— Пап, а ванна у нас будет когда-нибудь? — спросила маленькая Рита, стоя на холодной плитке кухни с пластиковой игрушечной лопаткой в руке. Её волосы прилипли ко лбу, а у губ — размазанный йогурт.
— Обязательно будет, только попозже, — ответила Вера, закрывая крышку старой стиральной машины. Та щёлкнула, как будто тоже устала от всего происходящего. — А пока — тазик и ковшик. Такова реальность.
Из комнаты донёсся глухой грохот — их сын Лёва снова уронил что-то тяжёлое. За ним раздался кашель отца Веры — Николая Владимировича. Воздух в квартире стоял тяжёлый: смесь жареного хлеба, влажных полотенец и свежеотшкуренных стен. Всё было напоминанием о том, в каких условиях они оказались.
— Вера, где чек на обои? — в дверях появился Николай. Лицо серое, глаза мутные. — Я в "СтройМаркет" заеду после склада, может, примут обратно.
— В банке из-под макарон, справа. Только не спутай с мукой, — ответила она, кивнув на полку.
Он хмыкнул и ушёл. Где-то захлопнулось окно — опять спальню не закрыли. Вера вздохнула и полезла в шкаф — нашла банку бабушкиного варенья, 2019 года. Крышка поддалась с треском, и в нос ударил кислый запах испорченных абрикосов. Выбросила.
Переезд был почти безумной идеей: месяц назад, без денег, без ремонта, с двумя детьми и отцом-инвалидом. Квартира досталась от бабушки, умершей весной — и это был единственный шанс сбежать из душной коммуналки на окраине. Осталось в наследство немного: диван, чайник, дырявый ковёр. Всё остальное — в кредит.
Когда Николай попал в больницу с почками, всё повалилось. Аптеки, рецепты, дорогие лекарства. Заказчики у Веры капризничали: то зелёного им мало, то стиль "не тот". Кредитки — в ноль. Вечером — старые вещи на "Авито", утром — молоток и шкурка.
— Может, у Анатолия попросим? — предложил Павел, лёжа в палате.
— Он пенсионер, мы с ним почти не общались, — отмахнулась Вера.
— Всё равно родня.
Но родня была глуха. Все отказывались мягко: "держитесь", "сами на мели", "сейчас не до этого". Никто не перевёл ни копейки. Только одна откликнулась — Алёна. Подруга детства.
— Сколько? — спросила она, не дослушав. — У меня есть, переведу. Только потом расскажешь всё.
Через десять минут деньги пришли. Без лишних слов.
Сюрприз с вокзала
Всё наладилось — понемногу. Николая Владимировича выписали. Вечерами они пили чай на балконе, где пахло шпаклёвкой и морем. Дети не болели. Даже холодильник стал тише — наверное, от жалости.
И вдруг — звонок.
— Вера, привет! Это Анатолий. Слушай, мы тут подумали — не пустите нас с Леной и детьми на недельку? В отпуск поехали, путёвка подвернулась.
— У нас тесно, Толя, — ровно сказала она. — Тут всё ещё ремонт, спим вповалку.
— Ну хотя бы на выходные?
Через пару часов позвонила Юля — двоюродная сестра, потом ещё кто-то. У всех была одна и та же идея.
А утром — тот самый звонок:
— Братишка, встречайте! Мы уже подъезжаем, сделали вам сюрприз!
Вера скинула с себя одеяло, как ошпаренная.
— Куда мы их денем? — прошептала она. — Куда?!
На вокзале было жарко. Чемоданы громоздкие, дети визжат, Лена щурится:
— Воздух, конечно, тут… специфический. Но море рядом — главное.
Их старенькая "Газель" ещё дышала — кое-как довезла всех до дома. Вещи валятся из пакетов, дети носятся. Лена заглянула в туалет:
— А ванны нет? Мы думали, с удобствами всё.
Вера не ответила. Просто открыла окно. Воздух был пыльный и липкий.
Когда вещи уже лежали где попало, дети орали, а Лена рылась в чужом шкафу, Павел стоял у раковины и наливал воду.
— Может, чаю? — пробормотал он.
