иногда любовь — это просто молчание после фразы, которую не успели не сказать
— …Мой сын женился по глупости.
Это как будто что-то хрустнуло в стеклянной чашке. Но чашка не упала. Она стоит, дрожит. Может, и не было ничего. Может, только показалось. Пауза, как после выстрела. И только потом наступает эхо.
Ты смотришь на неё. Поворачиваешь голову медленно, как в кино, когда у героини слишком широкие глаза. Улыбаешься. Не обижаешься. Ты же воспитанная. Ты — жена. Ты — сдержанная, в меру тонкая, в меру удобная. Она — свекровь, женщина в мягком трикотажном свитере с золотыми пуговицами и парфюмом "Нина Риччи", немного пахнущим лавандовым бабушкиным бельём.
— Чай будешь? — говорит она как ни в чём не бывало. — У нас с Сашей в семье всегда пьют чай с мёдом, а не с сахаром. Не вредно.
Угу, угу, конечно, мёд. И Саша. И семья. Всё по пчелиному порядку.
Ты берёшь чашку. Твоя рука уже знает, где у неё трещина на ободке. Ты ставишь губы туда, где гладко. Где можно не порезаться.
Ночью ты гладишь его рубашку. Белую. Он любит белые. Ты ненавидишь белые, потому что на них видно всё: пятна, складки, следы от утюга. Он спит. У него лицо мальчика, которому всё простят. Даже это. Даже то, что его мать считает, будто он ошибся. Женился по глупости.
«Женился по глупости». Слова лопаются внутри головы, как мыльные пузыри, но от них пахнет чем-то неприятным. Может, моющим средством. Может, прелым бельём.
А если бы можно было развидеть? Не слышать, не запомнить. Жить — как будто не было. Не было этого «по глупости». Не было этой фразы, не было той чашки, не было рубашки. Только утро. Только ты и он. И всё хорошо.
Ткань рубашки провисает между пальцами. Ты гладишь и гладишь, как будто можно разгладить и это: чужую правду. Чужое мнение. Чужое «не та».
А потом он поворачивается на кровати, как всегда, в полусне, и что-то бормочет. И ты вдруг думаешь: он ведь не знает. Он не слышал. Может, и не скажешь. Никогда. Пусть спит. Пусть верит, что всё просто.
Утро пахнет кофе и утюженной тканью. Он целует тебя в шею. Там, где тонкая кожа. Там, где всегда мурашки. Он целует, и это всё равно, что подхватить: провалиться сквозь ткань в ту самую чашку. Где трещина — на ободке. Где всё вроде держится, но стоит нажать — и хруст.
— Доброе утро, зайка.
Зайка. Ты — зайка. Не «ты моя». Не «любимая». Не «дорогая». А зайка. Маленькое, домашнее, мягкое. Звучит как ласка, а внутри — клетка.
— Доброе, — говоришь ты. И ставишь чашку на стол. Ту самую. С трещиной.
Иногда кажется, что ты живёшь в зеркале. Всё как будто настоящее: дом, запах, еда, любовь. Но если присмотреться — отражение. Не ты. А другая. Та, которой удобно быть. Которая улыбается в ответ на любое «по глупости». Которая не говорит, когда больно. Которая умеет готовить сырники, даже если в душе война.
— У тебя всё хорошо? — спрашивает он.
— Угу.
Ты не говоришь «да». Только угу. Потому что «да» — слишком прямолинейно. А угу — можно и в ту, и в другую сторону.
Он уходит на работу. Оставляет после себя запах. Чистый. Обычный. Ты остаёшься одна с этим запахом. И с фразой.
«По глупости».
Свекровь приходит чаще. Приносит варенье, советы, воспоминания. Говорит, что Саша в детстве не любил холодную гречку. А ты только и делаешь, что варишь эту гречку. Потому что быстро, потому что он ест, потому что привычка.
