Василий закрыл дверь квартиры, в которой прожил с Анжелой десять лет, и глубоко вздохнул. Развод был долгим, мучительным и, казалось, неизбежным. Они слишком устали от ссор, недопонимания, от того, что когда-то было любовью, а теперь превратилось в привычку.
— Ну всё, свободен, — пробормотал он себе под нос, спускаясь по лестнице.
Анжела стояла у окна, глядя, как его фигура удаляется во двор. Сердце ныло, но она сжала зубы. «Так лучше», — повторяла она про себя.
Десять лет назад всё было иначе.
Первый год был волшебным. Они гуляли до утра, не могли наговориться, смеялись над глупостями. Василий писал ей записки и оставлял в карманах её куртки. А Анжела будила его завтраками, для этого сама вставала на час раньше. Они верили, что так будет всегда.
Потом началась обычная жизнь. Работа, быт, усталость. Василий, некогда романтичный мечтатель, стал меньше говорить и больше молчать. Потому что Анжела, которая раньше могла часами слушать его рассуждения о жизни, теперь оговаривала его: «Опять твои философские размышления?»
Ссоры приходили незаметно. Сначала — из-за мелочей: не вынес мусор, забыл про годовщину, слишком громко включил музыку. Потом — из-за серьёзного: деньги, непонимание, нереализованные мечты.
— Ты совсем перестал меня слушать! — кричала Анжела.
— А ты вообще меня слышишь? — огрызался Василий.
Но даже в самые трудные дни оставались моменты, когда они ловили себя на мысли: «А ведь мы всё ещё любим друг друга». Иногда ночью, когда оба не могли спать, они разговаривали — уже без злости, по-старому. И тогда казалось, что всё ещё можно исправить.
Но усталость победила.
И вот теперь он шёл по лестнице вниз, а она потом смотрела ему вслед, и оба думали одно и то же:
«И это случилось с нами?»
Прошло три месяца.
Василий снял маленькую квартиру на окраине города. Казалось, теперь у него есть все, чего он так хотел: тишина, свобода, никаких ссор. Но по утрам он все равно просыпался в шесть и машинально искал рукой Анжелу на противоположной стороне кровати.
Анжела осталась в их общей квартире. Она выбросила его старую зубную щетку, переставила мебель и сказала себе, что теперь все будет по-другому. Но вечером, когда за окном темнело, она ловила себя на том, что ждет звука ключа в замке.
Неожиданная встреча
Они столкнулись в супермаркете. Буквально — Василий, развернувшись у полки с крупами, нечаянно толкнул чью-то тележку.
— Извините… — начал он, поднимая глаза, и замолчал.
Перед ним стояла Анжела. Без макияжа, в растянутом свитере, с коробкой его любимых пряников в руке.
— Ты же их ненавидела, — глупо сказал Василий.
— А ты все еще покупаешь эту дешевую пасту? — кивнула она на его корзину.
Повисло молчание. Оба понимали, что нужно просто сказать «пока» и разойтись. Но ноги не слушались.
— Как… дела? — наконец выдавил Василий.
— Отлично, — соврала Анжела.
Они стояли так минуту, две, пока пожилая женщина позади не прошипела: «Молодые люди, вы тут надолго? Проход загораживаете!»
Василий резко отступил в сторону.
— Ладно… Бывай.
— Бывай.
Когда он пришел домой, то первым делом достал телефон.
«Ты помнишь, как мы первый раз поехали на море? Ты тогда так ругалась, что я забыл полотенца…»
Он колебался секунду, потом нажал «отправить».
Ответ пришел через две минуты:
«Помню. И что мы использовали вместо них, тоже помню.»
Василий рассмеялся. Они сутки просидели на пляже, завернувшись в его футболки.
«Завтра в семь. Наше кафе. Придешь?»
На экране долго горело «набирает сообщение…».
«Приду.»
Начать сначала.
Кафе оказалось тем же, но другим. Те же стены, тот же запах свежего кофе, но за столиком у окна теперь сидели не два влюбленных мечтателя, а двое осторожных людей со шрамами на сердце.
Василий пришел на пятнадцать минут раньше и теперь нервно барабанил пальцами по столу. Когда дверь открылась, и в помещение ворвался холодный осенний ветер вместе с Анжелой, его сердце болезненно сжалось. Она была прекрасна – в том самом свитере, который он когда-то подарил ей на день рождения, с чуть растрепанными от ветра волосами.
— Ты пришел рано, — заметила она, садясь напротив.
— А ты как обычно опаздываешь, — парировал он, но в голосе не было прежней раздраженности, только теплая усталая усмешка.
Они замолчали. В тишине между ними витали все несказанные слова, все обиды и все «прости».
— Почему ты купила те пряники? – вдруг спросил Василий. – Ты же их терпеть не можешь.
Анжела опустила глаза, водила пальцем по краю чашки.
— Привыкла. Десять лет клала их в корзину для тебя… Даже не заметила, как взяла.
Василий глубоко вздохнул.
— Я до сих пор просыпаюсь в шесть и ищу тебя машинально. А тебя рядом нет...
Они подняли глаза друг на друга и вдруг поняли – они все это время жили призраками друг друга.
— Мы были так глупы, – тихо сказала Анжела. – Думали, что разлюбили.
— Не разлюбили. Просто забыли, как это – любить, – поправил Василий.
Он медленно протянул руку через стол. Она колебалась всего секунду, прежде чем положила свою ладонь в его.
— Давай попробуем еще раз, – прошептал он. – Только теперь мы знаем, как НЕ надо.
— С нуля?
— Нет, – покачал головой Василий. – Не с нуля. Со всем нашим багажом, с нашими ошибками, с нашей историей. Просто… по-другому.
— По-другому — это как? — спросила Анжела.
Василий задумался. В его глазах мелькнуло что-то новое — не юношеская восторженность, а спокойная, выстраданная уверенность.
— Это когда я перестану делать вид, что мне не нравится твой дурацкий сериал про врачей, — сказал он. — А ты перестанешь злиться, что я засыпаю под него к третьей серии.
— Это когда ты будешь выносить мусор без напоминаний, — парировала она, но в голосе не было прежнего раздражения, только легкая усмешка.
— А ты разрешишь мне оставлять носки под кроватью.
— Ни за что! — засмеялась Анжела, и вдруг лицо ее стало серьезным. — Но... я научусь не орать из-за них.
Тишина. За окном шел дождь — такой же, как в день их первой встречи.
— По-другому — это когда мы будем ссориться, но не будем ложиться спать в разных комнатах, — тихо добавил Василий.
— Когда я перестану копить обиды, а ты — закрываться в себе.
Он потянулся через стол и накрыл ее другую ладонь своей.
— Когда мы будем помнить, что за все эти годы ни один чужой человек не заставил нас смеяться так, как мы смеемся друг над другом.
Анжела переплела пальцы с его.
— Это страшно.
— Очень, — согласился он. — Но я больше боюсь проснуться в мире, где тебя нет.
Официант принес счет. Они вышли на улицу. Дождь кончился. Где-то вдали показалась радуга — неяркая, размытая, но настоящая. Как их любовь. Не сказочная, не идеальная. Просто та, ради которой стоит просыпаться по утрам.
— Пошли домой? — спросил Василий.
— Пошли, — кивнула Анжела.
И их шаги слились в один ритм — неровный, выстраданный, но их собственный. На этот раз — навсегда.