В край бесконечных озёр мы хотели давно, после увиденных фотографий карельских закатов. Маршрут обсуждали долго. Потом махнули рукой и выбрали самые звучные места. Солнце же всходит и заходит везде. Одинаково.
Сидели в полупустом вагоне, дожидаясь остановки скорого поезда. За окном зеленел хвойный лес, утопая в тёмной болотной мути.
Выходили со страхом, поёживаясь. «А здесь живут?» – вырвалось. Проводница сочувствующе пожала плечами.
Искали камеру хранения. Она была у вокзала, но нам нужно было ближе к жилью.
– Где все пятнадцать тысяч населения? – глазели на пустые улицы, пока не вышли на берег огромного озера. Вот где кипела жизнь! По водной глади сновали туда-сюда юркие катера, громко гудели суда побольше, истошно кричали жирные чайки. Появились и прохожие, то ли местные, то ли такие же туристы.
С каменного моста свернули на набережную, завидев деревянный причал. И с радостью кинулись к женщине с табличкой в руке, попав по прямому назначению. Та на ходу оформила им билеты на экскурсию и метеор до Валаама. Позвонила какой-то Люсе: «Два последних билета? Давай!»
На причале уже толпился народ: подвозили организованные группы, подходили неорганизованные – семьями и поодиночке.
Зелёный уставший метеор тихо покачивался и принимал гостей.
Наконец-то все расселись, угомонились и отправились в путь. Щёлкали вспышки камер, молодые делали селфи на фоне безбрежной водной глади, пассажиры постарше наслаждались шикарными видами ладожских шхер.
– Прибываем в Монастырскую бухту, – объявили по громкой связи.
Пассажиры засуетились, прильнули к окнам. На самом верху горы синели купола огромного храма – Спасо-Преображенского мужского монастыря. Сеял мелкий дождь. Туристы кинулись облачаться в разноцветные шуршащие дождевики. А на пристани гиды с табличками привычно уже распределяли прибывших на группы.
– Боже, что это? Цветёт сирень? Так поздно? – Мы не верили глазам. Экскурсовод повела нас в монастырский сад. А там кипели шапки цветущих яблонь, расточая райские запахи. Земля была усыпана бело-розовыми лепестками. Красно-жёлтыми всполохами красовались тюльпаны. Вокруг благоухала древовидная белая и бледно-фиолетовая сирень с причудливо изогнутыми стволами.
– Как на этих гранитных скалах могло вырасти такое великолепие? – не укладывалось в сознании.
– Так монахи двадцать лет носили сюда плодородную землю! – это уже дополнила экскурсовод .
После простого обеда из трёх блюд из трапезной прошли в небольшое помещение. Там хор из пяти монахов и послушников пели «Гимн Валааму», «Вечерний звон», «Многие лета». Высокие и низкие голоса без всякого аккомпанемента звучали как целый оркестр, возносились и возносили к небу и ещё выше.
Поднимались на гору Фавор медленно, по мокрым тропинкам. Дождь сеял и сеял. Облачились в дождевики. Смешными тучками шли друг за другом.
– Обратите внимание на особый аромат валаамской пихты. Он не простоприятный, а ещё и целебный. Им можно вылечить лёгкие, сердце и душу. – Гид говорила сущую правду. Я не могла надышаться свежестью, которая придавала силы. Ноги устали, предательски дрожали, но появилось второе дыхание.
Вокруг – глубокая тишина, никаких посторонних звуков, а только заповедный лес, крупные цветы лесной земляники, блестящие листья брусники, огромные жёлтые шапки одуванчиков.
Все притихли, шагали молча, думали о чём-то своём.
К Никоновской бухте вышли по крикам чаек и зазывному гудку метеора. Прощались с гидом уже как с близким человеком, она оставалась на острове и долго махала рукой нам и другим туристам.
– А ведь он покорил меня, суровый Валаам! – я смотрела на крутые гранитные скалы.
– Да, даже не думал, что меня можно чем-то ещё удивить. – Николай провожал взглядом густой тёмный лес, тихую заводь бухты.
– Пожить бы здесь, напитаться
природой и простотой, без суеты и лишних нервов. А мы бежим, нам что-то вечно не хватает. И только здесь я поняла: чего именно. И от этого грустно. Буду вспоминать это место всегда.
Они уже вышли в открытые воды Ладоги. Закончился дождь, солнце вышло из-за навороченных куч облаков и мягко золотило кипящие волны, будто указывало дорогу благодарным путникам.
