Казалось бы, что тут такого – собака за стенкой лает? Обычное дело в многоэтажке. Но когда лай превращается в отчаянный вой... Это уже совсем другая история.
Ирина Павловна из сорок второй квартиры терпела всю ночь. Всю ночь слушала, как за стенкой заходится лаем Рекс — огромный немец Тамары Ивановны.
— Да что ж это такое! — шипела она мужу, — сколько же можно?
Муж только вздыхал.
Сначала Ирина Павловна просто стучала по батарее. Потом — в дверь соседки. Потом начала ходить по соседям, собирать подписи под жалобой.
— Невозможно же так жить! — возмущалась она перед Семёновыми с третьего этажа. — У нас тут не питомник, а жилой дом!
Семёновы кивали, расписывались. Кто ж будет спорить с Ириной Павловной?
Вызвала участкового. Тот пришел, постучал в дверь к Тамаре Ивановне, получал невнятные объяснения про «хозяйки нет» и ушел ни с чем.
— Штрафовать надо! — требовала Ирина Павловна. — До тысячи рублей поднимать!
Участковый только плечами пожал. Мол, старушка она, одинокая...
А лай всё не стихал. Более того — становился каким-то... отчаянным что ли. Будто собака не просто скучала, а звала на помощь.
Артём из сорок первой это первым заметил. Жил он через стенку от Тамары Ивановны, слышал каждый звук.
— Слушайте, — сказал он как-то Ирине Павловне в подъезде. — А может, с ней что-то случилось? Моя бабушка раньше с ней дружила, рассказывала — женщина хорошая...
— Хорошая! — фыркнула Ирина Павловна. — Если б хорошая была, собаку бы воспитала!
— Да нет, я серьёзно говорю. Может, позвонить ей? Узнать, как дела?
— Хочешь — иди сам разбирайся! — отрезала Ирина Павловна. — А мы участкового ещё раз вызовем.
Артём хотел что-то возразить, но женщина уже стучала каблуками по ступенькам наверх.
А лай между тем становился всё громче.
Всё отчаяннее.
Когда тишина страшнее крика
Прошел день. И вдруг... тишина.
Ирина Павловна сначала обрадовалась:
— Наконец-то! Видимо, до старухи дошло наконец.
Но радость длилась недолго. Что-то в этой тишине было... неправильное.
Артём тоже почувствовал. В сорок третьей квартире не было слышно вообще ничего. Ни шагов, ни телевизора, ни даже скрипа половиц. А ведь Тамара Ивановна всегда рано вставала, гремела на кухне посудой.
— Слушай, — сказал он жене за завтраком. — А когда ты последний раз Тамару Ивановну видела?
Лена задумалась: — Да дня три назад, наверное... А что?
— Не знаю. Странно как-то.
Попытка достучаться
Вечером Артём решился. Подошёл к двери сорок третьей, постучал.
Тишина.
Постучал сильнее:
— Тамара Ивановна! Это Артём из сорок первой!
Молчание. Даже собака не откликается.
— Тамара Ивановна, вы как там? Может, помощь нужна?
Ничего.
Артём достал телефон, набрал номер — у него где-то была записка с телефоном соседки. Нашёл в записной книжке.
Длинные гудки. Никто не берёт трубку.
— Чёрт... — пробормотал Артём.
Он спустился к Ирине Павловне, рассказал о своих подозрениях.
— Ну и что теперь? — пожала плечами женщина. — Может, уехала куда. На дачу там, к родственникам...
— С собакой? В феврале?
— А я откуда знаю! — раздражённо ответила Ирина Павловна. — Мне главное — тишина наконец!
Но и она, видимо, чувствовала неладное. Потому что уже на следующий день сама вызвала участкового.
Вскрытие
Приехали они втроём — участковый Петров, слесарь аварийной службы и Ирина Павловна как инициатор вызова.
Артём тоже спустился — не мог остаться в стороне.
— Так, — сказал участковый, постучав в дверь. — Тамара Ивановна Коломийцева! Откройте, полиция!
Тишина.
— Будем вскрывать, — решил Петров.
Слесарь принялся за замки. Дверь поддалась не сразу — старая, советская, крепкая.
И вот она открылась...
Первое, что ударило — запах. Тяжёлый, удушливый. Смесь лекарств, прелости и... чего-то ещё.
— Господи... — прошептала Ирина Павловна, зажав нос рукой.
Участковый включил фонарик телефона, шагнул в прихожую: — Тамара Ивановна!
Из глубины квартиры донёсся слабый скулёж.
