Жил-был я, Семён Семёныч, человек, в общем-то, добрый и к искусству неравнодушный. Жил я этажом ниже соседа, гражданина, по моим предположениям, либо страстного любителя чечётки, либо содержателя небольшого стада слонов в однокомнатной квартире. Каждый вечер, ровно в девять, начиналось представление: топот, грохот, звон посуды – как будто там не жизнь, а непрерывная эвакуация при пожаре.
Я, как человек культурный, терпел. Терпел неделю. Терпел две. Потом, признаться, терпение моё лопнуло, как старый башмак. Стал я применять научный метод воздействия: стучал батареей отопления этакой мелодичной дробью. Безрезультатно. Тогда перешел к методу визуального внушения – писал записки вежливые, но назидательные: "Уважаемый сосед! Не сочтите за труд, прикрутите, так сказать, тапки к полу, ибо акустика у нас общая, как говорится". Ответом мне был лишь усиленный топот, будто там мамонт, попавший в капкан, отбивался от охотников.
Зрело во мне негодование праведное. Уже рисовал в уме картины героического похода наверх с ломом (разумеется, метафорическим, я же интеллигент!). И вот, однажды, спускаюсь я по лестнице, весь в благородном гневе, а навстречу – сосед. И что же я вижу? А вижу я гражданина, опирающегося на костыли, с ногой в гипсе, размером с хорошую дубину! Лицо его выражало муку неимоверную и некоторое смущение.
– Здравствуйте, – бубню я, ошеломленный.
– Доброго здоровья, – кряхтит он, спускаясь со ступеньки на ступеньку, как альпинист на Эвересте. – Извините уж ради бога за шум… С ногой этой проклятой… Каждый шаг – как прыжок в бездну. А упадешь – встать без посторонней помощи – задача для циркача.
Тут-то меня, Семёна Семёныча, и осенило, как лучом прожектора в темном переулке. Весь мой праведный гнев испарился, как спирт на раскаленной сковородке. Вместо него налилось в душу нечто теплое и неловкое – стыд, смешанный с внезапным пониманием. Да это же не он топал! Это гипс его топал! И костыли! И боль неимоверная! А я-то, дурак, воображал себе танцы и слоновник!
Поддержал я его под локоть, помог спуститься. Разговорились. Оказалось, гражданин свалился с лестницы на работе. И теперь каждый поход на кухню – подвиг Геракла. С тех пор топот сверху я слышал, но уже не злился. Наоборот, представлял, как он, бедолага, на одной ноге скачет, как кенгуру несчастная, и сочувствие во мне шевелилось, как живое. Даже пару раз заносил ему молока, когда видел, что спускаться ему совсем тяжко. Отношения, можно сказать, наладились. Без швабры и лома.
Мораль (глубоко-абсурдная, как и положено):
Вот так, граждане, эмпатия – штука хитрая. Со стороны кажется, будто человек тебе лично топчет жизнь каблуком злонамеренным. А копнешь – ан у него гипс на ноге. Полезно иногда не батареей стучать, а мозги включить да представить: а каково ему-то, бедолаге, коленками по паркету ползать? Может, и топот прекратится, или хотя бы станет понятнее. А не прекратится... Ну, тогда уж точно будете знать, что сосед – слон. Или чечеточник упертый. И действовать можно адресно. Эмпатия – она ведь не только про понимание, но и про точность последующих действий! Ключ-то ключом, но если дверь не открывается – может, замок сменить? В общем, думайте, граждане, думайте, прежде чем стучать...
Как вам такая история? Хотите ещё историй?