У моей знакомой сын долго не начинал говорить. Почти три года малышу исполнилось, а он ни «бу-бу», ни «ма-ма», ни «па-па» — ничего вразумительного. Молчит как партизан и всё тут. А ведь в этом возрасте дети уже целыми предложениями болтают, вопросы задают без умолку.
Родители места себе не находили. Возили по врачам, обследовали со всех сторон — и слух проверяли, и мозг просвечивали, и анализы всевозможные сдавали. Таскали к логопедам и психологам, к дефектологам и неврологам. Денег потратили — не счесть. А толку никакого. Один врач говорит: «Подождите, заговорит». Другой качает головой: «Надо срочно лечить». Третий и вовсе руками разводит: «Не знаю, что и сказать».
Мальчик вроде бы всё понимал — если попросить принести игрушку, принесёт именно ту, что нужно. Скажешь «иди кушать» — идёт на кухню. «Пора спать» — тащит пижаму. А сам — ни слова. Только мычит что-то невразумительное да показывает пальцем.
Совсем отчаялись родители. Знакомая моя даже плакать начала — думала, что с ребёнком что-то серьёзное не так. Муж её тоже сильно переживал, хотя и виду не показывал.
И вот решили они летом поехать в село к прадеду. Старик жил один в деревне, всё хозяйство сам вёл, хотя уже под девяносто разменял. Характер у него был крутой — фронтовик, всю жизнь в колхозе проработал. Говорил всегда прямо, что думал, без обиняков.
Приехали они в июле, когда самая огородная страда. Знакомая моя с первого же дня принялась бабушке помогать — грядки полоть, овощи поливать, ягоды собирать. Работы в деревне всегда много, особенно летом.
В один из дней особенно жарко было. Знакомая с утра до вечера в огороде возилась вместе с бабушкой — помидоры подвязывали, огурцы собирали, сорняки выпалывали. А малыша оставили в доме с прадедом — в тени прохладнее, да и старику веселее с внуком.
К вечеру совсем выбилась из сил моя знакомая. Заходит в дом попить чаю, немного перевести дух перед ужином. И вдруг слышит из комнаты знакомый прадедов густой бас:
— Твою дивизию!
Удивилась она — с кем это дед ругается? А тут же тоненький детский голосок вторит, да ещё как чётко, по слогам:
— Твою ди-ви-зи-ю, пра-де-да!
Знакомая чуть со стула не упала. Думала, что ослышалась. Стоит, чашку в руках держит, а сама не верит своим ушам.
— Вот чёрт полосатый! — снова басит прадед.
— Вот чёрт по-ло-са-тый! — старательно повторяет малыш.
Тут уж знакомая поняла, что не привиделось. Тихонько подкрадывается к двери, заглядывает в комнату, а там картина маслом: прадед лежит на кровати, у него на животе сидит её «молчун» и с самым счастливым видом, хохоча, за дедом повторяет — и так распротак, и этак растак-тарак, и туда его в качель, и сюда его в горочку, и через коромысло...
Уж не буду я тут весь прадедов лексикон приводить — и так всё понятно. Словарный запас у старого фронтовика был обширный и красочный. А мальчишка всё схватывал на лету и произносил с такой дикцией, что любой логопед бы позавидовал.
Стоит знакомая в дверях, глаза на лоб полезли. В голове не укладывается — сын, который три года молчал как рыба, вдруг заговорил, да ещё как! Произносит слова чётко, интонации правильные ставит, даже ударения не путает.
Прадед её заметил, повернул голову:
— А, пришла? Слышишь, как внук-то разговорился?
— Дедушка, — только и смогла выдавить знакомая, — он же...
— Что «он же»? — перебил старик. — Нормально говорит. Лучше многих взрослых.
— Но он три года молчал!
— Дура ты, — спокойно так дед ей говорит, даже не поднимаясь с кровати. — Ему настоящие мужичьи слова надо было говорить, а не ваши эти пусеньки-бусеньки! Вот услышал нормальную речь и заговорил! Мужик должен мужицким языком разговаривать, а не чирикать как воробей.
— Но дедушка, — попыталась возразить знакомая, — он же такие слова говорит...
— И что с того? — махнул рукой прадед. — Слово что, зубы ломает? Зато честно говорит, от души. А ваши «ути-пути» — это вообще не язык, а какая-то белиберда. Вот он и не хотел на этой белиберде разговаривать.
Мальчишка тем временем слез с дедовского живота, подбежал к маме:
— Мама, а прадеда говорит: «Твою дивизию!» А ещё говорит: «Чёрт полосатый!» Это хорошие слова?
Знакомая не знала, что ответить. С одной стороны, радость — сын заговорил! С другой — ужас: что теперь делать с его словарным запасом?
— Сынок, — осторожно начала она, — эти слова... они особенные. Их говорят только взрослые мужчины, и только когда очень сердятся.
— А я не взрослый? — удивился мальчик.
— Нет, ты ещё маленький.
— А когда я вырасту, буду говорить как прадеда?
— Посмотрим, — уклончиво ответила мать.
Прадед с кровати хмыкнул:
— Вырастет — сам разберётся, что где говорить. Главное, что язык развязался. А то думал уже, что внук немой родился.
С того дня мальчик заговорил как заведённый. Конечно, пришлось родителям потрудиться, чтобы скорректировать его словарь. Но дело пошло на лад — раз уж речевой аппарат заработал, то и обычные слова он стал осваивать быстро.
Прадед, кстати, после этого случая стал при внуке выражаться значительно осторожнее. Видно, понял, что мальчишка всё как губка впитывает.
Сейчас этот бывший «молчун» уже вырос, институт закончил, работает в солидной фирме. Проблем с речью у него, насколько я знаю, нет никаких. Говорит грамотно, красиво. Мало того, крепкие выражения при людях он вообще не употребляет. Культурный стал парень, интеллигентный. Прямо пусеньки-бусеньки — не то что прадед был в своё время.
А знакомая моя теперь всегда эту историю вспоминает, когда слышит о детях с задержкой речи. Говорит: «Может, им просто неинтересно то, что взрослые говорят?»
Автор: Елена Стриж ©