— Ну если нормальные кружки есть, — улыбнулась Лена. — А то у вас как в палатке. Экстремально.
Она не грубо — но тон был как щелчок по щеке. У Веры в горле встал ком.
Потом были сосиски с вокзала, обсуждение "вашего постного ужина", фразы про шумный холодильник и странный запах в прихожей.
Когда все улеглись, Вера стояла у окна и думала, как странно: ты, вроде, делаешь добро, пускаешь, делишься последним. А они — с порога, без стука, с комментариями. Как домой.
Гости на шее
— Вер, а у вас интернет есть? А то дети мультики хотят, — Лена стояла посреди комнаты с телефоном в руке и видом, будто делает одолжение.
— Есть. Только слабый. Мы экономим, — Вера тихо поправила полотенце на плечах Риты. — Безлимита нет.
— Ой, ну с детьми без интернета никак. Надо что-то придумать, — пожала плечами Лена и уже открывала "YouTube". Детский контент пошёл, как из крана.
С утра Вера готовила манную кашу на пятерых детей. Лена с Анатолием спали. Николай тихо вышел во двор — на лавку, в наушниках слушать новости. Павел накануне проглотил таблетку и весь день лежал, сдерживая головную боль.
— Мы на пляж сгоняем! — радостно крикнул Анатолий, выскочив в майке с леденцом в зубах. — Вам чего взять? Мидии, может?
— Нет, спасибо, — сказала Вера. — Нам ремонт надо доделывать. Я с детьми дома.
— Ага, кайф, — пробурчал он и ушёл.
В этот день было жарко, всё тело липло к одежде. Лена вернулась после пляжа с фразой:
— У вас, конечно, тяжело дышать. Мы с Анатолием подумали — может, поставите кондиционер? Тут же духота.
— Конечно, как только деньги с неба упадут, — подумала Вера, но вслух сказала:
— У нас пока приоритеты — стены, проводка, ванна.
— Ну, мы вам посоветуем хорошего мастера. За пару дней всё сделает.
Она опять сказала это с той снисходительной интонацией, которая будто царапала стекло души. Как будто Вера просто не додумалась до кондиционера.
На третий день Лена начала пользоваться Вериными кремами, ела варенье из холодильника, заваривала последний чай, не спрашивая. Анатолий попросил пароль от вайфая "ещё разок", потому что "сбилось". Они поставили обувь прямо у входа, так что невозможно было открыть дверь. На зеркале отпечатки чужих пальцев. На детских игрушках — пляжный песок. Всё пахло чужим присутствием.
— Вер, а у тебя есть что-нибудь от солнечного ожога? — Лена заглянула в ванную, где Вера полоскала носки.
— Нет.
— Ну да, да, конечно. Забыла совсем.
Забыла. Вот так просто.
Точка кипения
На пятый день Лёва начал кашлять. Резко, с сипом. Рита пожаловалась на живот. Температуры не было, но Вера узнала этот кашель — он всегда появлялся, когда рядом много пыли, клея и чужих бактерий.
"Ремонт + гости + жара — идеальная смесь."
— Они что, простудились? — спросила Лена, глядя на детей, лежащих на полу на одеяле. — Может, это не наш приезд? Может, они до нас заболели?
Вера сдержалась. Просто кивнула.
Вечером Павел сказал:
— Они не понимают, Вер. У них всё иначе. Они не видят, через что ты проходишь.
Она села рядом. Устало уткнулась в плечо.
— Я думала, мы близкие. Хоть какие-то. Но им всё равно. Они приехали, как в санаторий, и ждут сервиса.
— Потому что ты сильная. Они знают: ты справишься.
Слова были как соль. Да, сильная. Значит, можно не замечать, что ты сама — на грани.
На шестой день Лена спросила:
— Слушай, а мы бы ещё остались, если не против. Нам тут лучше, чем в гостинице. И дешевле, сами понимаешь.
Это стало последней каплей.
— Лена, вы нас не спрашивали, когда приехали. Но теперь я говорю прямо: мы не справляемся. У нас дети болеют. У нас ремонт. У нас старик, которому нужен покой. И мы не гостиница.
