Неделя в «Колорите» пролетела в вихре цифр, проблем и ледяного напряжения. Макс погрузился в дела с фанатизмом неофита. Он разбирал долги, вникал в технологические процессы, изучал клиентскую базу. Каждая минута, потраченная на работу, была минутой, когда он не думал о Лизе – точнее, пытался не думать. Но она была везде. Ее голос, отдающий распоряжения за тонкой перегородкой, ее уверенные шаги по цеху, ее профиль, сосредоточенный над макетом. Она была воплощением профессионализма, живой укор его десятилетнему отсутствию и символ той стены, которую ему предстояло разрушить, если он вообще на это способен.
Он начал с малого. Не пытался заговаривать о прошлом. Не искал ее взгляда назойливо. Он просто работал. И старался работать хорошо. Задавал Петру Ильичу вдумчивые вопросы, вникал в предложения дизайнеров, сидел допоздна над отчетами. Он заметил, как Олег и другие сотрудники начали смотреть на него с меньшей настороженностью, а Петр Ильич даже пару раз похвалил его сообразительность. Но Лизу это, казалось, не впечатляло. Она оставалась непроницаемой.
Кризис наступил в пятницу. Крупный, но крайне неприятный клиент – Игорь Семенович, владелец сети дешевых продуктовых магазинов «Быстроежка» – пришел на разбор полетов. Его заказ, партия ярких листовок с кричащими скидками, был готов, но Игорь Семенович, человек с лицом, заплывшим от постоянного недовольства и голосом дребезжащего динамика, нашел «косяки».
«Это что за цвет?!» – он тыкал пухлым пальцем в листовку, разложенную на столе Лизы. – «Мне обещали «морковный»! А это что? Тыквенный кал! И шрифт! Я ж говорил – жирный, чтобы слепой бабке на другом конце рынка было видно! А этот ваш дизайнер-недоучка мне тут тоненькие закорючки подсунул!»
Лиза стояла спокойно, лишь чуть напряглась линия губ. «Игорь Семенович, цвет соответствует утвержденному вами понтону. Вот образец, который вы подписали. Шрифт также был вами согласован в макете. Мы работаем строго по ТЗ».
«ТЗ?!» – взревел клиент. – «Я вам плачу деньги, а вы мне тут бумажки тычете! Я недоволен! Я требую перепечатать весь тираж за ваш счет! И скидку на следующий заказ! Иначе разорву контракт и пойду в «Быструю Печать»!»
Макс наблюдал из кабинета. Он видел, как белеют костяшки пальцев Лизы, сжатых на краю стола. Видел, как в ее глазах мелькнуло нечто усталость? Отчаяние? «Колорит» не мог позволить себе потерять такого клиента, даже скверного. Перепечатка тиража означала огромные убытки.
Прежде чем Лиза успела ответить, Макс вышел из кабинета. Все взгляды – сотрудников, взбешенного Игоря Семеновича, Лизы – устремились на него. В ее янтарных глазах он прочел мгновенную тревогу: «Не лезь! Испортишь все!»
«Игорь Семенович», – Макс подошел, стараясь излучать деловую уверенность, которую оттачивал годами в Штатах. – «Максим Волков, новый управляющий. Простите за недоразумение». Он взял листовку, внимательно рассмотрел. «Вы абсолютно правы, восприятие цвета – вещь субъективная. Особенно при таком важном предложении для ваших покупателей». Он уловил, как брови клиента поползли вверх от неожиданного согласия. «Перепечатать тираж целиком – это, к сожалению, технически невозможно в сроки, да и финансово нецелесообразно для обеих сторон. Но мы можем предложить компромисс».
Лиза смотрела на него, затаив дыхание. Игорь Семенович фыркнул: «Какой?»
«Мы оперативно допечатаем партию листовок с акцентом именно на ваши скидки – другим, более контрастным шрифтом, который вы хотите. Бесплатно. И добавим к вашему следующему заказу 15% скидки за причиненные неудобства. Это будет быстрее и выгоднее, чем полная перепечатка и поиск нового подрядчика». Макс улыбнулся, открыто, по-деловому. «Мы ценим долгосрочное сотрудничество с «Быстроежкой». Давайте сделаем так, чтобы ваши покупатели действительно увидели выгоду?»
В зале повисла тишина. Игорь Семенович надул щеки, обдумывая. Лиза не сводила с Макса глаз. В них было недоверие, но и… проблеск чего-то еще? Интереса? Нет, скорее удивления.
