Когда Ольга вернулась домой с работы, Андрей возился в ванной, по пояс влезший в мешанину из труб, гаек и пыли.
— Ты опять один ковыряешься? — спросила она, ставя сумку на табурет. — Хоть кого-нибудь бы позвал, с соседнего подъезда дядю Лёшу, например. Он же сантехник на пенсии, с руками.
Андрей вытер пот со лба и буркнул:
— Мне не восемь лет, чтобы за помощью бегать. Сам справлюсь.
Ольга вздохнула. На кухне стояла коробка с кафелем, так и не распечатанная. На плите — ничего. В холодильнике — только яйца и кетчуп.
— Я ужин приготовлю, — сказала она тихо.
— Ага, — откликнулся он, не поворачиваясь.
Она достала сковороду, яйца, включила плиту. Тишина стояла напряжённая. Даже вентилятор вытяжки шумел как-то неловко.
Поженились они два года назад, и всё было хорошо. Спокойно, без страстей, но надёжно. Андрей работал инженером, Ольга — в аптеке. Жили в однушке, доставшейся ей от бабушки. Мебель — старая, ремонт — тоже. Всё планировали обновить, да как-то не доходили руки. А потом Ольга предложила:
— Давай сделаем всё сразу. Взяли отпуск, накопили немного. И начали.
Сначала было весело. Вместе выбирали обои, спорили, смеясь. Ольга настаивала на светлом, Андрей — на тёмном. В итоге выбрали компромисс — серый. Потом — кухня. Поехали в салон, выбрали гарнитур, заказали. Но когда дело дошло до установки, Андрей сказал:
— Я сам всё соберу. Нечего платить втридорога.
И началось.
Сначала — срывы сроков. Потом — бесконечные мелочи: то шуруп короткий, то уровень потерялся, то проводку кто-то перепутал. В квартире стоял вечный гул дрели, запах краски, пыль.
Ольга старалась терпеть. После работы шла в строительный, покупала то, что он просил, мыла полы, вытаскивала мусор. Готовить стало негде, ели на подоконнике или заказывали еду.
— Ну что, может, возьмём кого-то, чтоб доделал? — однажды предложила она, вытирая руки о тряпку.
— Зачем? — удивился Андрей. — Всё идёт по плану.
— По какому плану, Андрей? Мы живём в полуразваленной квартире третий месяц. У нас ни ванной, ни кухни, ни даже дивана нормального нет. Я устала.
Он посмотрел на неё так, будто впервые заметил.
— Ты что, мне сейчас предъявляешь? Я тут, между прочим, за вас обоих стараюсь.
— За нас обоих? — Ольга вздернула брови. — Ты с утра до вечера возишься в розетках и пилишь доски, а я таскаю цемент, мою полы и живу в строительной зоне. Это вообще-то общая задача.
Он пожал плечами:
— Могла бы и не начинать. Никто не заставлял.
Эта фраза больно ударила. Ольга не ответила. Просто ушла в комнату, в которой стоял матрас и куча коробок. Села, прислонилась к стене и заплакала. Не вслух, а тихо, чтобы никто не услышал.
На следующий день она пошла к матери. Посидели на кухне, попили чаю.
— Доченька, — сказала мать, — вы бы, может, отдохнули немного. Съезди куда-нибудь. Или хотя бы на пару дней ко мне переберись. Глядишь — соскучится.
Ольга покачала головой.
— Мама, мы даже как будто и не живём вместе. Он с шуруповёртом спит.
Вернулась поздно. В ванной всё было залито водой. Андрей стоял по щиколотку в луже.
— Я перекрыл, — сказал он. — Трубу прорвало. Сам починю.
— Конечно, сам, — отозвалась она устало.
Она взяла тряпку и стала вытирать воду. Он молча убрался к себе. Уже четвёртый день они спали в разных углах.
На работе Ольгу спрашивали:
— Как ремонт?
Она улыбалась:
— Почти закончили.
Но это была ложь. И не только о ремонте.
Однажды вечером она снова зашла в кухню и увидела, как Андрей сидит за столом, сгорбившись, уставший.
— Может, поговорим? — осторожно спросила она.
Он посмотрел исподлобья.
— О чём?
— О нас. Ты будто сам в себе. Мы не ссоримся, но и не вместе. Я скучаю, Андрей. Не по тебе даже, а по нам.
