На витрине магазина сыр по акции — триста двадцать за кусок. Вера аккуратно перекладывает ценник, прижимает обратно магнитиком.
— Не бери пока, — говорит она тихо, поправляя ремень сумки на плече. — В пятницу, может, скидка будет. Или в другом магазине дешевле найдём.
Максим мельком кидает взгляд на ценник, кивает и убирает сыр обратно на полку, будто это ненужный журнал. Привычка экономить стала уже чем-то вроде ритуала: отслеживать скидки, собирать бонусы, отказываться от мелочей — во всём чувствуется сдержанность, почти автоматизм.
На кассе Вера достаёт карту с бонусами — семьдесят три рубля. Кассирша, уставшая, пробивает покупки, взгляд у неё скользящий, безучастный.
— Спасибо, — шепчет Вера и берёт пакет.
Вечером, дома, дочка просит куклу:
— Мне такую в садике показывали, с хвостиком, она волосы меняет, представляешь?
Вера ставит сумку с продуктами на табурет, стягивает с себя кофту. Усталость сковывает движения, но голос остаётся мягким:
— Потом, Зайка. Мы же копим. Помнишь? На кухню. Вот закончим с этим — и тогда будет хоть сто кукол. Обещаю. Ладно?
— Ага, — шепчет девочка, опуская глаза.
Максим в это время молча выносит мусор. Проходит мимо, не глядя на дочь. Он не холоден — он пуст. Как будто внутри — тишина, из которой не вырвется ни раздражение, ни сочувствие. Просто молчание.
Утром Вера собирает ланч-боксы, помогает детям надеть кофты, затягивает рюкзачки. В садике кивает воспитательнице, говорит: "До вечера", — и почти бегом идёт в сторону магазина.
В обувной — новая коллекция. Принимает коробки, хрустит рация за спиной, администратор зовёт в примерочную. Магазин в десяти минутах от дома, смены длинные, но Вера берёт всё подряд. За обед — батон с сыром и чай из термоса.
За день она помогает примерять сотни пар, отвечает на одни и те же вопросы. Вечером — боль в пояснице, звон в висках от детского визга и фоновой рекламы.
Дома, наконец, Вера заходит в ванную, наклоняется к тазу, опускает туда футболки и носки. Стирает руками, вода шлёпает по ткани.
Максим появляется в дверях:
— Ты чего руками? Опять стиралка?
— Уже совсем ничего не простирывает, — говорит Вера, не оборачиваясь. — Только крутит, а бельё как было грязным, так и остаётся. Я уж быстрее сама.
— Ясно… — Максим опирается на косяк. — Ну, на новую пока нет. Будем копить.
Он не спорит, не предлагает решений. Просто констатирует: денег нет. Так живут уже давно — не бедно, но всегда на грани. Один неловкий шаг — и всё рушится.
Позже, когда Вера возится с посудой, Максим переводит восемнадцать тысяч матери. Сообщение: "На насос и ограждение". Он стирает уведомление, не глядя.
Треск по швам
Ужин проходит тихо. Вера ставит детям по йогурту, себе не берёт. Максим пьёт чай, глядя в окно. В кармане вибрирует телефон — "Премия за квартал: 22 000 руб". Он гасит экран, будто случайность, не глядя на Веру.
— Я сегодня ещё смену взяла, — говорит она, стоя у плиты. — У Алены из магазина ребёнок заболел. Я за неё пошла.
Максим, не отрываясь от чашки:
— Может, хоть зарплата в этом месяце побольше будет.
Через неделю приходит сообщение от сестры — Оксаны:
— Максик, я уже не знаю, что делать. У детей обувь разваливается, а этот мой всё работу не найдёт. Совсем без копейки сидим. Поможешь?
Максим не раздумывает. Набирает сумму: 12 000. Комментарий к переводу: "На обувь и за свет". Через минуту приходит голосовое: смех, детский голос:
Спасибо, дядя Макс!
На кухне морозилка течёт. Вера вытирает лужу.
— Мы почти собрали. Осталось немного. Ещё два месяца — и закажем. Я всё просчитала. Там модульный комплект, раковина врезная. Я видела в “Леруа”.
Максим кивает, молча. Рядом дочка тянет сок из пакета:
— Мам, можно чуть-чуть?
Он перехватывает взгляд, отвечает резко:
— Воду попьёшь.
Вера тянется к пакету, замирает на секунду. Потом молча ставит его обратно в холодильник, закрывает дверцу.
— Он почти пустой, — тихо говорит она. — Ладно бы до выходных дотянуть. Там акция будет.
Поздно вечером Вера возвращается из аптеки. На углу — соседка Нина с собакой, в руках пакет с марлевыми повязками.
— Была в поликлинике. Видела твою свекровь. Такая довольная! Говорит, твой ей и бассейн поставил, и машинку купил. Молодец, сынок. А у вас, гляжу, всё та же кухонька?