То, что увидели в квартире
В комнате было темно — шторы задёрнуты, лампочка не горела. Участковый нащупал выключатель.
Тамара Ивановна лежала на полу возле кровати. Неподвижно. Рядом — огромная овчарка, которая с трудом подняла голову на звук шагов.
— Жива! — выдохнул участковый, присев возле женщины. — Дышит... еле-еле, но дышит.
Артём обошёл комнату взглядом и ахнул. Дверь в квартиру была... изгрызена изнутри. Внизу — глубокие царапины от когтей. Повсюду следы крови.
— Он пытался выбраться... — прошептал Артём. — Понимаете? Рекс пытался прогрызть дверь, чтобы позвать на помощь!
Лапы у собаки были в засохшей крови. Морда тоже. Рядом с ним — пустая миска. И ещё одна, с остатками воды.
Ирина Павловна стояла в дверях, не решаясь войти.
— Скорую вызывайте! — распорядился участковый. — Быстро!
Правда в деталях
Пока ждали медиков, они осмотрели квартиру. Картина складывалась печальная.
Холодильник практически пустой — только просроченный кефир и засохший хлеб. В ванной — гора грязного белья. На тумбочке — россыпь лекарств, все с истёкшим сроком годности.
А на кухонном столе — письмо. Недописанное, в конверте без адреса.
Артём прочитал первые строки:
"Серёжа, сынок! Пишу тебе в который раз, а отправить всё не решаюсь. Стыдно просить, но совсем тяжело стало... Рекс хоть компанию составляет, а то бы совсем с ума сошла от одиночества..."
— Она писала сыну... — тихо сказал Артём. — Просила помощи, но не решалась отправить.
Ирина Павловна подошла, заглянула через плечо: — Какая же я... — начала она и не смогла закончить.
В глазах у неё стояли слёзы.
Приезд скорой
Медики работали быстро и молча. Тамару Ивановну увезли на носилках — без сознания, но живая.
— Инсульт, — сказал один из врачей участковому. — Давний. Дня два назад случился, не меньше. Если бы ещё день помедлили...
Он не договорил, но всем было понятно.
Рекса пришлось уговаривать идти с ними. Собака не хотела покидать хозяйку, скулила, пыталась проследовать за носилками.
— Я... я заберу его временно, — неожиданно сказал Артём. — Пока она в больнице.
Участковый кивнул:
— Правильно. А то в приют придётся сдавать.
Ирина Павловна всё это время молчала. Стояла посреди разорённой квартиры и смотрела на кровавые царапины на двери.
— Он же пытался... — прошептала она. — Он же звал нас на помощь... А мы... мы только жаловались...
В больничных коридорах
Городская больница номер семь. Третий этаж.
Артём шёл по длинному коридору, пахнущему хлоркой и безнадёжностью. В руках — пакет с яблоками и термос с бульоном, который приготовила жена.
— Можно к Коломийцевой Тамаре Ивановне? — спросил он медсестру.
— А вы кто ей? — недоверчиво посмотрела та.
— Сосед. Больше некому...
Медсестра кивнула:
— Палата двенадцать. Только она ещё слабая очень. Говорить толком не может.
Артём постучал в приоткрытую дверь, заглянул внутрь. Тамара Ивановна лежала у окна — маленькая, съёжившаяся, будто уменьшилась в два раза.
— Здравствуйте... — тихо сказал он.
Женщина повернула голову. Левая сторона лица была неподвижна, но глаза... В глазах была такая благодарность, что Артёму стало жарко.
— Рекс... — с трудом выговорила она. — Как... Рекс?
— Всё хорошо. У меня пока живёт. Ест нормально, на прогулки ходим. Беспокоится только, хозяйку ищет.
Тамара Ивановна заплакала. Тихо, безззвучно.
Неожиданная встреча
На следующий день Артём снова шёл в больницу. И в лифте столкнулся с Ириной Павловной.
Она выглядела растерянно. Совсем не как обычно — не как грозная управдомша, способная поставить на место кого угодно.
— Вы... к ней? — спросил Артём.
Ирина Павловна кивнула, не поднимая глаз:
— Не знаю только, что сказать. Как в глаза смотреть...
Они поднялись вместе. Молча.
У палаты Ирина Павловна остановилась:
— Артём, а может... может, не надо? Что я ей скажу?
— Скажете правду, — просто ответил Артём. — Она поймёт.
Прощение
Тамара Ивановна увидела Ирину Павловну и... улыбнулась. Кривовато, одной стороной лица, но всё-таки улыбнулась.