«Хм…» – буркнул клиент. – «Допечатать с правильным шрифтом? Бесплатно? И скидка?.. Ладно. Действуйте. Но чтобы к понедельнику утром!» Он грозно ткнул пальцем в воздух. «И шрифт – БОЛЬШОЙ!»
«Олег!» – Лиза обернулась к дизайнеру-ирокезу, ее голос был резок, но без паники. – «Берем понтон 158С, шрифт Impact, размер 48. Макет – за час. Печать – ночной сменой». Она повернулась к Игорю Семеновичу. «К понедельнику, девять утра, все будет готово к отгрузке. Приносим извинения за накладку».
Клиент, несколько утихомиренный, удалился, продолжая ворчать. Когда дверь за ним закрылась, в цехе выдохнули. Лиза обернулась к Максу. Ее лицо было бледным, взгляд – сложным.
«Спасибо», – сказала она тихо, почти неразборчиво. Губы дрогнули. «Это… был грамотный ход». Она быстро отвернулась, но Макс успел заметить, как тень пробежала по ее лицу. Она выглядела вдруг невероятно уставшей. «Олег, начинайте. Макс… господин Волков, вам нужно утвердить расходы на допечатку и скидку. Пожалуйста, в кабинет».
Он последовал за ней. Она шла чуть медленнее обычного, опираясь рукой о стол, проходя мимо. В кабинете она села за стол, закрыв глаза на мгновение. Пальцы слегка дрожали, когда она открыла папку.
«Вот расчеты», – голос ее был ровным, но чуть осипшим. – «Бумага, краска, работа ночной смены, скидка…»
«Елизавета Андреевна», – Макс перебил ее, не садясь. – «Вы плохо себя чувствуете?»
Она резко подняла голову. «Со мной все в порядке. Давайте подпишем бумаги».
«Вы бледны. Дрожите». Он сделал шаг вперед. «Может, вам…»
«Я сказала, все в порядке!» – ее голос сорвался, в нем прозвучала неожиданная слабость. Она встала, словно чтобы доказать свою состоятельность, но вдруг пошатнулась. Рука инстинктивно схватилась за край стола. Лицо исказила гримаса боли.
Макс был рядом мгновенно. Он подхватил ее под локоть, прежде чем она упала. Тело ее было легким, но напряженным, как струна. Она попыталась вырваться, но сил не было. «Отстаньте…» – прошептала она, но это было уже не приказание, а слабый стон. Ее лоб был покрыт испариной, горячий на ощупь.
«У вас температура», – констатировал Макс, не отпуская. Его сердце колотилось – от тревоги и от этой вынужденной близости. Он чувствовал запах ее волос – не парфюма, а чего-то чистого, мыльного, и легкую дрожь, проходящую по ее телу. «Вы больны. Вам нужно домой. Сейчас же».
«Не могу… Заказ…» – она попыталась снова выпрямиться, но ноги подкосились. Макс крепче придержал ее.
«Заказ сделают без вас. Олег и Петр Ильич справятся. Вы же все расписали». Его тон не допускал возражений. «Где ваши вещи? Я отвезу вас домой».
Она хотела сопротивляться. Он видел борьбу в ее глазах – гордость против физического истощения. Но силы окончательно оставили ее. Голова бессильно упала ему на плечо. «Сумка… там», – еле слышно прошептала она, кивнув в сторону стула. «Ключи… в кармане…»
Макс нашел ключи, подхватил ее кожаную сумку и, обняв Лизу за плечи, почти понес ее к выходу. Он чувствовал, как все ее тело пылает. Сотрудники смотрели на них с открытым ртом. Олег бросился открывать дверь.
«Лизавет? Все окей?» – спросил он, испуганно.
«Грипп, похоже», – бросил Макс, усаживая Лизу на пассажирское сиденье своего арендованного внедорожника. Она съежилась, закрыв глаза, ее дыхание было частым и поверхностным. «Справитесь без нее?»
«Да, конечно!» – Олег кивнул как заведенный. «Все сделаем! Выздоравливай, Лизавет!»
Дорога до ее дома, адрес которой Макс с трудом выведал у Петра Ильича под предлогом «кадровых документов», прошла в тягостном молчании. Лиза не открывала глаз, лишь иногда стонала от ухабов. Макс поглядывал на нее, охваченный странной смесью тревоги и… нежности? Он видел ее уязвимость, ту самую, которую она так яростно скрывала. Видел девушку, которая все несла на себе – работу, боль, обиду. И ему отчаянно хотелось ее защитить. Хотя бы сейчас. Хотя бы от этой болезни.
