Майк написал мне сообщение в три часа ночи по московскому времени: "Смотрю твои фото из дома и плачу. Не от грусти - от зависти". Прикрепил скриншот моей старой фотки из инстаграма: обычный подольский двор, детская площадка, бабушки на лавочке, пацаны с мячом.
История Майка
Майк - инженер из пригорода Детройта, мы познакомились на рабочей конференции. Обычный американский парень: дом, машина, жена, двое детей. По всем меркам успешный. Но почему-то наш российский спальный район вызывал у него какую-то болезненную тоску.
"Ты живешь в том мире, которого у нас больше нет", - написал он мне как-то.
Майк рассказал мне историю, которая меня поразила. Полгода назад у него сломалась машина прямо на подъездной дорожке. "Я толкал ее в гараж, тяжелая зараза, - рассказывал он. - Сосед вышел из дома, постоял, посмотрел и ушел обратно. Не предложил помочь, даже не поздоровался".
Оказалось, что Майк живет в своем доме уже восемь лет, а с соседями практически не общается. "Знаю только имена двух человек, и то потому, что мы получили их почту по ошибке", - говорил он.
Утром все садятся в машины и разъезжаются. Вечером возвращаются, заезжают в гаражи, нажимают кнопку - дверь закрывается, и человек исчезает до следующего утра. "Мы живем как в параллельных вселенных, - объяснял Майк. - Рядом, но не вместе".
А потом он увидел фото из нашего двора, где мужики помогают соседу тащить холодильник на четвертый этаж. "У вас это нормально? - спрашивал он. - Люди просто помогают друг другу?" Я ответил, что конечно нормально. Он долго молчал.
Самая болезненная тема для Майка - его дети. Сыну десять лет, дочке восемь. "Они не знают, что такое выйти во двор и найти себе компанию, - говорил он. - У нас нет дворов. Есть участки с газонами, но детей там нет".
Чтобы дети поиграли с друзьями, родители должны договариваться между собой, планировать встречи, возить детей друг к другу.
"Я должен запланировать детству своих детей, - говорил Майк с горечью. - Записать в календарь: "Суббота - Тимми играет с Джейсоном".
Когда он увидел видео из нашего двора, где дети разных возрастов играют в футбол, а взрослые сидят на лавочках и болтают, у него что-то сломалось внутри. "Это же и есть жизнь, - сказал он. - Не запланированная, не организованная. Просто жизнь".
Его дети проводят большую часть времени дома, за компьютерами или планшетами. "На улицу их выпускать некуда, - объяснял Майк. - Дороги без тротуаров, машины едут быстро. Ближайший парк в получасе езды".
Жизнь в машине
Майк подсчитал: он проводит в машине минимум по три с половиной часа в день. "До работы сорок минут, обратно час в пробках. Отвезти детей в школу, забрать из школы, свозить на кружки, в магазин, к врачу. Я живу в машине, а не дома".
Без машины в его районе жить невозможно. "Хлеб купить - пятнадцать минут на машине. К врачу - полчаса. В спортзал - двадцать минут. Все разбросано, все далеко".
Когда я рассказал ему, что хожу в спортзал пешком за пять минут, а в магазин за углом, он не поверил. "Ты можешь жить без машины? - удивлялся он. - Как ты добираешься на работу?" Час на электричке до Москвы его не напугал. "Я столько же в пробках стою", - сказал он.
Самое странное - Майк любит свою машину, гордится ею. Но признается, что устал от зависимости. "Я заложник своей мобильности, - говорил он. - Машина дает свободу передвижения, но отнимает свободу жизни".
Недавно у Майка заболело горло. Обычная простуда, ничего серьезного. "Позвонил семейному врачу, записался на прием через две недели, - рассказывал он. - Поехал к нему за тридцать миль, отсидел в очереди час, врач посмотрел горло за пять минут, выписал рецепт. Заплатил двести долларов".
Когда я рассказал, что хожу в поликлинику за угол и врач там принимает бесплатно, Майк сначала не поверил. "Врач рядом с домом? Бесплатно? - переспрашивал он. - А как он зарабатывает?" Пришлось объяснять систему ОМС.
"У вас человек может просто заболеть и пойти лечиться, - удивлялся Майк. - Не планировать это заранее, не ездить черт знает куда, не думать о деньгах". Да, у нас можно. Для нас это естественно.
