Следующие пару недель трудилась душой и телом — причём обе изрядно удивились такому энтузиазму.
Теперь я знала, почему лес казался таким ухоженным — над ним реально вкалывали. Каждое дерево чуть ли не на учёте, каждая ягодка под присмотром. Ветки складывались в строго отведённом месте — чтобы потом люди из поселка могли прийти и забрать. Никто тут ничего зря не ломал и не бросал. Всё шло в дело. Даже шишки.
Я теперь тоже была частью этого странного коллектива. Настоящая ведьма-стажёр. В моей бригаде трудились белки, несколько куниц и пятеро странных существ из веточек — их про себя нумеровала. Словами они не пользовались, но взгляды у них были выразительные. Особенно когда смотрели на Лешего — с той самой смесью ненависти и обречённости, которой обычно смотрят на начальника отдела, пообещавшего «в пятницу точно без переработок». Платили нам, к слову, не особо. Вернее, совсем не платили. От слова «спасибо» у веточных, кажется, начинали шелестеть щёки.
Справедливости ради, Леший работал не меньше. Лес у него огромный: и реки, и поляны, и озёра, и чащобы. Как только сходил снег — начиналась «жара», и до первых морозов. А вот Коренька, между прочим, отдыхал за всех. Спал, ел, снова спал. Иногда ворчал во сне. Иногда — ел во сне. Я даже немного завидовала.
Пару дней Леший ходил загадочный, с улыбкой на лице, как у человека, который знает, где зарыт клад. А сегодня вообще расцвёл. Буквально. У него на голове распустились цветочки. Мелкие, весёлые, с запахом бузины.
— Что случилось? — не выдержала я.
— Да так… — загадочно протянул он. — радость у нас. Новенький.
Оказалось, уже несколько лет как старый лесник «почил», а нового всё никак не присылали. Леший ждал год, ждал два, потом плюнул и через знакомых ведьм «устроил» одного паренька (толи просто поколдовали, толи была взятка, не слишком поняла). Только выпустился из института, но не простой — с багажом. Магическим.
И мы отправились знакомиться. Я — в роли любопытства, Корень — в роли отставного генерала, Леший — как дипломат с грибной ноткой в характере.
— Маг? — спросила, когда мы свернули с тропы.
— Был. Или думал, что был, — отозвался Леший. — А теперь вот… посмотрим.
Дом стоял на самой окраине. Ни избушка, ни хижина — что-то среднее между убежищем и теплицей. Крыша из мха, стены — частично живые, переплетённые ветвями. У крыльца — травы на просушке, вязанки хвороста, миски для птиц и деревянная лиса. А рядом — он. Молодой мужчина в рубашке цвета хаки, с простым лицом. Когда увидел меня — дёрнулся.
Словно вспомнил. Или узнал.
— Ты, — выдохнул он.
Шагнула ближе. И сразу поняла: это он. Мальчик из сна. Только взрослый. Без слёз, но с той же глубиной в глазах.
— Ты… помнишь? — прошептала.
Он кивнул.
— Сначала думал — приснилось. Потом — что с ума сошёл. А потом лес стал меняться. Сны ушли. Осталась ты…
— Нина, — сказала я.
— А я Егор.
Мы стояли под закатным солнцем, и наше молчание было не тяжёлым, а как плед — мягким и тёплым.
— А магию… правда бросил? — спросила уже вечером, у костра.
Табуретки, на которых мы сидели, явно мастерили белки — всё криво, но держится.
— Не совсем, — пожал плечами Егор. — Я её не использую. Но слышу. Иногда снится, как трава поёт. Камни спорят. Просто не вмешиваюсь. Чиню лес. Подкладываю птицам солому, прикрываю норы от дождя. Это тоже магия. Просто тихая.
— Мне кажется, ты не бросил её. Ты ею стал.
Он улыбнулся — будто впервые за долгое время. Осторожно, как будто проверял, не сломалось ли внутри что-то.
— А ты ведьма?
— Учусь. Иногда даже не пугаюсь, когда случайно попадаю в чужие сны.
— Мне тогда помогла, — сказал он. — После того сна стало легче. Спасибо.
