— Семь лет, Гена. Семь лет я ненавидела не того человека.
Жанна произнесла это тихо, почти безэмоционально, глядя в окно на серый ноябрьский вечер. В руке она сжимала тонкий листок бумаги — распечатку с экрана старого, чудом воскрешенного ноутбука. Он лежал на кухонном столе, как улика на месте преступления.
Гена, вошедший на кухню с кружкой чая, замер на полпути. Он был в хорошем настроении — на работе заключил выгодный контракт. Его лицо, обычно чуть уставшее и озабоченное, светилось от удовольствия.
— О чем ты, Жан? — он улыбнулся. — Опять про свою Марину? Да забудь ты уже. Сколько можно себя изводить? Это было сто лет назад.
— Это было семь лет и три месяца назад, — поправила она, не оборачиваясь. Ее голос был ровным, как поверхность замерзшего озера. Но под этой гладью скрывалась бездонная, ледяная глубина. — И это была не Марина.
Он подошел ближе, положил руку ей на плечо. Привычный, успокаивающий жест, который всегда работал. Сегодня Жанна едва заметно повела плечом, и его рука соскользнула.
— Ну а кто тогда? Привидение? Жан, ты себя накручиваешь. У тебя была депрессия, ты была на грани...
— Да, — она наконец повернулась. Ее глаза, обычно теплые, карие, сейчас были темными и пустыми. — У меня была депрессия. Я потеряла работу, репутацию, любимое дело. Я потеряла себя. И все это время мой заботливый, любящий муж утешал меня и подливал яду в мою ненависть к ни в чем не повинной девчонке.
Гена отступил на шаг. Улыбка исчезла.
— Я не понимаю, о чем ты.
— Я узнала, кто на самом деле меня оклеветал, — сказала Жанна, и каждое слово падало в тишину кухни, как камень в колодец. — Я знаю, кто написал то анонимное письмо.
***
Семь лет назад Жанна была на вершине. В свои тридцать пять она возглавляла одно из лучших архитектурных бюро города. Она жила своей работой, горела ею. Проекты, тендеры, бессонные ночи над чертежами, запах ватмана и кофе — это была ее стихия. Гена, владелец небольшой, но стабильной логистической компании, гордился ею. По крайней мере, так ей казалось.
— Ты мой локомотив, Жанка, — говорил он, обнимая ее после очередной сданной в срок работы. — Я рядом с тобой чувствую, что тоже могу горы свернуть.
Но иногда в его голосе проскальзывали другие нотки.
— Опять до полуночи сидела? Посмотри на себя, одни глаза остались. Эта работа тебя съест. Оно того стоит?
— Стоит, Гена, стоит! — смеялась она. — Мы выиграли тендер на реконструкцию старого планетария! Ты представляешь? Это же мечта!
Ее главной соперницей и одновременно правой рукой была Марина, молодая, талантливая и невероятно амбициозная девушка. Между ними было профессиональное напряжение, конкуренция, но Жанна ценила ее острый ум и свежий взгляд.
А потом грянул гром. Анонимное письмо, отправленное на почту всего высшего руководства холдинга. В нем Жанну обвиняли в том, что она присвоила себе ключевые идеи проекта планетария, которые на самом деле принадлежали Марине. Приводились детали, выдержки из разговоров, которые могли знать только участники команды. Это была ювелирная, точечная клевета.
Скандал был громким и грязным. Доказать что-либо было невозможно. Марина, вызванная на ковер, клялась, что ничего не писала, но ей никто не поверил — мотив был очевиден. Жанну не уволили, нет. Ей «предложили уйти по-хорошему», чтобы не раздувать громкую историю.
Она ушла. В никуда. Ее мир рухнул. Она заперлась дома, перестала отвечать на звонки. Единственным, кто остался рядом, был Гена. Он утешал, обнимал, приносил еду, которую она не ела.
— Сволочь эта Маринка, — говорил он, качая головой. — Я же видел, как она на тебя смотрела. Завидовала. Ну ничего, родная, прорвемся. Главное, мы вместе. Отдохнешь, придешь в себя. Может, оно и к лучшему. Займешься чем-то для души. Цветы будешь разводить.