Майк каждое утро возит детей в школу на машине. "Школьный автобус есть, но он забирает детей в половине седьмого утра, - объяснял он. - Школа начинается в восемь, но автобус должен объехать весь район".
Пешком в школу дети не ходят принципиально. "Дороги не приспособлены для пешеходов, - говорил Майк. - Нет тротуаров. Опасно".
Когда он узнал, что я в детстве ходил в школу пешком за десять минут, а родители меня не провожали, очень удивился. "Сам? В семь лет? А если что-то случится?" Я объяснил, что ничего не могло случиться - весь путь в школу проходил через знакомый район, где меня знали все взрослые.
"У вас дети растут в сообществе, - сказал Майк. - А наши дети растут в изоляции".
Потерянная Америка
"Знаешь, такая Америка, как у вас сейчас, у нас тоже была, - рассказывал Майк. - Мой дедушка рос в районе, где все друг друга знали, где дети играли на улицах, где можно было дойти пешком до всего нужного. Но мы это разрушили".
После войны американцы начали строить пригороды - дома на отдельных участках, подальше от городской суеты. "Хотели лучшей жизни для своих семей, - объяснял Майк. - Но получили изоляцию и зависимость от машин".
Старые районы с пешеходными улицами, магазинчиками на углах, домами рядом друг с другом считались устаревшими. "Все хотели свой дом, свой участок, свою машину, - говорил Майк. - Американскую мечту. А получили американский кошмар".
Теперь те районы, где еще сохранилась пешеходная доступность, стали безумно дорогими. "Квартира в центре города, откуда можно ходить пешком, стоит как три дома в пригороде, - говорил Майк. - Мы сами сделали нормальную жизнь роскошью".
"Больше всего мне не хватает случайности, - признавался Майк. - У нас все запланировано. Встреча с друзьями, игры детей, поход в магазин. А у вас можно выйти из дома и встретить соседа, поговорить с ним, узнать новости".
Майк завидует нашим очередям в магазинах. "Серьезно! - говорил он. - У вас люди стоят в очереди и общаются. Обсуждают жизнь, делятся новостями. А у нас в супермаркете каждый сам по себе, даже глаз не поднимают друг на друга".
Его поразило, что я знаю продавщицу в магазине у дома, что мы иногда болтаем о жизни. "У нас продавцы меняются каждые полгода, - говорил он. - Никого не узнаешь, ни с кем не знакомишься".
"Мы получили комфорт, но потеряли жизнь, - размышлял Майк. - У меня красивый дом, хорошая машина, стабильная работа. Но я одинок среди людей. Мои дети растут без настоящего детства. Моя жена тоже целыми днями в машине - возит детей, ездит по делам".
Семья Майка тратит на машины больше двух тысяч долларов в месяц - две машины, бензин, страховки, ремонт. "Плюс время, - говорил он. - Я трачу на дорогу двадцать пять часов в неделю. Это как работать на полставки".
А еще стресс. "Постоянно нужно планировать передвижения, следить за пробками, искать парковку. Жизнь превратилась в логистическую операцию".
"Знаешь, о чем я мечтаю? - спросил Майк в конце одного из наших разговоров. - Выйти из дома и дойти пешком до работы. Встретить по дороге знакомого, поболтать с ним. Чтобы мои дети играли во дворе с соседскими детьми, а я не переживал за их безопасность".
Это звучало как описание самого обычного дня в российском спальном районе. "У вас сохранилось то, что мы потеряли, - говорил Майк. - Человеческий... масштаб жизни".
Парадокс в том, что многие из нас мечтают об американском образе жизни - доме в пригороде, нескольких машинах, изоляции от соседей. А американцы все чаще хотят вернуться к тому, что у нас есть.
"Не повторяйте наших ошибок, - просил Майк. - Берегите свои дворы, своих соседей, свою возможность жить пешком. Это дороже любых домов".
После разговоров с ним я стала по-другому смотреть на родной городок. Да, здесь серые панельки и старые дороги. Но здесь есть то, чего лишены многие другие люди - возможность жить среди людей, а не среди домов.
Возможно, счастье не в размере жилища, а в том, что происходит за его пределами. Не в скорости передвижения, а в том, куда и зачем ты идешь. И встретишь ли по дороге того, с кем стоит поговорить.
А вы цените то, что можете дойти пешком до магазина? Что знаете своих соседей? Что ваш дети играют во дворе? Или тоже мечтаете об Американской мечте?