Анатолий сжал в руке открытку с поздравлением в стихах. Бумага хрустнула, как будто протестуя против такого обращения.
"...чтобы ты юристом стал и был всех умней"
— эти строчки, написанные отцовской рукой, жгли душу сильнее, чем неловкая рифма.
— Я уезжаю, мама. И это не обсуждается, — его голос прозвучал твёрже, чем он ожидал.
Мать стояла у окна, прямая как струна, только пальцы судорожно перебирали край занавески. В маленькой кухне их двухкомнатной квартиры вдруг стало слишком тесно.
— Толя, ты не понимаешь... — начала она, но он перебил.
— Нет, это ты не понимаешь! Папа хотел, чтобы я стал следователем. Он верил в меня! — Анатолий положил открытку на стол. — Вот, черным по белому. Он даже деньги отложил.
Ирина Воронцова наконец повернулась к сыну. В её глазах блестели слезы, но взгляд был твердым.
— Эта профессия забрала твоего отца. Она не получит и тебя, — голос её звенел, как натянутая струна. — У тебя есть талант, настоящий музыкальный дар. Зачем тебе эти столичные университеты и опасности? Ты можешь давать уроки музыки, играть в филармонии...
— В нашей филармонии? — Анатолий горько усмехнулся. — Где за концерт платят копейки? Где самая большая мечта — сыграть на открытии нового супермаркета?
Он подошёл к старенькому пианино, погладил клавиши. За четырнадцать лет музыкальной школы и училища эти чёрно-белые клавиши стали для него и друзьями, и врагами.
— Мама, я благодарен тебе за музыку. Правда. Но это твоя мечта, не моя.
— А копаться в чужих трагедиях — это твоя мечта? — Ирина вскинула подбородок. — Возвращаться домой среди ночи с остекленевшими глазами, как твой отец? Вздрагивать от каждого телефонного звонка? А потом однажды не вернуться вовсе?
Анатолий молчал. Три месяца прошло с похорон отца, но рана была свежей, будто вчерашней.
— Папа гордился своей работой, — наконец произнес он тихо. — И мной он тоже гордился бы.
— Гордился бы, знаю, — устало кивнула мать. — Но я не могу потерять и тебя тоже. Не могу.
— Но и держать меня ты не вправе, — он сел за стол, разгладил открытку. — Здесь указана точная сумма — сто тридцать тысяч. Отец обещал мне их на первый год обучения.
Ирина тяжело опустилась на стул напротив:
— А что потом? Кто будет платить за второй, третий, четвертый курсы? У нас нет таких денег, Толя. На первый семестр хватит, а дальше что?
— Я буду подрабатывать, — уверенно заявил Анатолий. — Возьму ночные смены, найду что-нибудь. Многие так делают.
— И когда ты будешь учиться? — устало спросила мать. — Между работой ночью и занятиями днем?
— Справлюсь, — упрямо повторил он.
Они сидели друг напротив друга — два самых близких человека, разделенные пропастью непонимания. За окном шумел майский ливень, будто пытаясь смыть их обоюдную боль.
---
— Ира, ты совсем себя изведешь, — Анна Петровна, соседка и давняя подруга матери, разливала чай по чашкам. — Мальчик имеет право на свою жизнь.
— А я имею право бояться за него? — Ирина обхватила чашку ладонями, грея замерзшие пальцы. — Ты не видела Сережу в гробу, Аня. А я видела. И теперь каждый раз, когда думаю о Толике в форме, представляю и его там же.
Анна Петровна покачала головой:
— Не нужно так думать. Да и потом, не обязательно ему быть оперативником, как Сергей. Следователь — это же аналитическая работа, бумаги, кабинет...
— А вызовы на места преступлений? А допросы всякого сброда? — Ирина вздохнула. — К тому же, он упрямый. Захочет быть, как отец, — никто его не остановит.
Она отставила чашку и подошла к окну. На детской площадке во дворе играли малыши под присмотром молодых мам. Жизнь продолжалась.
— Знаешь, — задумчиво сказала Анна Петровна, — когда мой Колька уезжал в армию, я думала, с ума сойду от беспокойства. Но потом поняла — держать его рядом с собой, только потому что мне так спокойнее, это эгоизм чистой воды.
