Леший вышел из папоротника не просто сердитый, а разочарованно-сердитый. Такой, знаете, как будто ждал от тебя зрелости, а ты снова лезешь за сундуком с черепами.
Он был в своей бурой накидке, борода чуть влажная от росы, глаза светились тревожным янтарём.
— Вы совсем там охренели? — повторил он. — В Купальскую ночь, в поле, с граблями, с блёстками! Кого вы звали? Клад? Или то, что его охраняет?
Мы притормозили. Грабли остановились, будто им стало неловко.
— Леший… это не то, что ты думаешь… — начала.
— Ах да? А что я думаю? Что вы пришли за грибами? Или попеть песен у костра?
Серафима подала голос:
— Ну вообще-то… немного попеть планировали. Но вежливо. С жертвоприношением — хлеба и Амаретто.
Леший закрыл глаза, глубоко вдохнул и тяжело выдохнул. Из папоротника поднялся пар.
— Ведьма, — он повернулся ко мне, — ты же умная. Почему лезешь туда, откуда не все возвращаются?
— Потому что мне нужно. Потому что у меня мешки трав и ноль наличных.
— Это цена. Но ты знаешь, что за золото всегда платят.
— А что, если готова?
Он посмотрел на меня пристально. В этом взгляде было лесное молчание, древняя печаль, и что-то ещё — тревожное, тёмное.
— Хорошо. Тогда иди. Но одна. Ни Галин, ни Серафим. Они за тебя платить не будут. Да и я не стану. Путь твой. И что найдёшь твоё. Но и плата — твоя.
Я кивнула. Немного дрожащими коленками, но назад дороги нет. Сняла венок, повязала пояс, взяла фонарь. Грабли повела перед собой, как маятник.
Леший отступил в темноту. А я пошла.
Лес начал меняться. Звук шагов исчез. Воздух стал густым, как перед грозой. Ветки не хрустели — они смотрели.
А папоротник действительно мурлыкал. Только это была не песня, а что-то вроде колыбельной, но очень древней. Слишком древней, чтобы понимать слова.
Грабли упёрлись в землю.
Я наклонилась. Под листьями — мягкий мох, потом слой песка. Пальцы дрожат. Дышу как перед обрядом. Копаю.
Что-то… стукнулось. Металл.
Убрала остатки земли. И — вот он.
Старый, проржавевший сундук. С кованым замком, обвитыми корнями. Но стоило мне дотронуться — замок отпал.
Я приподняла крышку. И внутри — золото. Монеты, серьги, пряжки, цепи. Всё тусклое, древнее. Тяжёлое, как судьба.
И вдруг…из глубины сундука вздох. Тихий. Женский. Похожий на дыхание человека, которому снится сон без пробуждения.
Я отшатнулась. Сердце грохочет.
На дне, под золотом, лежало что-то тёмное. Не мрак, а… тень. Словно кто-то остался внутри. Как будто клад — это не просто сокровища, а чей-то остаток. Чья-то несбывшаяся жизнь. Женщина? Ведьма? Проклятая?
На секунду даже почувствовала её. Холод в пальцах. Обида. Желание быть увиденной.
Закрыла глаза, и положила ладонь на край сундука.
— Ты больше не одна, — прошептала. — Я вижу. И забираю не тебя. Только твою силу. Я её не потрачу зря.
Пауза. Тишина. И вдруг… словно воздух стал легче.
Взяла пригоршню из сундука. Остальное оставила. Когда закрыла крышку — сундук исчез, как будто и не было.
Вернувшись быстро, костёр ещё горел. Серафима дремала, Галина начитывала что-то на золу, Леший сидел, подперев щёку, и ждал.
Я показала горсть монет.
Он кивнул.
— А глаза у тебя стали другими, ведьмочка.
— Чуть-чуть больше? — попыталась пошутить.
— Нет. Чуть-чуть… глубже.
И только потом, когда всё утихло и я лежала под тёплым одеялом у Серафимы, мне приснилось та женщина. Из сундука. Она сидела в лесу, рядом с костром, пела. А в руках держала венок. Мой. И улыбалась.