— Ну ты чего, Вера… Мы же семья, — Лена округлила глаза.
— Именно. И поэтому надо уважать друг друга. А не ломиться в чужой дом, и вести себя, как в отеле.
Наступила тишина. Густая, как варенье, которое Лена ела прямо из банки.
Анатолий что-то буркнул: мол, ладно, соберёмся. Но атмосфера уже не исправилась. Они уехали на следующее утро. Без извинений. Без благодарности.
Когда дверь за ними закрылась, Вера не плакала. Просто стояла и смотрела на крошки на полу, жирные следы на плите и недоеденные сосиски на тарелке.
И было не грустно. Было пусто.
Свежий воздух
После отъезда гостей дом будто выдохнул. Комнаты стали больше. Воздух — чище. Даже старое дерево в палисаднике шевелилось иначе — будто перестало напрягаться.
Вера с утра отмыла кухню. Потом ванную. Потом двери. Постирала все постельные. Павел вынес три пакета мусора.
— Ты так яростно чистишь, что я боюсь, как бы ты и нас не постирала, — пошутил он.
— Я вывариваю себя. Я не злилась раньше — только копила. А теперь... всё вылезло.
Он кивнул. Потом сказал:
— Ты знаешь, я вспомнил, как ты меня с ковида вытаскивала. Ночами не спала. Грелку прикладывала. Вот это — настоящее. А что было сейчас — так, эпизод.
Вера молча положила ему руку на плечо. Даже не улыбнулась. Устала.
На кухне стояла тишина. Только гудел холодильник, будто подтверждал — всё, действительно, снова под контролем.
Потом пришла СМС от Лены:
Прости, если мы тебе мешали. Мы просто хотели как лучше. Ты всегда была закрытая. Не знали, как подступиться.
Вера смотрела на экран и не чувствовала ничего. Ни злости, ни облегчения.
Ты могла бы просто сказать, что тебе тяжело.
И тут внутри что-то дрогнуло.
"Сказать?"
"Когда?"
"Когда ты спала до полудня, а я кормила твоих детей?"
"Когда я стирала ваши полотенца, пока вы гуляли?"
Она закрыла телефон. Ответа не было. Не потому, что она не хотела — просто устала объяснять очевидное тем, кто не видит.
Кто есть кто
Через неделю жизнь вошла в прежнее русло. Медленно, неохотно. Лёва перестал кашлять, Рита снова лепила из пластилина. Николай жаловался на слабость, но просил борща и читал газеты. Павел начал красить стены в коридоре.
Но главное — Вера начала говорить "нет".
— Мам, можно к нам Катя на ночь? — спрашивала Рита.
— Нет. Мы устали от гостей. Отдохнём.
— Вер, съездим к моим друзьям в Калугу на выходные? — спрашивал Павел.
— Нет. Я хочу просто побыть дома. Без шума. Без чужих тарелок в раковине.
— Давай купим сушилку в ванную?
— Нет. У нас нет сейчас лишнего. Я лучше эти деньги потрачу на занавески. Хочу, чтобы уют был, а не просто техника.
Она училась отстаивать своё. Без истерик. Без объяснений. Просто: «нет».
Однажды вечером зазвонил телефон — звонила троюродная сестра с другого города.
— Вер, привет! Слушай, мы тут подумали — у тебя же там дача? Можно мы приедем на недельку отдохнуть? Мы непритязательные, с палаткой во дворе, если что.
Вера вдохнула. И ответила мягко, но чётко:
— Извини, но нет. У нас не курорт. И не пансионат.
— Ты изменилась, Вер, — с удивлением произнесла сестра.
— Да. Наверное, я просто наконец поняла, кто я в этом доме: не фоновая женщина, не автомат для уюта. А человек. Живой. С уставшими руками и с правом на границы.
Телефон замолчал. А потом Вера услышала, как дети хохочут в соседней комнате.
Павел ставил музыку и звал её потанцевать.
Она подошла.
Улыбнулась.
И впервые за долгое время — почувствовала, что дом снова стал её.
Сохраните, чтобы вернуться к этой истории — и обязательно загляните в другие!