Вера кивает. Нина уходит, поправляя платок.
— Родным тоже надо помогать, — бросает она напоследок.
Дома Вера вешает сумку, проходит на кухню. Максим на диване, в телефоне. Поднимает глаза:
— Ты чего такая молчаливая?
— Ничего, — коротко отвечает она. — Не говори. Без истерик.
Он хмурится, хочет что-то сказать, но сдерживается:
— Мне рано вставать. Я спать.
Он уходит. Вера остаётся. Наливает воду. Не пьёт. Ставит стакан обратно. Выносит мусор. Тихо перемывает посуду.
В ожидании субботы
Суббота для Веры — день стратегический. Максим остаётся с детьми, а она отправляется на рынок, в “Леруа”, в три продуктовых, аптеку и заодно — в магазин с уценёнкой. Всё по списку, всё заранее просчитано.
У неё есть блокнот: строчки, цифры, пометки.
Крупа — Пятёрочка (79 р)
Сыр — Веста (если скидка)
Порошок — только в литровых, акция!
На остановке она стоит с рюкзаком, из которого торчит пакет с крупой. Мужчина рядом курит, окурок шипит, падая в лужу.
— А у вас вот тут расстёгнуто, — говорит он, указывая на рюкзак.
— Спасибо, — отвечает Вера и быстро застёгивает.
В “Леруа” она останавливается у кухни, которую видела в каталоге. Белые фасады, мойка справа, под ней встроенный ящик. Продавец подходит, улыбается:
— Помочь подобрать комплектацию?
— Пока нет, — тихо отвечает Вера. — Я просто смотрю.
Она изучает, щупает кромки столешницы, открывает ящики, как будто пробует чужую жизнь. В её голове уже давно всё собрано: размеры, расположение розеток, как пойдёт свет. Осталось дождаться.
На выходе звонит Максим:
— Мы тут уже завтрак съели. Надо будет молоко ещё взять. И хлеба. А то всё закончилось.
— Хорошо, — отвечает она. — Я иду как раз.
Максим не спрашивает, где она. Он и не обязан. Просто сообщает, как диспетчер.
На обратном пути Вера заходит в секонд-хенд. Выбирает сыну штаны — тёплые, с цельной резинкой, почти новые. Сканирует ценник. Минус 50% — сегодня суббота.
Дома дети радостно бегут к ней: дочка в пижаме, волосы торчат, на лице крошки.
— Мы мультик смотрели! — кричит она.
— Только три серии, — вставляет Максим. — Потом выключил.
На кухне Вера раскладывает пакеты. Молоко, хлеб, куриные шейки, два яблока, кусок сыра. Смотрит на всё это — как на трофеи.
— Это тебе, — протягивает она Максиму купленный набор свёрл. — Ты давно хотел.
Он берёт, смотрит.
— Спасибо. А ты откуда деньги?
Она пожимает плечами.
— Просто оставалось чуть-чуть. Решила порадовать.
В глазах Максима вспыхивает что-то похожее на благодарность. Или растерянность. Он разворачивает упаковку, достаёт одно сверло.
— Вроде то, что нужно. Спасибо.
Вера отворачивается, моет яблоки.
Это не счастье. Это глухое, медленное движение к уцелевшим остаткам чего-то прежнего. Подарить — значит хоть немного управлять собой, в мире, где всё давно решается без неё.
Тонкая грань
Поздним вечером Вера сидит у ноутбука. Экран тусклый, рядом чашка с недопитым чаем. Таблица расходов на месяц разбита по дням. Каждая цифра — результат торга, отказа, компромисса. Она вносит строки: "Секонд — 350", "Сверло — 270", "Фрукты — 110". Остаток на счёте: 194 рубля.
В соседней комнате Максим смотрит телевизор. Спортивный канал, комментаторы кричат. Он почти не шевелится, лишь периодически делает глоток из кружки.
— Ты не забыл, что у нас собрание в садике? — говорит Вера, не поворачиваясь.
— В понедельник? Нет. Пойду сам.
— Мне говорили, надо принести альбом. И фото — как дочка летом играла. Есть что-нибудь?
Максим пожимает плечами:
— Посмотрю на телефоне. Может, найду. А если нет — нарисуем.
Вера закрывает ноутбук, достаёт из полки старый альбом. Фотографии мнутся, кое-где уже отклеились. На одной — они втроём: Максим в шортах, дочка на руках, улыбается. Вера смотрит в объектив, глаза в тени. Лето, но как будто сквозь запотевшее стекло.
— Помнишь, как тогда поехали на речку? — спрашивает она.
— Ага. Ты ещё утонула почти, — усмехается он. — Глупо как-то.
— Не глупо. Просто вода холодная была.