— А ты мне напомнил, зачем вообще всё это делаю. Чтобы в чьём-то лесу стало светлее.
Корень подозрительно быстро тёрся о его ногу.
— Он хочет, чтобы ты нас угостил, — пояснила.
Егор пошёл внутрь. А я осталась сидеть и смотреть, как солнце тонет в чащобе. Лес вокруг будто знал, что здесь не просто встреча. Что-то сдвинулось. Открылась ещё одна тропа. Не Тень-лист и не Переходная мята. А тропа между сердцем и сердцем.
Егор вернулся с настоем малины и липы, мы сидели до самой ночи. Говорили мало. Слушали не высказанное. Даже не заметили, когда исчез леший. А когда я встала уходить, он только сказал:
— Если что — заходи. Даже без магии. Просто…
— А ты ко мне. Даже с магией. Просто.
И впервые за долгое время мне стало немного нестрашно от того, что можно кому-то нравиться.
***
На следующий день вернулась. Не потому что надо — а потому что тянуло.
Лес будто потянул за рукав. Егор встретил молча. Только кивнул.
Но взгляд — мягкий. Из серии «рад, но не признаюсь». Он вообще не торопил. Даже время.
— Пойдёшь со мной? — спросил. — Лиса подлечить надо.
— Конечно.
Мы шли глубже в лес, туда, где деревья перестают быть фоном и становятся личностями. Корень бежал вперёд, будто знал маршрут.
— Маленький лис, — пояснил Егор.
— Не рыжий, болотный. Попал в капкан. Кто-то до сих пор ставит их… — он сжал кулаки. — Спас, но хромает. Душа болит.
Он лежал в гнезде из листьев. Маленький комочек боли с умными глазами. Захотелось плакать. И бить кого-нибудь капканом по лбу.
— Я попробую помочь.
Достала Тень-лист. Почти прозрачный, тонкий, но живой. Приложила ко лбу лисёнка — и увидела его страх. Как капкан сжимается. Как внутри всё замолкает.
— Он боится, что его снова бросят.
— Знаю это чувство, — прошептал Егор. — Когда думаешь, что даже если кто-то рядом — всё равно уйдёт. Потому что «не такой».
— Я боялась, — призналась. — но есть те, кто не ушел. Кто протянул руку помощи и поддержал.
— И я не уйду, — сказал он. — И от лисенка тоже.
Мы сидели, пока лисёнок не положил мордочку мне на ладонь. Он мурлыкал. Его глазки стали яснее. Боль отступала. Рану аккуратно еще раз обработали и забинтовали.
— Всё, малыш, — прошептала я. — Ты теперь не один.
Когда мы втроем, с лисенком, возвращались к дому, Егор вдруг спросил:
— А ты не боишься, что слишком привяжешься?
— Боюсь, — честно ответила я. — Но больше боюсь не попробовать.
Он ничего не сказал. Только слегка коснулся моих пальцев — и оставил их в покое. Но это было как обещание: не торопиться, не ломать. Быть рядом, пока можно. А может, и дольше.
Вечером у костра было уютно. Егор молча кинул мне плед, налил чай. Пахло зверобоем и дымом.
— А почему ты ушёл от магии?
Он задумался.
— Не совсем ушёл. Скорее… спрятался. Магия не всегда справедлива. Особенно если ты ребёнок, а взрослые боятся твоих снов.
Я кивнула. Всё правильно.
— А теперь?
Он посмотрел на меня.
— А теперь ты пришла. И всё снова дышит.
Он коснулся моей ладони. Просто. Без лишнего. И этого хватило.
И, конечно, тут появился Леший. С видом, будто застукал нас за поцелуями, хотя максимум — под одним пледом.
— Ага, вот вы где. Сердечки на берёзах вырезаете?
— У нас тут глубокий разговор, — буркнула я. — Про травмы и смысл жизни.
— Ага, а плед, чай и звёзды — чисто побочный эффект, — хмыкнул Леший. — Только помни, ведьминка: даже чувства — это магия. Самая древняя. Та, которой и руны боятся.
Он поставил чашку, подмигнул и исчез, насвистывая что-то про «влюблённых ёжиков».