Оле было 10. Она хотела быть на сцене. Не потому что «все хотят». А потому что не могла иначе.
У неё в голове жили мелодии. Иногда — слишком громкие, чтобы сосредоточиться на таблице умножения. Но вместо сцены — учебники.
Вместо микрофона — контрольные.
— Учись. Умной будешь. А петь — это глупости, — говорила мама, не поднимая глаз от банковских документов.
Марина всё ещё верила. Шила ей костюмы из старых скатертей, обматывала дождиком и крепила блёстки к носкам. Именно Марина выбивала главные роли.
Сначала в садике. Потом в школе. До пятого класса. А потом — началось.
На утренниках роли начали получать дочки замов, племянники прокуроров и «внучка той самой дамы из администрации».
— Прости, Оля, тебя в этом году нет в списке. Ну ты же уже выступала. Дай шанс другим, — говорили с фальшивой улыбкой.
«Другим» — значит богатым.
Сцена, казалось, была не для тех, кто горит. А для тех, чьи родители — нужные люди. Учителя начали придираться.
— Опять свои песни? Лучше бы контрольную не завали