***
Утро после клада началось... с боли в пояснице и запаха полыни.
Я проснулась в доме Серафимы, на ее гостевом диване — между стопкой подушек и котом Артуром, который всю ночь грел мне ноги с профессиональной самоотдачей.
На плите уже что-то шкворчало. По звукам — яичница. По запаху не только.
— Доброе утро, ведьма-кладоискатель, — сказала Серафима, с пучком укропа и кружкой кофе. — Галина уже кипятит воду под совесть. Готовься.
Совесть кипела в котелке. Вместе с ней — лён, ромашка, можжевельник и что-то с ярко-синим паром.
— Это настой от последствий. — Галина выглядела как налоговая фея. — Ты ведь не просто золото вытащила. Ты взаимодействовала.
— Немного, — пробормотала я, подтягивая плед. — Только по-доброму.
— Вот и настой по-доброму. Но в случае чего поможет утилизировать остаточную энергетику.
— Остаточную энергетику?
— Если вдруг золото решит, что оно по тебе скучает.
Мы сели за стол в оранжереи, покрытый вышитой скатертью с клубничками. На нём: кофе, блины, солонка в форме гнома и… моя находка — десять старинных золотых монет и пара украшений, каждая со своей аурой, и тонким "ой" - эффектом при прикосновении.
— Ну что, делим? — предложила я.
— Не то чтобы мы алчные, — начала Серафима. — Но, как говорится, за ночь с духами — полагается Амаретто с процентами.
— И чайник новый, — кивнула Галина. — Твой-то лопнул, когда грабли начали говорить.
— Грабли не говорили, они выли, — уточнила я.
— Всё равно. Итак. Раз ты нашла, тебе 60%.
— Остальным по 20? — переспросила Серафима.
— Или 15 нам и 10 на непредвиденное. Например, если золото начнёт петь ночью.
— Давайте 60 мне, 20 вам на двоих, и 20 на… фонд ведьминской самодеятельности.
— На что? — прищурилась Галина.
— Ну… на ремонт летней кухни, новые обереги, и, может, праздничную пирогу. Мы же клад нашли, как-никак.
— Пирога — это хорошо, — одобрила Серафима. — А теперь, простите, главный вопрос: куда с этим богатством?
Мы посмотрели на монеты, а они — на нас. С подозрением.
— В скупку? — робко предложила я.
— Да ты что, — фыркнула Галина. — Там на стене крест, портрет Николая Второго и камера. Сразу спросят: «Откуда?». Скажешь — "от русалок"?
— Или "выкопала в тумане с граблями"? — добавила Серафима. — Нас ещё и в архив отправят!
— Хорошо. Что тогда?
— У меня есть знакомый, — сказала Галина после паузы. — Полу-маг, полу-нумизмат, по четвергам не разговаривает, зато честный. Он проверит монеты, скажет, что можно сдать без риска проклятия.
— А украшения?
— Украшения лучше не сдавать. Там личное. Их нужно сначала очистить.
— Обряд?
— Да. С солью, полынью и котом.
— А если кот не согласен?
— Тогда мы дадим ему подкупную сосиску. Артур — кот со стажем, не подведёт.
В итоге:
• Три монеты решили отложить: они «тяжёлые» — то есть с историей. Такие сдают в музей, а не в комиссионку.
• Четыре — можно пустить в оборот, обменять у того самого знакомого.
• Украшения — в отстойник для чистки. Под наблюдением кота.
— Главное — не разом, — сказала Галина. — Иначе Вселенная подумает, что ты слишком счастлива. А это, как известно, подозрительно.
Мы запланировали всё на следующий день. Осталось только купить хорошие пакеты для денег, чтобы не шумели.
А пока — пили чай. Я смотрела на монеты, лежащие в коробке из-под печенья. И думала, что да… я ведьма. Я нашла золото. И всё равно — сначала кот, потом ритуал, потом продажа.
Так у нас заведено.