Павел приехал рано утром. Деревня ещё дремала - лёгкий туман стелился по земле, а из труб уже кое-где тянулся дым. Он вышел из машины, поморщился от прохлады и потянулся. Воздух пах печкой, сырой землёй и чем-то родным. Тишина стояла такая, будто и время здесь ходит босиком, чтобы не шуметь.
Дом деда встретил его молчаливо. Пол вытертый, обои выцвели, но всё стояло на своём месте. Кровать с подушками, запах старого белья, добротный кухонный шкаф с выщербленным углом. Павел прошёлся босиком, включил чайник, потом надел куртку и вышел. Хотел просто пройтись. Посмотреть, как тут всё живёт.
Он заметил её сразу. Старушка с прямой спиной, в пальто и вязаной шапочке. Шла вдоль дороги, медленно, с палкой. Глаза вперёд, не по сторонам. Встала у автобусной остановки, будто ждала чего-то. Или кого-то. Он постоял, понаблюдал. Автобусы тут ходили раз в сутки, да и тот редко. Никто, кроме неё, не ждал.
- Доброе утро, - осторожно сказал он, проходя мимо.
Она кивнула, не улыбаясь, и снова уставилась вдаль. Он пошёл дальше, но образ остался.
В магазине продавщица, узнав, кто он, сразу смягчилась:
- А, Пашка! Внук Игнатия, что ли? Ну, с приездом. Осваивайся.
Он спросил про старушку.
- А, Татьяна Павловна... странная она. Никому не мешает, но как будто всё чего-то ждёт. Часто на трассу уходит. Говорит - сына ищет.
- А он где?
- Да кто знает. Уехал вроде лет десять назад. С тех пор - ни слуху. А она... ну, сама видишь. С головой уже не всё, наверное.
На следующий день он снова увидел её. На обочине, с сумкой через плечо, шла в сторону шоссе.
- Может, подвезти? - спросил он, остановившись рядом.
Она не испугалась. Просто посмотрела.
- Не надо. Я дойду. А вдруг он там.
- Кто?
- Сын.
И пошла дальше.
Он долго смотрел ей вслед. Потом вернулся домой. А через пару дней взял дрова - и пошёл к её дому.
Она открыла не сразу. Но, увидев его, не удивилась.
- Дрова принёс. Видел, у вас заканчиваются.
- Спасибо. Поставь у бани.
Он поставил. Она пригласила на чай. Дом внутри был аккуратный, старый. Как будто с 80-х ничего не менялось. На полке - фото в чёрно-белом, мальчик лет семи. В углу - стопка писем. Аккуратных, в одном почерке.
- Это вы писали?
- Я. Сыну. Каждый месяц. А он не отвечает. Может, обиделся... а может, забыл.
Он не знал, что ответить. Потому что в её голосе была не обида. Там было что-то другое. Как будто она ждёт прощения, но не знает, заслужила ли.
В деревне Павел начал спрашивать. Осторожно. Про сына Татьяны Павловны. Кто-то отмахивался, кто-то крутил пальцем у виска.
- Не надо тебе туда, - сказал ему лесник. - Не твоё.
- А что не моё-то?
- У них ссора была. Громкая. Он ушёл, хлопнул дверью. С тех пор его никто не видел. А она всё ждёт. Каждый день. Говорят, он парень был непростой. А она - жёсткая. Похожи, наверное. Потому и порвали.
Павел чувствовал - все знают. Но не говорят. Или боятся. Или стыдно.
Он напечатал объявление. Повесил у магазина. "Мама ждёт тебя. Прости и возвращайся".
Прошло три дня. Он сидел у дома, когда к нему подошёл человек в поношенной куртке. Борода, взгляд настороженный.
- Воды можно?
- Конечно. Проходи.
Он подал стакан. Мужчина пил медленно.
- Видел объявление, - сказал он. - Про мать. Это ты?
- Я. Для Татьяны Павловны.
Тот кивнул. Ушёл. Павел только потом понял - глаза. Те же, что на фото в её доме.
Он поехал в город. Искал возле вокзала. И нашёл. Тот же мужчина, теперь с книгой в руках. Сел рядом.
- Я знаю, кто вы. И знаю, что она ждёт.
- Я думал, она не простит. Тогда она кричала. Я шёл по лестнице, а она всё кричала. Что я предатель. Что стыдно за меня. Это засело.
- А теперь она не кричит. Теперь она стоит у дороги и шепчет: "А вдруг он там..."
Тот долго молчал. Потом встал.
- Поехали.
У калитки он замер. Долго смотрел. Потом Павел сказал:
- Если уйдёшь сейчас - будешь носить это всю жизнь.
Тот кивнул. Вошёл. Она сидела в огороде. Подняла голову. Застыла. Потом медленно встала. И сказала:
- Ты ведь не ушёл...
Он подошёл. И просто обнял её.
Прошла неделя. Павел зашёл - в доме пахло пирогом, сын чинил крышу. Смеялись. Осторожно, но по-настоящему.
Вечером он шёл домой. Мимо их окна. Там горел свет. Тёплый, как в детстве. Он улыбнулся. И подумал: иногда всё, что нужно человеку - это быть увиденным. И остаться.