Он потер лицо ладонями и выдохнул:
— Оль, ты не понимаешь. У меня сейчас всё через одно место. На работе — загруз. Тут — этот ремонт. Я устаю. Прихожу — ты недовольная, вечно что-то не так. Я что, должен и дом чинить, и в душу тебе лезть?
— Нет, ты должен быть со мной, а не рядом, — сказала она. — Я не требую чудес. Я просто хочу знать, что тебе не всё равно.
Он молчал. Потом сказал:
— Мне сейчас вообще всё равно.
Эти слова отдались внутри, как удар по стеклу. Хрустнув, что-то треснуло.
Ольга не помнила, как дошла до подушки, как уснула. Наутро проснулась, собрала сумку, надела пальто и вышла, не разбудив его.
Мать удивилась, но ничего не сказала. Через два дня Андрей позвонил.
— Ты где?
— У мамы.
— Ты что, ушла?
— Да.
Молчание повисло на линии.
— Ты серьёзно?
— Серьёзнее не бывает.
— Из-за какого-то ремонта?
Ольга не узнала в нём прежнего себя. Того, кто покупал ей кофе по утрам, кто читал вслух, кто обнимал во сне. Этот голос был чужим.
— Не из-за ремонта, Андрей. Из-за того, как мы друг с другом стали. Из-за того, как легко ты сказал, что тебе всё равно. Из-за того, что я чувствую себя лишней в собственной квартире.
— Я просто устал, — тихо сказал он.
— Я тоже.
Пауза затянулась. Потом он сказал:
— Ладно. Пока.
— Пока, — отозвалась она.
Он больше не звонил.
Прошло две недели. Ольга жила у матери, выходила на работу, иногда встречалась с подругами. Никому ничего не рассказывала. Говорила: «Живём порознь, пока ремонт».
Но внутри уже не было «пока».
Иногда она шла по улице, смотрела на окна своего дома и думала, что он там, наверно, снова возится с ванной или клеит потолок. Ему ведь важно доделать. Он человек упрямый. Но в этом упрямстве не осталось места ей.
Месяц спустя она вернулась. Не к нему — за вещами. Он открыл дверь, растерянный, заросший, в выцветшей футболке.
— Ты чего? — спросил он.
— За вещами. Мы же не разговаривали толком.
— А поговорить?
— Поздно, Андрей.
— Я доделал ремонт, — сказал он глупо.
Она огляделась. Пол чистый, ванна сияет. Но пусто.
— А я — нет, — ответила она.
Он стоял и смотрел, как она собирает свои вещи. Молча. Без сцены. Без обид.
На пороге он не стал её останавливать. И она не обернулась.
На улице шёл дождь. С крыш капало. Где-то рядом хлопали ставни. Ольга остановилась у поворота, набрала номер матери.
— Я иду домой, — сказала она.
— Ну вот и хорошо, доченька.
Она отключила телефон, вдохнула влажный воздух и пошла. Медленно, но уверенно.
И поняла — всё, что ей действительно нужно, теперь у неё есть. Свобода. Тишина. И место, где её ждут.
Ольга прожила у матери почти полгода. Сначала казалось — временно, но с каждым днём всё больше понимала: возвращаться обратно некуда. Комната, где она спала раньше подростком, неожиданно стала уютной. Мать радовалась — дочка рядом, можно по вечерам пить чай с пирогами и обсуждать сериалы. Но за разговорами и пирогами что-то подтаивало — где-то глубоко внутри оставалась невысказанная грусть.
Она сама не могла объяснить, чего не хватает. Андрей не звонил. Ни разу. Ни в день рождения, ни на Новый год. Хотя знала, помнил. Но, видно, гордость или равнодушие пересилили. И это больно жалило — если даже просто «с праздником» не набрал, значит, правда всё было только про ремонт.
Работа шла своим чередом. Ольга сменила аптеку — надо было сменить атмосферу. Коллеги были доброжелательны, покупателей меньше, зарплата не хуже. Новые лица, новые запахи — всё по-новому, но без особых эмоций. Будто живёшь, как через стекло. Всё правильно, всё нормально, но как-то в стороне от самой себя.
Однажды вечером она задержалась — накладывала витрину. Свет уже выключили, когда дверь зазвонила. Ольга подняла глаза и замерла.
Перед ней стоял Андрей.