— Это не одно и то же, — возразила Ирина.
— Одно, — мягко настояла подруга. — Мы, матери, всегда хотим защитить своих детей. Но иногда лучшая защита — это дать им идти своим путем.
— А что я буду делать одна? — вырвалось у Ирины. — Кто позаботится обо мне в старости?
— Ира, тебе сорок два, какая старость? — Анна Петровна покачала головой. — И не одна ты будешь. Вот, выучится Толик, встанет на ноги — будет тебе помогать. А держать его здесь, в нашей глуши, где перспектив никаких... Это не любовь, Ир, это страх.
---
Анатолий сидел на краю фонтана в городском парке, бессмысленно глядя на струи воды. Рядом расположился его школьный друг Виктор, успевший уже год отучиться в областном колледже.
— И что, она ни в какую? — спросил Виктор, подбрасывая в руке мелкий камешек.
— Наотрез, — Анатолий пожал плечами. — Говорит, что я должен остаться здесь, что у меня есть музыкальное образование...
— А что тебе мешает подать документы и поехать без её разрешения? Тебе же восемнадцать уже.
— Деньги, Вить. Без денег никуда не поедешь, — Анатолий вздохнул. — Отец обещал заплатить за обучение. Он даже конкретную сумму отложил. Но мать не отдаёт.
— А наследство? — Виктор бросил камешек в воду. — После твоего отца что-то осталось?
— Сто тридцать тысяч на книжке. Но всё опять же у матери.
Виктор задумался:
— Слушай, а ты уверен, что имеешь право на эти деньги? В смысле, юридически?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, наследство. Ты же сын, прямой наследник. Должна быть какая-то доля, которая тебе полагается по закону.
Анатолий медленно поднял голову:
— Знаешь, а ведь ты прав. Должен быть какой-то закон об этом.
— Точно есть, — кивнул Виктор. — Моя тётка этим вопросом занималась, когда дед умер. Сходи в библиотеку, почитай Гражданский кодекс или к юристу какому-нибудь.
Анатолий ощутил прилив надежды. Если есть законный способ получить хотя бы часть денег, это уже что-то.
— Спасибо, Вить. Я так и сделаю.
---
В окна гостиной бил яркий летний свет, делая маленькую комнату просторнее и светлее. Анатолий стоял посреди комнаты, держа в руках листок бумаги. Ирина сидела на диване, сцепив пальцы так крепко, что костяшки побелели.
— Я имею право на четверть этих денег, мама, — говорил Анатолий, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Это по закону. Юрист всё подтвердил.
— Ты пошёл к юристу? За моей спиной? — в её голосе прозвучало удивление и обида.
— А что мне оставалось делать? Ты не хочешь говорить. Не хочешь слышать.
Ирина поднялась с дивана, подошла к книжной полке, где стояли фотографии их семьи. Сергей в форме, улыбающийся, с медалью на груди. Они втроём на море, пять лет назад. Толик в выпускном классе музыкальной школы с дипломом.
— Значит, ты решил добиваться своего через закон? — тихо спросила она. — Как чужой человек?
— Нет, мама, — Анатолий подошёл ближе. — Я просто хочу, чтобы ты поняла: это мой выбор. Моя жизнь. Я люблю тебя, но я не могу жить за тебя или за папу. Только за себя.
Он помолчал и добавил:
— К тому же, четверть от ста тридцати тысяч — это тридцать две с половиной. Этого хватит только на первый семестр. Мне всё равно придётся работать, чтобы оплатить остальное.
Он замялся, не зная, стоит ли говорить то, что собирался.
— И что? — Ирина внимательно посмотрела на сына.
— И я бы хотел... надеяться на твою помощь. Не обязательно деньгами. Может быть, советом или просто поддержкой, — он вздохнул. — Мама, я не хочу уезжать, зная, что ты против. Что между нами останется эта обида.
Ирина долго молчала, глядя на фотографию мужа. Потом медленно провела пальцами по стеклу, будто стирая невидимую пыль.
— Знаешь, твой отец тоже был упрямым, — наконец сказала она. — Когда он решал что-то, его ничто не могло остановить. Ни мои слёзы, ни мои просьбы.
