит, а я посижу". Я просыпалась, слышала её голос в спальне, шепчущий песни, и боялась встать - потому что знала, что начнётся сцена:
- Ты не доверяешь бабушке? А зря.
На пятый день я ушла на улицу, оставив ей сына. Просто вышла, не сказав ни слова. Дошла до сквера. Села на скамейку. Смотрела на прохожих. И думала: а если я не вернусь?
А потом увидела сообщение.
От неё.
"Он спит. Ты можешь не торопиться. Я тут всё устроила".
И фотография.
Матвей, спящий в спальне. В моей постели. Рядом с её рукой.
Я побежала домой.
Она встретила меня спокойно.
- Ну чего ты нервная такая? У тебя просто истощение. Я вот записалась в поликлинику, нам массаж сделают, косточки поправят. Ты не ходи. Я сама его отведу. А то ещё перепутаешь что.
Я не знала, что сказать. Молча пошла в ванную.
Но вечером, когда она укачивала сына, я услышала:
- Вот если б ты исчезла, мы бы вдвоём тут были бы как в раю. Правда же, котик?
И она прижалась к его щеке.
Я стояла в коридоре.
И тогда поняла: она правда думает, что может заменить меня.
Что я тут - временно.
А она - насовсем.
И в этот момент в замке повернулся ключ.
Саша вернулся.
Я не знала, кто из нас будет ему ближе в ту ночь.
Но знала точно: я должна сделать что-то. Срочно.
Он зашёл уставший, но улыбался. Я бросилась ему на шею - не из любви, а из отчаяния. Он не понял. Погладил по спине, чмокнул в висок и тут же спросил:
- А мама где?
- В комнате. Кладёт Матвея.
Он быстро разулся, пошёл туда. Я стояла на кухне, прислушиваясь. Слышала, как она щебечет:
- Вот и папа пришёл! А мы тут одни крутились, я всё на себя взяла, Маша устала совсем.
Саша посмеялся. Они вышли вдвоём.
- Ну, ты у нас тут герой, - сказал он, глядя на мать.
- Да что ты, я просто бабушка. Самая обычная.
- Маша, правда, как ты без неё справлялась? - повернулся он ко мне.
- Справлялась, - ответила я и почувствовала, как под ложечкой скручивается пустота.
За ужином она рассказывала ему, как "мы тут наладили режим", как Матвей "стал спать как ангел", как "она переживает за моё состояние".
Я молчала. Не было сил спорить. Ни одного союзника. Ни одного шанса доказать, как на самом деле всё было.
- Мы с ней списочек составили, - гордо сказала Тамара Ивановна. - Всё распланировано. Маша просто золото, правда. Но без направления не может. Молодёжь сейчас...
Саша кивал. Я ела молча.
Ночью я встала к сыну, а она уже стояла у кроватки.
- Я же сказала - спи. Он под моим присмотром.
- Я - мать.
- И что? - она повернулась. - Ты себе не представляешь, сколько ошибок может наделать уставшая мать. Я просто страхую. На всякий случай.
- Уезжайте, пожалуйста, - сказала я.
Она вскинула брови.
- Что?
- Уезжайте. Мне тяжело. Я не справляюсь. Мне не нужна помощь, которая заставляет чувствовать себя мебелью. Это мой дом. Мой ребёнок. Моя семья.
- Ты уверена, что это твоё?
На следующий день я поговорила с Сашей. Он молчал долго, потом выдохнул:
- Маш... ну ты и правда выглядишь... не в порядке. Мама говорит, что ты не спишь, не ешь... Может, ты обиделась, а зря?
- Она фотографировала меня тайком, говорила тебе, что я "не жена", не даёт мне держать сына... Ты в порядке с этим?
Он отвёл глаза.
- Я подумаю, как решить. Не кипятись. Может, мы на время поедем на дачу? Или ты к подруге?
- То есть ты предлагаешь мне уехать?
- Нет, я просто... Маша, ну зачем конфликт? Потерпи немного.
- Я не потерплю.
