— Вера, ты меня слышишь? — произнес Валентин, включая свет и без церемоний входя в кухню. Дверь за ним громко хлопнула. — Я сегодня задержусь. У Ларисы важное собрание, нужно помочь.
— В девять вечера? — Вера повернулась, слегка усмехаясь.
— Да! Ты же знаешь ее начальника. Приходится помогать допоздна! — в голосе Валентина прозвучало раздражение, словно вопрос жены был неуместным.
— Интересно, Ларисе уже исполнилось сорок, Валя? Я не думала, что твоя «помощь» кому-то еще нужна, кроме меня… — спокойно сказала она, ставя чашку в раковину.
— Ты даже не представляешь, Вера, как прекрасно бывает с молодой женщиной, — ухмыльнулся Валентин, не скрывая презрения, которое копил годами. — Мужчина в 62 года еще не старик. Я имею право на счастье.
— А я? — Вера посмотрела ему прямо в глаза, будто пытаясь запомнить его навсегда. — А у меня, Валя, есть право?
— У тебя? На что?! На заботу обо мне, о доме… — Валентин пожал плечами. — В 57 лет нужно заниматься внуками, смотреть телевизор. Все остальное — глупости.
— Спасибо за честность, — сухо ответила Вера. — Ты, наверное, и сыну это говоришь?
— Конечно. Мужчина должен быть мужчиной до конца. — Валентин вышел, громко хлопнув дверью.
Так начался последний месяц их совместной жизни.
По утрам Вера сидела на кухне с чашкой крепкого чая, слушая шум листвы старого тополя за окном. Кошка Маруська свернулась у ее ног, а из гостиной доносился мерный тик-так часов, словно сердце дома ждало, когда утихнет боль.
Все повторялось каждый день. Валентин возвращался поздно, иногда не ночевал дома. На вопросы отвечал сухо: «Так надо». Вера перестала плакать. Вместо слез — привычка стирать постель, проветривать комнаты, чинить его свитера. Раньше она злилась, а теперь думала: зачем я это терпела столько лет?
— Мам, ты не заболела? — спрашивал Илья по телефону. — Может, приехать?
— Нет, все спокойно, как обычно, — врала Вера. — Жду пенсию и пособие, работы мало, но справляюсь.
Пенсия, пересчитанная в 55 лет после тридцати лет работы на фабрике, едва покрывала расходы на еду и коммунальные услуги. Валентин приносил остатки зарплаты, тратя большую часть на Ларису.
Этот вечер был похож на предыдущие. Вера мыла пол и заметила темный волос на подушке мужа. Не свой, не седой… Сердце замерло, и в груди появилось странное спокойствие. Она вспомнила, как Валя называл ее: «старая, незаметная, серая». И впервые за все годы поняла, что хочет жить иначе.
На следующий день, когда Валентин собирался, она подошла тихо, без упреков, с усталостью в голосе:
— Валя, ты хочешь мне что-то сказать?
— Ты что, с ума сошла? — огрызнулся он. — Хватит искать проблему там, где ее нет!
— Ты уверен?
— Я иду на работу, потом по делам! Не усложняй!
Он побрызгался одеколоном, надел куртку и ушел…
А Вера осталась, впервые не со слезами, а с четким планом в голове.
Вера не следила за ним, не устраивала скандалов. Она собирала документы: свидетельство о браке, копии счетов, справки о зарплате, бумаги на квартиру, купленную вместе много лет назад, когда Илье было два года…
Вечером, когда Валентин снова задержался, Вера позвонила Илье:
— Сынок, у меня все хорошо. Но мне нужна твоя помощь.
— Что случилось?
— Посмотри кое-какие бумаги. Просто так. Для меня.
— Приехать сейчас?
— Нет, лучше завтра. Не волнуйся, все под контролем.
Ночь Вера впервые за много лет спала спокойно. Ее план созрел. Не план мести, а желание добиться правды.
На следующий день Илья привез кофе и булочки. Он внимательно слушал ее рассказ о годах в тени, об изменах, о бессонных ночах.
— Мам, может, развод?
— Я не хочу просто развод, сын. Я хочу, чтобы он понял: потерять дом, семью и меня — это его выбор.
— И что делать?
— Официально заявить: делить все по-честному.
Вечером Вера подала заявление на развод и раздел имущества. Девять из десяти знакомых не поверили бы ей: она всегда казалась самой покладистой.
— О, так ты решилась?! — усмехнулся Валентин, прочитав бумаги после ужина.
— Не ожидал, — ответила она, глядя ему в глаза.