— И ты же всё равно не умеешь плавать. Надо было сидеть на берегу.
Он говорит спокойно. Без укола, без насмешки. Просто как есть.
— Ну да, — кивает Вера. — Надо было.
Она берёт альбом, уносит в спальню. Закрывает за собой дверь.
На следующий день приходит сообщение от матери Максима:
Мишка опять простыл. Если сможешь — пришли что-то. Таблетки дорогие.
Максим ставит чашку, заходит в приложение. На балансе чуть больше двадцати тысяч. Он пересылает восемь. Без объяснений, без слов. Просто как обязанность. В голове не Вера, не кухня, не дочка. Просто — мама, брат, Мишка.
Вера в это время гладит сыну футболку. В комнате прохладно. Она носит шерстяные носки, поддёвывает старый свитер под кофту. Экономия не только в деньгах, но и в тепле.
Позднее вечером она говорит:
— У нас сломался кран. Сантехник просит полторы тысячи.
— У меня нет, — быстро отвечает Максим. — Я матери отправил. У неё там внук болеет.
— Ясно, — кивает Вера. — Я что-нибудь придумаю.
Максим уходит в ванную, хлопает дверью. А Вера достаёт телефон, заходит в чат с соседями:
Кто может подсказать, где найти мастера подешевле? Или самой попробовать?
Один из них отвечает:
Могу прийти посмотреть. У меня инструменты есть. За шоколадку.
Она улыбается впервые за день.
Ломка
Вечер, квартира с тихими звуками телевизора. Вера сидит за столом, складывает расчёты, перебирает чеки. Максим на диване листает телефон, щёлкает новостные ленты.
— Максим, — начинает она осторожно, — я тут посмотрела наши финансы. Ты опять переводил деньги маме?
Он поднимает глаза, неохотно:
— Да. Она просила, Мишка болеет, таблетки дорогие.
— А у нас что? Ты видишь, что у нас почти ничего нет? — голос Веры начинает дрожать. — Мы сами едва сводим концы, а ты отправляешь тысячи, не думая!
Максим сжимает телефон в руке.
— Мама — семья, Вера. Не могу оставить её без помощи.
— Семья — это мы! Ты же не думаешь, как мы дальше жить будем? Как дочка в школу пойдёт? Как продукты покупать?
Он встаёт, идёт к окну, смотрит на улицу.
— Мне стыдно просить у тебя деньги. Ты работаешь, стараешься, а я… Я хоть как-то могу помочь там, где нуждаются.
Вера поднимается, идёт вслед.
— Ты забыл, что и у нас есть нужды? Мы живём впроголодь, в долгах. Мне надо работать на двух работах, чтобы накормить детей!
— А я что? — его голос громче, резче. — Я не могу сидеть сложа руки, когда близкие страдают!
— Но страдаем мы тоже! — восклицает она. — Тебе проще перевести деньги, чем увидеть, что у нас тут каждый день — борьба за выживание!
Разрыв
Ночь. В комнате спят дети. Вера стоит у окна, сжимая в руках телефон. Максим заходит в комнату, видит её в напряжении.
— Вера, поговорим? — пытается он спокойно.
Она поворачивается к нему, глаза полны усталости и горечи.
— Максим, хватит! — её голос резкий, почти срыв. — Я не могу больше это терпеть. Ты снова переводил деньги маме. Когда у нас самих нет ни копейки, когда я каждый день боюсь, как заплатить за коммуналку!
— Но она ведь моя мать… — начинает он, но она перебивает.
— Твои родственники! А я что, не родственница? Я не жена? Мы с тобой вместе, а я одна тяну всю тяжесть! Ты отдаёшь ползарплаты, а у нас — пустые полки!
Максим молчит. Вера делает шаг вперёд, голос становится твёрже.
— Я устала от твоих оправданий и переводов. Если ты думаешь, что можешь продолжать так жить — помогать всем, только не нам, — то лучше уходи.
Он смотрит на неё, глаза наполнены болью.
— Вера…
— Нет! — перебивает она. — Я не хочу больше ругаться. Я не хочу больше страдать. Собирай вещи. Уходи. Пока я не передумала.
Максим тяжело опускается на стул.
— Ты серьезно?
— Абсолютно, — холодно отвечает она. — Мы — семья. Если ты не с нами, значит не с нами.
Вера поворачивается и идёт к двери.
— Забирай свои вещи и уходи. Я выдержала всё, но теперь — всё кончено.
Максим молчит, затем медленно поднимается. Он смотрит на детей, спящих в другой комнате, и без слов выходит, оставляя за собой закрытую дверь.
В тишине квартиры остаётся только шум дождя за окном и тихое дыхание детей — напоминание, что теперь Вера должна будет быть и мамой, и папой.
Не пропустите ещё увлекательные истории! Читайте наши другие рассказы!