Я говорила спокойно. Но голос мой дрожал.
Вечером она достала из шкафа какой-то конверт.
- Я тебе билеты купила. В санаторий. На пять дней. Полностью оплатила. Ты отдохнёшь, мы с малышом тут сами. Честно, Маш, ты только мешаешь ему. Он на меня тянется - не замечала?
- Ты не имеешь права.
- Не ори, - вдруг зарычала она. - Я не для тебя сюда приехала. Мне на тебя плевать. Я ради ребёнка. И если ты не можешь быть нормальной матерью - значит, кто-то должен.
В тот момент я поняла: она не считает меня частью их семьи.
Она считает, что именно она и Саша - настоящая семья. А я - ошибка.
И тогда я решилась.
Утром я собрала вещи сына. Паспорт, СНИЛС, полис, всё нужное. Положила в сумку.
Саше сказала:
- Я уезжаю. Сыном. Это не ультиматум. Это защита. Для него. Для себя.
- Маша, ты не можешь.
- Могу. Пока ты не научишься защищать нас от своей матери - я не могу быть здесь.
Он пошёл за мной в коридор. Мать выскочила следом.
- Ты не имеешь права! Я вызову опеку!
Я обернулась.
- Попробуйте.
Я стояла в дверях.
Сумка на плече.
Матвей в рюкзаке-кенгуру.
Тамара Ивановна с лицом, полным ярости.
Саша - с лицом, полным растерянности.
Я сделала шаг.
И захлопнула за собой дверь.
И только на улице поняла, как сильно дрожат руки.
Но я шла.
Потому что знала: назад - нельзя.
Мы сняли комнату в коммуналке на краю города. Хозяйка - пожилая женщина, немного странная, но не лезла в душу. Главное - тепло, вода есть, соседи не шумят.
Я оформила детское пособие, встала на учёт в поликлинике по новому адресу. Стала искать подработку. Вначале - удалённо: писала тексты, переводила инструкции, делала презентации за копейки.
Матвей рос. Смеялся, держал ложку, потом встал у опоры. Мы учились быть вдвоём. Иногда было страшно - особенно по ночам, когда он вдруг начинал плакать, и я хваталась за телефон, чтобы вызвать скорую. Но справлялись.
Саша не звонил.
Прошёл месяц. Потом ещё один.
Однажды пришла смс: "Как ты?".
Я не ответила.
Через неделю - ещё одна: "Хочу поговорить".
Я удалила и её.
Через четыре месяца он стоял у порога той самой коммуналки. С букетом. С печальным лицом.
- Ты разрешишь мне увидеть сына?
Я молча впустила.
Матвей сначала испугался. Потом стал разглядывать. Потом дотронулся до щетины на щеке и засмеялся.
Саша заплакал. Впервые.
Я не тронула его.
- Я многое понял. Я был трусом. Я не замечал, как она тебя ломает. Я думал, что это забота. А ты - просто уставшая... Но я был не прав.
Я слушала. Смотрела. И видела, что он другой. Потерянный. Более мягкий.
Но боль внутри не ушла.
- Я снял квартиру. Однушку. Не шикарно, но там можно начинать с нуля. Если ты... если мы...
Я покачала головой.
- Я уже начала с нуля.
Он кивнул.
Посмотрел на сына.
- Я бы хотел его видеть. Хоть иногда.
- Через суд? - спросила я спокойно.
Он испугался.
- Нет. Пожалуйста. Не надо так. Только если ты разрешишь.
Я разрешила. Составили график. Всё записали. Без угроз. Без требований.
Тамару Ивановну я больше не видела. Только слышала от общей знакомой, что она "рассказывает всем, как невестка увела у неё внука". Я не возражала.
Иногда по ночам я вспоминала тот список.
Ознакомьтесь с другими статьями моего канала:
🔹 «А как бы вы поступили? Напишите в комментариях — интересно, сколько нас с разными гранями терпения.»
🤍 Подпишитесь на канал, если такие истории не оставляют вас равнодушными.