Марго всегда считала себя кошатницей-одиночкой. Ее крошечная квартирка на верхнем этаже старого дома была царством тишины, пыльных книг о фольклоре и… Агаты. Черной кошки, которую она подобрала в сырую октябрьскую ночь у подъезда три года назад. Агата была идеальной: тихой, ласковой, с глазами как два кусочка янтаря, в которых мерцал странный, почти человеческий, интеллект.
Странности начались незаметно. То Марго ловила на себе долгий, слишком осмысленный взгляд кошки, пока сама работала за столом. То ей казалось, что в тишине ночи слышен не мяукающий зов, а тихий, протяжный вздох. Агата стала невероятно чуткой к Луне. В полнолуние она не спала, сидя на подоконнике, ее черная шерсть сливалась с темнотой, а глаза горели нездешним золотом, следя за серебряным диском. В эти ночи Марго чувствовала ледяную тяжесть в воздухе и смутное беспокойство, будто за ней наблюдают не два, а гораздо больше глаз.
Однажды, вернувшись с ночной смены позже обычного, Марго застала Агату в гостиной. Кошка сидела посреди комнаты, неестественно выпрямившись, как статуэтка сфинкса. Но не это испугало Марго. На полу, в слабом свете уличного фонаря, от Агаты падала не одна тень, а *две*. Одна – обычная кошачья. Вторая – более крупная, смутная, с очертаниями, напоминающими... человеческую фигуру с неестественно длинными руками и остроконечной головой. Тень шевелилась независимо от кошки, поворачивая голову в сторону Марго. Женщина вскрикнула, щелкнул выключатель – и тени слились в одну, обычную. Агата мяукнула жалобно и потёрлась о её ноги.
*«Игра света и тени»,* – пыталась убедить себя Марго, но холодный пот стекал по спине. Сомнения грызли.
Следующее полнолуние выдалось особенно ярким. Лунный свет заливал квартиру, превращая знакомые предметы в призрачные силуэты. Марго, мучимая бессонницей и тревогой, лежала в постели, прислушиваясь к тишине. Тишина была неестественной – ни шороха, ни мяуканья. И вдруг – скрип половицы в гостиной. Не кошачий, а *человеческий*. Тяжелый, осторожный шаг.
Сердце Марго замерло. Она приподнялась, прильнув к щели неплотно прикрытой двери спальни. В полосе лунного света, падающего из окна, стояла фигура. Высокая, худощавая, почти бестелесная, будто сплетенная из самой темноты и серебристого света. Фигура была обнажена, кожа мерцала бледно-серым, как пепел. Длинные черные волосы, как шерсть Агаты, спадали на узкие плечи. Но больше всего Марго поразили ноги – согнутые в коленях назад, как у кошки, с неестественно длинными пальцами, заканчивающимися острыми черными когтями, которые цокали по полу. И глаза... огромные, светящиеся, знакомые янтарные глаза Агаты, но полные теперь не кошачьего спокойствия, а дикой, древней тоски и голода.
Тварь повернула голову. Янтарные глаза уставились прямо в щель двери. Прямо на Марго. Губы, тонкие и бледные, растянулись в беззвучном оскале, обнажив ряды мелких, острых, как иглы, зубов.
Марго отшатнулась, рука сама потянулась к тумбочке, где лежал фонарик. Она нажала кнопку. Яркий луч ворвался в гостиную, выхватывая из темноты...
Пустоту.
Только пылинки, танцующие в луче, и черная кошка, Агата, сидящая посреди комнаты. Она умывалась лапкой, совершенно обыденно, лишь ее глаза, казалось, все еще хранили отсвет того янтарного безумия.
Утром Марго была разбита. Она наблюдала за Агатой, мирно дремлющей на солнышке. *Галлюцинация?* – думала она. *Слишком много работы, слишком много старых легенд в голове...* Но страх сидел глубоко, ледяным камнем в груди. Она не могла избавиться от ощущения, что ее питомец, ее единственный друг, был... чем-то другим. Проклятием? Духом? Оборотнем?
Решимость пришла внезапно. Страх пересилил любовь. Вечером, пока Агата дремала на диване, Марго осторожно открыла входную дверь и выставила миску с любимой рыбой на лестничную площадку. Она надеялась, что кошка выйдет, а она быстро закроет дверь. Навсегда.
Агата проснулась мгновенно. Она подошла к порогу, обнюхала рыбу, но не вышла. Вместо этого она подняла голову и посмотрела на Марго. И в этом взгляде не было ни кошачьей простоты, ни даже янтарной загадки. Была холодная, разумная *оценка*. И бесконечная, леденящая печаль.
Затем Агата отвернулась от рыбы и медленно, с королевским достоинством, прошла обратно вглубь квартиры, исчезнув в тени коридора.
Марго захлопнула дверь, дрожащими руками повернула ключ. Она прижалась спиной к дереву, пытаясь перевести дыхание. *Она не ушла. Она осталась. Зачем?*
Ночь опустилась черным покрывалом. Марго не спала, сидя на кухне с включенным светом, сжимая в руках тяжелую чугунную сковороду. Каждый скрип дома заставлял ее вздрагивать. Полночь. В квартире царила гнетущая тишина.
И вдруг – тихий звук. Не мяуканье, не скрип. Это был... шепот. Голос, доносящийся из гостиной. Хриплый, скрипучий, как ржавые петли, но отчетливый. Он произнес всего одно слово, растягивая каждый звук, наполняя его нечеловеческой тоской и... голодом:
"Маааааргоооо..."
Легкий шорох когтей по паркету. Приближающийся.
Марго зажмурилась. Сковорода выскользнула из ее потных ладоней и с грохотом упала на пол. Когда она открыла глаза, на пороге кухни, в полосе света из коридора, стояла тень. Длинная, с острыми ушами и выгнутой спиной. Тень медленно поднималась, вытягиваясь, ее очертания становились выше, тоньше, приобретая знакомые, ужасающие черты...
Свет на кухне погас.
Больше Марго в этом доме никто не видел. Через несколько дней соседи, обеспокоенные воем ее кошки, который не смолкал три дня, вызвали полицию. Квартира была пуста. Вещи Марго остались на месте, даже кошелек и ключи лежали на столе. На полу в гостиной нашли глубокие царапины, как будто от огромных когтей. И следы – странные, двойные: отпечатки босых человеческих ступней, но с неестественно длинными пальцами, и поверх них, словно сливаясь, – четкие следы кошачьих лап.
Агата исчезла. Но иногда по ночам, особенно в полнолуние, жильцы верхних этажей слышат тихий скрип половиц над головой и странный звук – не то мяуканье, не то сдавленный, скрипучий шепот, доносящийся из темноты пустующей квартиры. Он звучит как имя. Как призыв. Или как обещание.