— Думаешь, я испугаюсь? Я тут все построил, ты без меня никто!
— Но это не твое, Валентин. Квартира наполовину моя… Пусть суд решит остальное.
У него пересохло в горле. Он вышел из кухни, хлопнув дверью, но это была дверь уже не его дома.
Время сжалось в долгие недели. Суд, справки, взгляды соседей, слухи в подъезде. Женщины шептались вслед: «Она что, совсем одна останется?»
Но какой смысл оставаться там, где тебя предали?
На собеседованиях ей отказывали: «Вы пенсионерка, у нас лимит по возрасту, извините». Вера писала резюме, около сорока откликов за месяц. В итоге взяли уборщицей на три дня в неделю.
Дни шли, Валентин жил у Ларисы. Он перестал звонить и сыну. Старые друзья отвернулись: «Развелась в шестьдесят лет – зачем?»
Денег не хватало. Раздел квартиры по решению суда оказался невыгодным: ни она, ни он не могли выкупить долю. Все ушло на оплату справок, адвокатов, взяток.
– Мам, может, ты переедешь жить ко мне? – предлагал Илья.
– Нет, сынок. Я хочу оставаться независимой до последнего.
В итоге Вера сняла крохотную комнату в общей квартире. Валентину ничего не оставалось, как вернуться в дом Ларисы, где он когда-то жил – места было немного, а муж Ларисы отсутствовал всего месяц.
Прошла зима. К весне Вера, казалось, смирилась с новой реальностью. Медленно шла к автобусной остановке в поношенной куртке, несла пакет с хлебом и молоком, а в душе ее грызло смутное чувство одиночества. У дома ее встречали оценивающие взгляды бывших соседей – кто-то сочувственно качал головой, а кто-то презрительно отворачивался: «Вот до чего дожила…»
Да, она дожила. До старой комнаты с потрескавшимися стенами, сквозняками и единственной розеткой, которая искрила, если включить чайник. Маруську пришлось оставить у сына – хозяйка коммуналки не разрешила держать животных. Кошка осталась у Ильи. А Вере теперь не с кем было поделиться своей печалью: только сама с собой.
За это время Валентин успел узнать, что из себя представляет его «новая семья». Лариса оказалась совсем не такой, какой казалась на работе: взбалмошная, придирчивая, не могла и дня прожить без придирок. – Ты только и делаешь, что жалуешься, – говорила она ему, – пенсия у тебя мизерная, а работы почти не осталось!
– Но у меня же опыт, – оправдывался Валентин. – Мне всего 62, я еще могу…
– Ты можешь только ныть и жаловаться! – резко отвечала Лариса, и с каждым днем между ними росла стена, непробиваемая, как бетон.
Сын Илья все чаще звонил матери.
– Мам, как ты?
– Понемногу, сынок. Справляюсь.
– Папа пытался мне позвонить… Я не отвечал.
Игнорирование сына ранило Валентина сильнее любой обиды. «Развелся – вот и расхлебывай теперь», – повторял он себе по ночам, дрожа в съемной квартире, где чужой запах въелся в стены. Он отдал бывшую квартиру в счет долга – взять новую не получилось: банки отказывали в кредите из-за возраста и отсутствия стабильного дохода… Даже обещанная Ларисой «стабильность» оказалась иллюзией. С работы его уволили: «Слишком стар, не справляетесь, сокращение». Пенсия – чуть больше одиннадцати тысяч…
А жизнь Веры потихоньку шла своим чередом. Она мыла лестницы, брала случайные подработки у соседей. Мужчины в коммуналке отпускали плоские шутки, соседки жалели и делили с ней трапезу на кухне, чтобы не чувствовать себя одинокой.
Однажды Вере пришла в голову мысль: а не вернуться ли назад? Поговорила с Ильей – тот только покачал головой:
– Мам, папа тебя мучил всю жизнь. Ты же сама через это прошла…
– Я устала быть одна, сынок.
– Но и твой дом был полон боли и обмана.
– Я не о доме, я о себе.
В этот вечер ей впервые стало по-настоящему страшно. А что будет дальше, когда боль утихнет? Никто не ждет, никто не зовет. Все привычные места заняты, все пути отрезаны.
В это время Валентин бегал по знакомым. Просил приютить на ночь – ему отказывали. Даже Лариса выгнала его через полгода: «Ты – несчастный пенсионер, а я еще молода, у меня вся жизнь впереди!» Она вернулась к мужу, договорившись разделить имущество с Валентином, но закон оказался не на его стороне.