Похудевший, но в пальто, в шарфе, аккуратный. В глазах — напряжение, как у человека, который долго собирался и теперь боится услышать «уходи».
— Привет, — сказал он негромко. — Ты… ты тут работаешь?
— Тут, — кивнула она, стараясь говорить спокойно. — Заходи, только я уже закрылась. Минут пять — и уйду.
Он вошёл, снял перчатки, потёр руки.
— Холодно. Март всё никак не уймётся, да?
— Да, зима цепляется.
Ольга сдвинула коробку, протёрла стол, выключила лампу под витриной. Андрей смотрел на неё, будто впервые видел.
— Я… долго думал, — сказал он. — Не знал, стоит ли приходить. Всё время казалось, поздно.
— А что изменилось? — тихо спросила она, не поворачиваясь.
Он замялся. Потом сказал:
— Ничего. Просто понял, что дальше — вообще никак. Без тебя всё как будто стерлось. С утра просыпаюсь — тишина. На работе — как у всех. Вечером дома — пусто. А потом как-то открыл шкаф, увидел кружку, твою. И что-то оборвалось.
— А раньше?
— Раньше я был уверен, что справлюсь. А потом понял — ничего не справляется. Дом есть. Ремонт сделал. Всё блестит, всё на своих местах. А радости никакой. Всё без смысла.
Ольга молчала.
— Я не прошу прощения, — добавил он. — Я не за этим. Просто хотел сказать — я тогда не понял, что потерял. А теперь понял. Если есть хоть какой-то шанс — хоть маленький…
Она подняла на него глаза.
— Ты знал, где я живу. Почему не пришёл раньше?
— Потому что думал, что ты мне никогда этого не простишь. Мы же не просто поругались. Ты ушла. А я даже не догнал.
Ольга кивнула. Медленно сняла халат, повесила его на вешалку, достала ключи.
— Пойдём. На улице поговорим. Здесь как-то… не то место.
Они шли молча. На улице стемнело, но воздух был уже не зимний — пахло влажной землёй, и ветер тянул с полей запахи талого снега. Весна маячила где-то впереди.
— Я часто вспоминал, — заговорил Андрей, — как мы с тобой первую кухню собирали. Как с шурупами возились, как смеялись. А потом всё как-то съехало. Я, кажется, хотел доказать, что всё могу сам. Что мужик должен. А ты — мешала мне чувствовать себя героем. Вместо того чтобы быть рядом, я устроил из дома стройку. А ты… А ты просто устала.
— Я не мешала, Андрей. Я пыталась быть рядом. Только ты закрылся. Я стояла у двери, стучала, а ты делал вид, что не слышишь. Тогда я и ушла. Мне не за что было держаться.
— Я знаю. Прости.
Они остановились у остановки. Проехал автобус. Андрей посмотрел на неё:
— А если начать с нуля? Без ремонта. Без шурупов. Просто с нас двоих. Можно?
Ольга долго смотрела на его лицо. И вдруг поняла, что всё ещё помнит — не только обиды, но и голос по утрам, запах его рубашек, как он смешно смеётся в кино.
— Можно, — сказала она. — Только не в тот дом.
Он удивился.
— Почему?
— Потому что в нём я слишком много плакала.
Андрей кивнул. Не стал спорить. Не стал настаивать.
— Тогда пусть будет другой. Новый. Маленький. Но наш.
Ольга улыбнулась впервые за долгое время.
Они сняли небольшую квартиру на окраине. Простую, но с тёплой кухней и окнами на парк. Андрей настоял, чтобы первое время всё делали вместе. Он даже купил набор для лепки, сказал: «Будем чашки делать, если ремонт снова взбесит».
Жили не без шероховатостей. Иногда спорили. Иногда Ольга замыкалась, а Андрей нервничал. Но теперь они умели говорить. Когда что-то не устраивало — говорили. Без крика. Без упрёков.
Однажды вечером они сидели на подоконнике с чаем и слушали дождь. Андрей сказал:
— А ведь раньше бы я уже с ума сходил: капает с подоконника, надо срочно герметиком, потом — замазать угол, потом…
Ольга рассмеялась:
— А теперь?
— А теперь — просто хорошо, что ты рядом. Пусть хоть потоп. Главное — мы вместе.
Она кивнула и прижалась к его плечу. А за окном снова начиналась весна.