— Спасибо, — выдавила она. — Что пришли...
Ирина Павловна стояла как вкопанная.
— Тамара Ивановна, я не знаю, как... — начала она и вдруг расплакалась. — Господи, что же я наделала! Я ведь хотела участкового на вас натравить! Штрафовать! А вы там, а вы там лежали...
— Не плачьте... — слабо сказала Тамара Ивановна. — Хорошо, что... пришли. Я так боялась умереть одна. И Рекс…
И тут Ирина Павловна разрыдалась по-настоящему. Впервые в жизни — перед чужим человеком. Села на стул возле кровати, зарыла лицо в ладони и плакала, плакала...
— Рекс, он же звал на помощь, — всхлипывала она. — А я думала, я думала, он просто...
— Он умница, — прошептала Тамара Ивановна. — Понимал, что плохо мне. Пытался дверь сломать. Людей позвать...
Вот так всегда бывает — мы думаем одно, а оказывается совсем другое.
Откровения
— Знаете, — сказала Тамара Ивановна, когда Ирина Павловна немного успокоилась, — я сыну... письма писала. Много писала... А отправить... не решалась.
— Почему? — спросил Артём.
— Стыдно было... Он у меня... успешный. Бизнесом занимается... в Москве. А я... что я? Старая, больная... Зачем ему такая обуза?
Ирина Павловна вытерла глаза: — Да как вы можете так говорить! Вы же мать! Для сына мать никогда не обуза!
— Легко сказать... — вздохнула Тамара Ивановна. — Он последний раз... года три назад приезжал. На день рождения. Привёз подарки... деньги оставил... И уехал. А мне... мне не деньги нужны были. Мне нужно было... чтобы просто посидел. Чай попил... О жизни поговорил...
Артём сел на край кровати:
— Тамара Ивановна, а письма-то где? Те, что не отправили?
— Дома... в столе. В левом ящике...
— Я схожу, принесу, — решил Артём. — И отправим. Обязательно отправим.
Врачебный приговор
В коридоре их поджидал лечащий врач.
— Вы родственники? — спросил он.
— Соседи, — ответил Артём.
— Понятно... — вздохнул доктор. — Слушайте, я должен вас предупредить. У неё серьёзные нарушения. Левая сторона парализована частично. Восстановление будет долгим... если вообще будет.
— То есть? — не поняла Ирина Павловна.
— То есть домой она пока не вернётся. Нужна реабилитация, постоянный уход... Есть специальные центры, но они платные. А пенсия у неё... Пока побудет у нас.
Врач развёл руками.
— Если бы вы раньше её нашли, — продолжил он, — последствия были бы гораздо легче. Мозг, он же не железный. Каждый час промедления — это...
Он не договорил. И так всё было понятно.
Письмо дошло
А потом случилось то, чего Тамара Ивановна не ожидала.
Приехал сын.
Артём как раз навещал её, когда в палату ворвался мужчина лет сорока — взъерошенный, в дорогом пальто, с красными от слёз глазами.
— Мама! — он бросился к кровати. — Мама, что же ты... почему не позвонила сразу?
Тамара Ивановна плакала и гладила его по голове, как маленького:
— Серёжа... Серёженька мой...
— Я же не знал! — всхлипывал сын. — Получил твоё письмо только вчера! Секретарша в отпуске была, почта скопилась... Господи, если бы я знал!
Артём тихонько вышел из палаты. Не его это было дело — семейные разборки.
А через час сын Тамары Ивановны нашёл его в коридоре:
— Вы... вы же тот сосед, который маму спас?
— Мы все её спасли, — честно ответил Артём. — Я, Ирина Павловна... Рекс, в конце концов.
— Как я могу вас отблагодарить?
— Просто приезжайте почаще. Ей больше ничего не нужно.
Возвращение домой
К лету Тамара Ивановна вернулась домой. Ходила с палочкой, левая рука работала плохо, но главное — она была жива.
И не одна.
Сын решил переехать из Москвы. Открыл филиал своей фирмы в городе, снял квартиру в их же доме — этажом выше.
— Хватит мне метаться, — объяснил он Артёму. — Понял наконец, что важно в жизни.
Рекс, вернувшись к хозяйке, первую неделю от неё не отходил ни на шаг. Спал возле кровати, ел только когда она рядом. Будто боялся, что опять что-то случится.
Он больше не беспокоит соседей лаем. Изредка гавкнет — просто так, от собачьей радости.
И соседи теперь не жалуются.