Он скитался по улицам – ничей. Пособие, пенсия да случайные подработки: водителем, грузчиком – кто бы мог подумать, что когда-то этот человек был уважаемым сотрудником банка.
Вера не знала обо всем этом. Она потерялась во времени: одни дни тянулись бесконечно, другие пролетали незаметно. Весной у Ильи родился внук, но Вера не могла стать полноценной бабушкой – сын жил в съемной однокомнатной квартире с женой-медсестрой, которая еще и подрабатывала по выходным. В гости звали редко: не хватало места.
Вера ночами смотрела на стены, вспоминала свадьбу, первую новую мебель, запах раннего утра – и ее мучил вопрос: а я? Для чего я жила все эти годы?
А Валентин – он появился неожиданно.
– Можно поговорить?
– О чем? – Вера даже не обернулась.
– Я был неправ… Прости меня. Мне негде жить. Помоги.
Она знала – он лжет, что что-то понял. Просто ему страшно быть одному. Эхо шептало: «Без меня ты пропадешь…» теперь обернулось против него самого.
Она не пустила его даже на порог.
Лето выдалось знойным, душным – казалось, город утонул в густой пыли, из которой невозможно выбраться. В маленькой комнате Веры гудел старый вентилятор, как поезд в туннеле. Однажды ночью ее разбудил звонок – Валентин. В этот раз он не просился войти.
– Я здесь, под окном…
Она выглянула. На скамейке сидел сгорбленный человек, опустившийся, потрепанный жизнью. Бывший муж, когда-то уверенный в себе и в своем праве на счастье.
– Вера, у меня все кончено. Все. Я… не справился… Прости.
– Прости? – Она даже не удивилась. В его голосе звучала пустота:
– Я больше не могу. Никому не нужен.
В этот момент Вере стало невыносимо больно – но жалости не было. Только глухая обида. За годы, за разрушенные мечты, за молодость, которую она, как и многие женщины, отдала мужчине, когда-то поверив в слово «навсегда».
– Ты никогда не умел просить, Валя. А теперь уже и не нужно.
Он просто сидел, не двигаясь. Потом ушел в ночь, и его фигура исчезла в оранжевом свете уличных фонарей.
Наступила осень. Вера не смогла найти ни новую работу, ни прибавки к пенсии. Ее дни стали похожи на тетрадные листы без строк – сначала белые от страха, потом серые от одиночества. Люди ее возраста просто выживали, как могли – кто-то целыми днями возился с внуками, кто-то ухаживал за больными, кто-то терпел ссоры и унижения, чтобы не остаться в одиночестве, как она.
Каждый вечер осенний дождь стучал по подоконнику, а где-то за стеной звучал чужой телевизор. Вера пересматривала старые фотографии: вот Илья – совсем еще мальчик, вот Валентин обнимает его, вот сама Вера – улыбающаяся, красивая, живая. Хотелось плакать над той девушкой – она не знала, чем обернется ее терпение, сколько горя ей придется пережить за тридцать два года брака и как любовь может исчезнуть – не хлопнув дверью, а просто испарившись.
Иногда ей снились ночи – долгие разговоры с собой, мучительные, бессонные. Лежа на старом диване, Вера думала: я сделала все, что могла. Неужели я прожила жизнь впустую?
Сын приезжал все реже – работа, маленький ребенок, а про бывшего отца и вовсе забыли. Однажды Вера решила позвонить сама:
– Илюш, как вы?
– Все хорошо, мам.
– Если что – звони, сынок.
– Мам… Я сейчас занят.
В ее комоде лежала записка – не прощальная, просто несколько слов о том, что она любила. Никто не знал, как тяжело ей засыпать в одиночестве каждую ночь.
Валентин все еще появлялся у дома, нищий, грязный, небритый. По вечерам его можно было увидеть сидящим на скамейке у подъезда. Пару раз соседи вызывали полицию – подозрительный старик отпугивал детей. Его некогда проницательный взгляд потух – Валентин увядал, как и все, что было в его прошлой жизни: брак, дружба, уважение. И никому – даже самому себе – он уже не был нужен.
Зима принесла новые счета, усталость, болезни. Врачи коротко отвечали: «Возраст, нервы…» Дальше – только список лекарств и мизерная пенсия.
Однажды утром Вера проснулась в холодной комнате. Тихо встала, подошла к окну. На улице кружились первые снежинки. За окном начинался новый день – такой же, как и все предыдущие. Она заварила крепкий чай, села за стол, посмотрела на свои натруженные руки. Вот она – жизнь. И я с ней один на один.
И больше – ничего.