— Убери это немедленно.
Голос свекрови, Тамары Павловны, прозвучал за спиной так внезапно, что я вздрогнула.
Я как раз заканчивала выкладывать на блюдо канапе с икрой — крошечные, идеально ровные.
Праздничный гул доносился из гостиной, смех мужа, звяканье бокалов. Здесь, на кухне, мы были одни.
— Что убрать, Тамара Павловна? — я обернулась, стараясь, чтобы улыбка не выглядела натянутой.
Она смерила блюдо презрительным взглядом, от которого икра, казалось, съежилась.
— Вот это всё. Ты что, не знаешь, что у Андрюши аллергия на морепродукты обостряется от алкоголя? Хочешь, чтобы он праздник в больнице закончил?
Кровь медленно отхлынула от лица.
— Какая аллергия? Он вчера устриц ел в ресторане, и ничего.
Свекровь картинно вздохнула, словно я была не просто глупой, а безнадежно глупой.
— Вчера — это вчера. А сегодня его организм ослаблен. Я же мать, я лучше чувствую. Или ты со мной спорить будешь?
Она говорила это своим фирменным тоном — вкрадчивым, почти заботливым. Таким, что любой, кто услышал бы нас сейчас, решил бы, что она печется о сыне, а я — упрямая невестка.
Но я-то знала истинную цену этим словам. Каждый праздник, будь то Новый год, его день рождения или дурацкая Масленица, превращался в мой личный ад.
Всё начиналось с мелочей, невинных уколов, которые никто, кроме меня, не замечал.
Она могла поправить мне прическу, шепнув на ухо: «Волосы какие-то тусклые, тебе бы витаминов попить, а то совсем вид нездоровый».
Или, расхваливая мои кулинарные таланты гостям, добавить: «Надо же, как старается девочка. Не всё, конечно, получается, но главное — усердие».
Сначала я пыталась ей угодить. Перепробовала сотни рецептов, выбирала подарки за несколько месяцев, училась поддерживать светские беседы с её подругами.
Всё было тщетно. Чем больше я старалась, тем изощрённее становились её нападки.
— Я не буду с вами спорить, — ровно ответила я и взяла блюдо. — Что тогда поставить на стол?
— А ничего. Хватит с них и того, что есть. И так стол ломится от твоей стряпни, — она скривила губы. — Лишь бы продукты переводить.
Она развернулась и вышла из кухни, оставив за собой шлейф дорогих духов и звенящую пустоту.
Я смотрела на идеальные канапе в своих руках. Руки слегка дрожали. Дело было не в аллергии, которой у Андрея отродясь не было.
Дело было в том, чтобы в очередной раз показать мне мое место. Чтобы я знала, что на этом празднике жизни я — лишь временное и крайне неудачное приложение к её сыну.
Я глубоко вздохнула, пытаясь унять подступающий к горлу комок. В гостиной кто-то громко засмеялся. Муж.
Он сидел там, счастливый и беззаботный, даже не подозревая о маленькой войне, которая разворачивается в его тылу на каждой семейной встрече. Я вдруг с какой-то отстраненной ясностью поняла, что больше так не могу.
Что каждый этот «праздник» выжигает во мне что-то важное, превращая меня в дерганого, вечно оправдывающегося зверька.
Я поставила блюдо на стол. Пальцы больше не дрожали. Внутри что-то щелкнуло, твердо и бесповоротно. Хватит. Этот вечер должен закончиться иначе.
***
Я вернулась в гостиную, стараясь дышать ровно. Лицо горело, словно мне влепили пощечину, но я заставила себя улыбнуться, заметив вопросительный взгляд мужа.
— А где канапе? — спросил Андрей, когда я села рядом с ним на диван.
— Решила, что не стоит, — я пожала плечами, чувствуя на себе игольчатый взгляд свекрови с другого конца стола.
Она сидела с видом полного удовлетворения, как полководец, только что выигравший незначительное, но приятное сражение.
Разговор за столом тек своим чередом. Обсуждали чью-то новую машину, рост цен, предстоящий отпуск.
— А вы, молодые, куда летом? — спросила тетя Лена, дальняя родственница.
— Мы вот думаем на море, в Италию, — с воодушевлением начал Андрей. — Помните, я рассказывал про тот городок на побережье?
— Ой, какую Италию, — тут же вмешалась Тамара Павловна, её голос сочился фальшивой заботой. — Анечке же нельзя на такое активное солнце. У неё кожа слабенькая, вся пигментными пятнами пойдет.
Я ощутила, как все взгляды обратились ко мне. Раньше я бы промямлила что-то невнятное и опустила глаза. Но не сегодня.
— Спасибо за беспокойство, Тамара Павловна, — я отчетливо произнесла каждое слово, глядя прямо на неё. — Но я как-нибудь справлюсь с помощью крема с высоким уровнем защиты. Мы уже и отель забронировали.
Повисла короткая, напряженная пауза. Свекровь явно не ожидала прямого отпора. Её брови удивленно поползли вверх, а улыбка стала жесткой.