И она, раздавленная и опустошенная, поверила. Она медленно училась жить без своей работы. Без своего огня. Она действительно начала разводить цветы. Ходила на курсы керамики. Стала идеальной женой и хозяйкой. Тихой, спокойной, удобной. И все эти семь лет она носила в себе раскаленный уголек ненависти к Марине, которая украла ее жизнь.
***
— Этот ноутбук, — Жанна кивнула на старый лэптоп. — Твой. Он сломался лет восемь назад, ты сказал, что его не починить. Он лежал в кладовке. Я сегодня разбирала вещи, решила отнести его в сервис. Думала, может, фотографии оттуда достанут, наши старые...
Она сделала паузу, набирая воздух.
— Мальчик в сервисе оказался гением. Он его оживил. И восстановил все файлы. Включая папку «Черновики» в почтовой программе.
Гена побледнел. Он смотрел на ноутбук, как на призрака.
— Там был один-единственный черновик, Гена. Без адресата. Но с текстом. Слово в слово. Текст того самого письма. С датой создания — за два дня до того, как его отправили.
Тишина. Было слышно, как тикают часы на стене. Каждый щелчок отмерял секунды их прежней жизни, которой больше не было.
— Зачем? — прошептала Жанна. Это был единственный вопрос, который имел значение. Не «как ты мог?», не «за что?», а простое, хладнокровное «зачем?».
Гена сел за стол. Тяжело, как старик. Он долго молчал, глядя на свои руки.
— Я хотел тебя спасти, — наконец выдавил он. Голос его был хриплым.
— Спасти? — она горько усмехнулась. — Ты уничтожил меня и называешь это спасением?
— Ты не видела себя со стороны! — он поднял на нее глаза, и в них была отчаянная, искаженная правота. — Ты сгорала! Ты не спала, не ела, жила в этом своем бюро! У тебя начались панические атаки, помнишь? Ты пила успокоительные горстями! Я говорил тебе — сбавь обороты, уйди! Ты меня не слышала! Я смотрел, как моя жена превращается в тень, в комок нервов, и я не знал, что делать!
Он говорил все быстрее, будто прорвало плотину.
— Я думал, это единственный способ вытащить тебя оттуда! Я думал, ты немного погорюешь, а потом поймешь, что есть другая жизнь! Спокойная, нормальная. Без этих ваших тендеров и дедлайнов. Жизнь, где есть муж, дом... семья! Я сделал это для нас! Чтобы сохранить тебя! Сохранить нас!
Жанна слушала его, и лед в ее душе трескался, уступая место чему-то гораздо худшему — пониманию. Пониманию всей чудовищной глубины его «любви». Он не видел в ней равного партнера. Он видел сломанную вещь, которую надо починить. Любым способом. Переломать кости, чтобы потом наложить гипс и сказать: «Вот видишь, я тебя лечу».
— Ты не спасал меня, Гена, — сказала она медленно, чеканя каждое слово. — Ты решал свою проблему. Тебе было некомфортно рядом с сильной, успешной женщиной. Тебе было страшно. Ты не мог со мной конкурировать, и ты решил просто убрать меня с поля. Сделать удобной. Ручной.
— Это неправда! — крикнул он.
— Правда. И самое страшное, что у тебя получилось. На семь лет. Ты получил то, что хотел. Спокойную жену, которая лепит горшки и печет пироги. Только ты не учел одного.
— Чего? — прошептал он.
— Того, что правда всегда находит дорогу наверх. Как бы глубоко ты ее ни закопал.
Она взяла со стола распечатку. Сложила ее вчетверо. Аккуратно. Потом подошла к нему и положила листок перед ним, рядом с его так и нетронутой кружкой чая.
Он смотрел на этот белый прямоугольник, как на приговор.
— Жанна... что теперь?
Она не ответила. Она просто смотрела на него, на этого чужого мужчину, с которым прожила двадцать лет. Она изучала его лицо, каждую морщинку, и пыталась понять, в какой момент ее любящий муж превратился в ее тюремщика.
Наконец, она медленно произнесла, замыкая круг этого долгого, страшного дня:
— Семь лет, Гена. Ты представляешь? Семь лет я ненавидела не того человека.
🎀Подписывайтесь на канал. Делитесь своим мнением в комментариях😊. Ставьте лайки 💕