Ее квартира оказалась в старом, но ухоженном доме недалеко от Смольного. Маленькая, аккуратная однокомнатная. Чисто, почти аскетично. Книги по дизайну и типографскому делу, пара репродукций Петрова-Водкина на стенах, ни одной лишней вещи. Ничего, что говорило бы о личной жизни. Как будто только работа и сон.
Он помог ей дойти до дивана, снял туфли, накрыл пледом. Она не сопротивлялась, покорно позволяя себя устроить, лишь слабо протестовала: «Не надо… Я сама…»
«Лежите», – приказал он мягко, но твердо. – «Где термометр? Лекарства?»
Она указала на аптечку в ванной. Макс нашел градусник, принес воды. Температура была под 39. Он дал ей жаропонижающее, которое нашел в аптечке, смочил полотенце в прохладной воде и положил ей на лоб. Она застонала от прикосновения холода, но потом расслабилась.
«Зачем вы это делаете?» – спросила она вдруг, не открывая глаз. Голос был тихим, хриплым, лишенным привычной стали.
Макс поправил полотенце на ее горячем лбу. «Потому что вы больны. И потому что я здесь».
«Не ваша вина… что я заболела…» – прошептала она.
«Не в этом дело», – ответил он. Он смотрел на ее лицо, лишенное маски холодности, такое молодое и беззащитное в полумраке комнаты. «Просто… ложитесь. Спите».
Она снова погрузилась в забытье. Макс сидел рядом на табурете, наблюдая за ее неровным дыханием. Запах ее квартиры – бумаги, дерева, легкой пыли и чего-то неуловимого, женского – смешивался с запахом лекарства. За окном сгущались питерские сумерки. Он чувствовал себя странно – незваным гостем в ее крепости, но одновременно единственным, кто был здесь сейчас.
Он встал, чтобы налить свежей воды. Проходя мимо узкой полки с книгами, его взгляд упал на единственную фотографию в простой деревянной рамке. Старая, немного выцветшая. Две фигуры на пляже, залитом крымским солнцем. Она, Лиза, лет пятнадцати, в ярком сарафане, смеющаяся, с мокрыми от моря волосами. И он. Макс. С разбитым коленом (помнил, упал с велосипеда), с глупой, счастливой улыбкой до ушей. Рука его обнимала ее за плечи. Они смотрели не в объектив, а друг на друга. В глазах – чистая, безудержная радость и доверие.
Макс замер. Сердце сжалось. Она хранила эту фотографию. Здесь. В своем убежище. Рядом с книгами о работе.
Он обернулся к дивану. Лиза спала беспокойно, бормотала что-то неразборчивое. Потом вдруг ее лицо исказилось, и она прошептала отчетливо, с болью: «Макс… почему?.. Не уезжай…»
Он подошел, опустился на колени возле дивана. Аккуратно взял ее горячую руку в свою. Она не вырвала. Ее пальцы слабо сжали его.
«Я здесь, Лиза», – тихо сказал он, зная, что она не слышит. – «Я не уеду. Никуда».
Она вздохнула глубже, как будто услышав. На мгновение черты лица смягчились. Потом снова погрузилась в тяжелый сон.
Макс оставался рядом. Сумрак сгущался. На улице зажглись фонари, отбрасывая причудливые тени на стены ее спартанской комнаты. Фотография на полке светилась в полумраке, как призрак счастливого прошлого. А он держал руку женщины, которая, даже в бреду, звала его имя и просила не уезжать. Ледяная броня дала трещину. Не в словах, не в поступках, а в этой жгучей слабости, в этом старом снимке, в шепоте из забытья.
Он понимал, что утром она снова натянет маску. Она будет холодна, профессиональна, отстранена. Она, возможно, даже разозлится, что он видел ее слабость. Но что-то изменилось. Для него точно. Он видел не только боль и гнев. Он увидел ту самую Лизу, которая все еще жила внутри. Ту, которая помнила. Ту, которая, несмотря на все, хранила их общее солнце в рамке на полке.
Битва была далека от завершения. Но первый, самый трудный шаг – шаг к ее истинному, спрятанному «я» – был сделан. Не им. Болезнью. И тем прошлым, которое она так тщательно хоронила, но которое прорвалось сквозь жар и бред. Макс сидел в темноте, держа ее руку, и смотрел на фотографию. Он знал: чтобы дойти до нее, ему придется пройти через ее гнев, через ее боль, через ее недоверие. И он был готов. Потому что подо льдом, как он теперь знал, все еще тлел огонь. Огонь их крымского лета. И огонь ее невысказанной тоски.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