— Ты хорошая девочка, — говорит она. — Просто… ты немного другая. Он у нас человек домашний, а ты... ты словно всё время где-то. Смотришь мимо.
Ты молчишь. И действительно — смотришь мимо. На занавеску. На тень. На своё отражение в микроволновке.
Она уходит, и в квартире снова становится тише. Но уже не так. Не свободно. А как будто дверь не до конца закрыта. Сквозит.
Ты начинаешь думать. Слишком много. Думаешь, а что, если она права. Может, он правда женился по глупости? Может, ты и правда — мимо. Не укладываешься в их гречку, чай с мёдом, в белые рубашки. Ты же не такая. Ты — с дикой жаждой внутри, с ненужной лирикой, с мечтой, что кто-то скажет: «Я вижу тебя. Всю». А не просто целует в шею по утрам и зовёт «зайкой».
Ты вспоминаешь, как вы познакомились. Он сказал: «Ты необычная». А теперь хочет, чтобы ты стала обычной. Или, может, всегда хотел. Просто ты не поняла. А теперь он сам не знает, что делать. Привык. Удобно. Всё есть. Только — пусто.
Ты начинаешь задыхаться по ночам. Не всегда. Иногда. Лежишь рядом, чувствуешь его дыхание, и будто кто-то перекрыл кран. Ты не кричишь. Ты не будишь его. Просто ложишься на спину и ждёшь, пока отпустит.
А однажды ты выходишь из дома. Не уходишь — просто выходишь. Без сумки. Без плана. В пальто на распашку. Смотришь на улицу, как будто впервые. На дома. На людей. На мусор у подъезда. Всё настоящее. Не отражение. Ты идёшь медленно. Чувствуешь, как воздух ломает грудь. Как будто тебя снова собирают заново.
И вдруг ты заходишь в кафе. Просто так. Садишься у окна. Берёшь кофе. Без сахара. Не потому что вредно. А потому что хочется.
Ты пишешь на салфетке: «а если и правда — по глупости?» И добавляешь: «а если — по любви?»
Ты не говоришь ему. Не сразу. Ты всё ещё гладишь его рубашки. Всё ещё готовишь. Всё ещё смотришь мимо. Но уже не так. Уже внутри что-то встаёт. Не против. Не в протест. Просто встаёт. Как из глубокой воды — голова, плечи, глаза. Себя видно.
— Ты стала какой-то другой, — говорит он однажды.
— Наверное.
Он смотрит на тебя. Долго. И что-то ищет. Может, ту девочку, в которую влюбился. Может, ищет подтверждение, что ты — всё та же. А ты уже не та. И не другая. Просто — ты.
И тогда ты говоришь. Не обо всём. Только:
— Твоя мама сказала, что ты женился по глупости.
Он смотрит, как будто впервые услышал. Потом морщит лоб.
— Серьёзно? Когда?
— Неделю назад.
Он молчит. Потом тихо говорит:
— Наверное, она и правда так думает.
Ты киваешь. Потому что больше нечего.
Он садится рядом. Не трогает. Не оправдывается. Только говорит:
— А ты как думаешь?
Ты долго молчишь. А потом шепчешь:
— Я думаю, что… я бы хотела, чтобы меня выбрали не по глупости. И не по привычке. А потому что не могут — не.
Он опускает глаза.
Ты впервые видишь его настоящего. Не мужа. Не сына. Просто — человека. Сомневающегося. Одинокого. Уставшего.
— Мне жаль, — говорит он. — Я думал, ты счастлива.
Ты качаешь головой. Не упрёк. Просто так.
Вы не разводитесь. Не ссоритесь. Живёте. Но уже по-другому. Ты уходишь работать. Он учится варить кофе. Вы перестаёте играть. Начинаете просто быть.
Иногда — это любовь. Просто — быть. Без слов. Без утюга. Без чашек с трещинами.
Иногда — нет.
Ты ещё не знаешь.
Но ты больше не зайка. Не отражение. Не мимо.
Ты — ты.
И это уже не по глупости.