— Уже забронировали? — переспросила она, теперь обращаясь исключительно к сыну. — Андрюша, то есть ты даже не подумал, что матери помощь нужна будет? Я рассчитывала, что ты мне веранду летом перекроешь.
Андрей замялся. Он ненавидел эти моменты, когда его разрывали на части.
— Мам, ну мы же можем на выходных приехать…
— На выходных! — всплеснула руками Тамара Павловна. — Что можно успеть за два дня? Я старею, мне тяжело одной!
Она играла свою лучшую роль — роль жертвы. Роль, которую все присутствующие знали и которой привыкли сочувствовать.
Я видела, как по лицу мужа скользнула тень вины. Он был готов сдаться.
И тогда я сделала шаг вперед.
— Андрей, а ведь мама права, — сказала я мягко, но так, чтобы слышали все. Я взяла его за руку, ощущая, какой холодной стала его кожа.
— Её здоровье важнее любого отпуска. Давай всё отменим. Ты проведешь лето с мамой, поможешь ей с верандой, с огородом. Это твой сыновий долг.
Я сделала паузу, обводя гостей спокойным взглядом.
— А я, чтобы тебе не мешать, съезжу куда-нибудь одна. В ту же Италию. Отдохну за двоих.
За столом стало необычайно тихо. Кто-то кашлянул. Тетя Лена поспешно отхлебнула из бокала, пряча глаза.
Мой ход был настолько неожиданным, что разрушил весь её спектакль. Я не просто защитилась — я выставила её манипуляцию на всеобщее обозрение, обернув её же оружие против неё.
Лицо Тамары Павловны медленно наливалось багровым. В её глазах плескалась неприкрытая ярость.
Она смотрела на меня так, будто я только что совершила предательство государственного масштаба.
Андрей сидел с открытым ртом, переводя взгляд с меня на мать, и, кажется, впервые по-настоящему осознавал, что именно происходит между нами.
***
Андрей медленно повернул голову и посмотрел на меня. В его глазах больше не было растерянности — там проступало что-то новое, твердое.
Он наконец-то увидел всё: нелепость требований матери, моё отчаяние, скрытое за сарказмом, и всю токсичность этих семейных сборищ.
— Ты что такое несешь? — прошипела Тамара Павловна, её лицо исказилось. — Семью разрушить хочешь? Сына против матери настроить?
Она обвела гостей взглядом, ища поддержки, но встретила лишь опущенные глаза и неловкое переминание на стульях. Её магия развеялась. Маска заботливой матери и свекрови треснула, обнажив гримасу эгоизма.
— Мама, хватит, — голос Андрея прозвучал непривычно властно. Он отпустил мою руку и выпрямился, создавая между нами и своей матерью невидимую стену. — Аня никого не настраивает.
Она просто устала. Я устал.
Он посмотрел на мать в упор.
— Мы поедем в отпуск. Вместе. А с верандой я тебе помогу, но когда мы сами это решим, а не когда ты поставишь нас перед фактом за праздничным столом.
Твои просьбы давно превратились в ультиматумы, и это ненормально.
Воздух в комнате, казалось, сгустился. Тамара Павловна открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба, но слов не находилось. Она потерпела сокрушительное поражение на глазах у своей свиты.
Тогда я решила закончить это раз и навсегда. Я встала, потянув за собой Андрея.
— Мы, пожалуй, пойдем, — мой голос звучал спокойно, но в нём не было и тени прежней покорности.
Я обратилась напрямую к свекрови, игнорируя остальных. — Тамара Павловна, я долго пыталась заслужить ваше расположение.
Но каждый праздник вы превращали для меня в пытку. Я больше не буду в этом участвовать.
Я сделала короткую паузу, давая словам впитаться.
— С этого дня вы либо общаетесь со мной с уважением — как с женщиной, которую выбрал ваш сын. Либо наши с вами встречи станут крайне редкими. Выбор за вами.
Не дожидаясь ответа, мы развернулись и пошли к выходу. Никто не попытался нас остановить.
Уже в прихожей, накидывая пальто, я почувствовала, как спадает с плеч многолетнее напряжение. Я дышала полной грудью, и воздух казался удивительно свежим.
Когда за нами закрылась входная дверь, Андрей крепко сжал мою руку.
— Прости, — сказал он глухо. — Прости, что я был таким слепцом.
Я посмотрела на него и впервые за долгое время улыбнулась по-настоящему, искренне.
— Главное, что ты прозрел.
Мы вышли на улицу. Праздник остался за спиной, в душной квартире, полной невысказанных обид.
А впереди была наша собственная жизнь, в которой правила теперь будем устанавливать мы. И это было лучшее чувство на свете.
Чувство выстраданной, но от этого еще более сладкой победы.
Читайте от меня:
Напишите, что вы думаете об этой истории! Мне будет очень приятно!
Если вам понравилось, поставьте лайк и подпишитесь на канал. С вами был Джесси Джеймс.