Она повернулась к сыну:
— Я не хочу, чтобы ты стал следователем. Я боюсь этого до сих пор. Но, — она сделала глубокий вдох, — ещё больше я боюсь потерять тебя из-за своего страха.
— Мам...
— Дослушай, — она подняла руку. — Я отдам тебе твою долю наследства. Это справедливо. И... я добавлю от себя ещё немного.
— Правда? — Анатолий не верил своим ушам.
— С одним условием, — Ирина смотрела ему прямо в глаза. — Ты будешь звонить мне каждый день. И приезжать на каникулы. Обещаешь?
— Обещаю, — он шагнул к ней и обнял. — Спасибо, мам.
Она прижала его к себе, чувствуя, как колотится сердце — её или его, она уже не могла различить.
— Только будь осторожен там, в своей Москве, — прошептала она ему в плечо. — И возвращайся. Всегда возвращайся.
---
Поезд отходил в шесть вечера. На перроне было многолюдно — лето, время отпусков.
— Вот, возьми, — Ирина протянула сыну конверт. — Тут немного больше, чем мы договаривались.
— Мам, не надо, — Анатолий попытался вернуть конверт. — Мы же решили...
— Бери, — она мягко, но настойчиво вложила конверт ему в карман. — Это не всё, что у меня есть. А тебе понадобится на первое время.
Объявили посадку. Нужно было прощаться.
— Я буду звонить, — пообещал Анатолий, крепко обнимая мать.
— Каждый день, — напомнила она, сдерживая слёзы.
— Каждый день, — кивнул он.
Уже в тамбуре, обернувшись в последний раз, он увидел, как она достаёт платок и вытирает глаза. И только сейчас понял, каким трудным был для неё этот шаг.
В купе, устроившись у окна, Анатолий достал из кармана конверт. Внутри, кроме денег, лежала сложенная пополам записка. Анатолий развернул её и узнал мамин аккуратный почерк:
"Толя, родной. Прости, что пыталась удержать тебя. Страх потерять ещё и тебя затмил всё остальное. Твой отец гордился бы тобой сегодня — не потому что ты выбрал его профессию, а потому что ты не отступил от своей мечты.
Я вложила сюда ту самую открытку от папы. Пусть она будет с тобой. И ещё... это медаль твоего отца "За отвагу". Он получил её за свое последнее дело. Храни её, и пусть она напоминает тебе не только о его смелости, но и об осторожности, которая так нужна в вашей профессии.
Люблю тебя. Мама."
Анатолий заглянул в конверт — в уголке конверта действительно лежала небольшая медаль. А под ней — та самая открытка, немного помятая, с отцовским почерком и словами о юристе, "который всех умней".
Поезд набирал скорость. За окном проплывали последние окраины родного города, постепенно сменяясь полями и лесополосами. Анатолий прижал к груди отцовскую медаль. Он чувствовал тяжесть ответственности — перед памятью отца, перед матерью, перед самим собой. Но вместе с тем пришло и другое чувство — свободы и новых возможностей.
Телефон завибрировал в кармане. Сообщение от матери:
"Напиши, когда приедешь.
Береги себя.
Я в тебя верю."
Анатолий улыбнулся сквозь неожиданно навернувшиеся слезы. Да, между ними многое было не сказано и не решено. Да, впереди неизвестность и трудности. Но сейчас, в эту минуту, он знал одно — даже если его путь будет нелегким, он больше не одинок на этом пути.
"Спасибо, мама, — набрал он в ответ. — Обещаю, я оправдаю твоё доверие.
Со мной будет всё в порядке!"
Он отправил сообщение и, откинувшись на сиденье, посмотрел в окно на уходящий вдаль пейзаж. Будущее уже неслось ему навстречу, и он был готов встретить его с открытым сердцем.
В кармане лежала отцовская медаль — не просто кусок металла, но символ связи поколений, обещание и надежда. Анатолий понимал — что бы ни случилось дальше, это наследство будет с ним всегда, как и любовь двух самых важных людей в его жизни: отца, указавшего путь, и матери, отпустившей его этим путем идти.
Прямо сейчас читают также: