— Когда нас с матерью не станет, отпиши сестре свою долю квартиры. Ты же мужчина, заработаешь.
Виктор Семенович произнес это не как просьбу, а как нечто само собой разумеющееся. Как будто предложил сыну передать соль за обеденным столом. Он сидел в своем старом, продавленном кресле, и его уверенность была такой же непоколебимой, как это кресло, стоявшее на одном и том же месте последние тридцать лет.
Евгений, его сорокачетырехлетний сын, замер на полпути к окну. Он только что закончил чинить вечно протекающий кран на кухне, и на его руках еще блестели капельки воды. Он медленно повернулся.
— Что, прости, пап? Я не расслышал.
— Я говорю, Женечка, со Светочкой надо вопрос решать, — вмешалась Тамара Григорьевна, выходя из кухни с подносом, на котором дрожали чашки с чаем. — Она одна с ребенком, ипотека эта кабальная. А ты с нами так и прописан в этой трешке. Нехорошо. Не по-людски.
— А что значит «решать вопрос»? — Евгений почувствовал, как внутри у него все начинает замерзать.
— Ну как что? — Виктор Семенович даже слегка обиделся на непонятливость сына. — Мы с матерью свои доли ей уже отписали. Осталась твоя. Ты подпишешь дарственную, Светочка квартиру продаст, погасит свою ипотеку и купит себе нормальную двушку рядом со школой. А ты... Ты же у нас на ногах крепко стоишь. Мужчина. Заработаешь.
Света, сидевшая на диване и до этого момента увлеченно разглядывавшая узор на обоях, подняла на брата свои большие, печальные глаза. Она ничего не сказала. Она никогда ничего не говорила.
***
Семь лет назад Света, рыдая, звонила ему посреди ночи. Ее муж, очередной «мужчина мечты», ушел, оставив ее с годовалым сыном и долгами за машину, которую он же и разбил.
— Жень, я не знаю, как жить! — всхлипывала она в трубку.
На следующий день состоялся семейный совет. Тот же стол, те же лица.
— Светочке надо помочь, — безапелляционно заявила Тамара Григорьевна. — Ей нужно на ноги вставать. Машину ремонтировать, на работу выходить.
— Ты же брат, Женя, — басовито вторил ей отец. — Кто, если не ты?
И Женя, на тот момент тридцатисемилетний, успешный геолог, только что вернувшийся из долгой и тяжелой экспедиции, молча достал свою сберкнижку. Он отдал сестре почти все, что заработал за полгода в тайге. Он не считал это подвигом. Это было... правильно. Он же брат. Он же мужчина.
***
С тех пор прошло семь лет. Женя все так же ездил в экспедиции. Он купил себе небольшую квартиру-студию на окраине, которую сейчас сдавал. Он копил на что-то большее, на свою собственную семью, которая все никак не складывалась. А Света... Света так и не «встала на ноги». Она работала на полставки в каком-то офисе, жаловалась на жизнь и с благодарностью принимала помощь. От родителей, которые отдавали ей почти всю пенсию. И от брата, который регулярно «помогал» племяннику, оплачивая то репетиторов, то спортивные секции.
Евгений никогда не роптал. Он любил сестру. Любил племянника. Но где-то глубоко внутри росло и крепло неприятное чувство. Чувство, что в этой семейной бухгалтерии его всегда записывают в графу «актив», а сестру — в графу «пассив». Что его любовь измеряется способностью зарабатывать, а ее — умением вызывать жалость.
***
— То есть, вы предлагаете мне, в мои сорок четыре года, остаться без части собственности? — Евгений наконец обрел дар речи. — Чтобы отдать ее сестре, у которой уже есть своя квартира?
— Да какая там квартира! — всплеснула руками мать. — Однушка в человейнике! И потом, это же не чужому человеку. Сестре!
— А я вам кто? Чужой человек? — его голос зазвенел. — Эта квартира — она и моя тоже. Я здесь вырос. Это треть моего наследства.
— Вот именно, наследства! — подхватил отец. — А наследство должно служить семье! Светочке оно нужнее. Она женщина, ей тяжело. А ты...
— А я что? — перебил Евгений. — Я не устаю? Я не хочу своего угла? Своей жизни? Я для вас не ребенок, а функция? Функция «заработать»?
— Перестань говорить глупости, — нахмурилась Тамара Григорьевна. — Конечно, ты наш ребенок. Любимый сын. Именно потому, что мы тебя любим и верим в тебя, мы и знаем, что ты справишься. Ты сильный.
Это был гениальный ход. Удар под дых, завернутый в комплимент. Они не приказывали. Они верили в него.
Евгений посмотрел на сестру. Она сидела, опустив голову, и выглядела такой несчастной и беззащитной. И он понял, что она — их главный козырь. Она ничего не просила. За нее просили другие. Она была идеальным орудием манипуляции.
— Света, — обратился он к ней. — А ты что скажешь? Ты хочешь, чтобы я отдал тебе свою долю?
Она подняла на него заплаканные глаза.
— Жень, я не знаю... Мама с папой правы, мне очень тяжело... Но если ты не хочешь... я пойму...
Она поймет. Но они — никогда. Они сделают его виноватым в ее «тяжелой жизни» до конца своих дней.
***
— Я подумаю, — сказал Евгений, вставая.
Он уехал. Он не отвечал на звонки родителей. Через день позвонила Света.
— Женечка, мама не спит, у папы давление подскочило, — зашептала она в трубку. — Они так переживают, что ты на них обиделся. Я им говорила, не надо...
— А что надо, Света? — устало спросил он.
— Я не знаю... — она снова заплакала.
— Хорошо. Я приеду в воскресенье. И мы все решим.
Всю неделю он не жил, а существовал. Он перебирал в голове варианты. Согласиться? И до конца жизни чувствовать себя обманутым дураком. Отказать? И стать врагом для всей семьи.
В воскресенье он приехал. Собранный, спокойный, с непроницаемым лицом. Он сел в то же кресло напротив отца.
— Я согласен, — сказал он.
Тамара Григорьевна просияла. Отец с облегчением откинулся на спинку кресла. Света несмело улыбнулась.
— Но у меня есть одно условие.
Все напряглись.
— Мы оформляем не дарственную. Мы оформляем договор купли-продажи.
— В смысле? — не понял отец.
— В прямом. Моя доля стоит, скажем, два миллиона рублей. Света продает квартиру, отдает мне эти два миллиона, а на остальные деньги решает свои проблемы.
— Ты что, с ума сошел?! — воскликнула мать. — Продавать долю родной сестре?! Где она возьмет такие деньги?!
— Как где? — удивился Евгений. — Она же заработает. Она у нас молодая, умная, способная. Я в нее верю.
Он повторил их же слова. Зеркально. И в наступившей тишине эти слова прозвучали как приговор. Он смотрел на их растерянные, возмущенные лица и впервые за много лет не чувствовал себя виноватым.
— Но... она же женщина! — наконец нашел аргумент Виктор Семенович.
— И что? Это уменьшает ее возможности? — усмехнулся Евгений. — К тому же, вы сами сказали, что я все могу. Так вот. Я могу подождать, пока сестра заработает деньги. Я в нее верю больше, чем вы.
Он встал.
— Это мое последнее слово.
Он вышел из квартиры, оставив их втроем, с их разрушенной картиной мира. На улице шел дождь, но ему впервые за долгое время было легко дышать.
Через полгода Света позвонила ему. Голос ее был сухим и деловым.
— Жень, я нашла покупателя на свою квартиру. Мне нужно будет отдать тебе деньги.
— Хорошо, — сказал он.
— И еще... — она помолчала. — Я устроилась на новую работу. Руководителем отдела. Зарплата хорошая.
— Я рад за тебя, Света.
— Да... — она снова помолчала. — Знаешь, Жень... А ведь я, кажется, и правда смогу заработать.
Он положил трубку и посмотрел в окно. Он не знал, простят ли его родители. Не знал, смогут ли они когда-нибудь снова сидеть за одним столом. Но он знал одно: в тот день он не просто сохранил свою долю в квартире. Он подарил сестре то, чего у нее никогда не было, — веру в собственные силы. И отобрал у родителей право решать, кто в их семье «мужчина», а кто — просто ребенок.
Он подошел к столу и открыл карту. Новая экспедиция. Новая работа. Новая жизнь. Его собственная. Заработанная им самим.
🎀Подписывайтесь на канал. Ставьте лайки😊. Делитесь своим мнением в комментариях💕