Дверь распахнулась с такой силой, что едва не слетела с петель. Леонид ворвался в квартиру, как ураган — в куртке, с красными от бессонницы глазами, плечи ссутулены после двух недель за баранкой грузовика.
— Я подаю на развод! — выпалил он с порога, даже не глядя на жену. — Мать моя сказала, что я не отец этих детей! Она лучше знает! Открыла мне наконец-то глаза!
Варя замерла у плиты. В руках — половник, в кастрюле — суп для детей. Она медленно повернулась, и в этот момент что-то внутри неё оборвалось. Не от его слов — нет. От понимания, что вот оно. Финал.
Леонид развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что задрожали стёкла. А Варя всё стояла. Лицо — маска, только глаза чуть прищурились. "Всё, конец," — пронеслось в голове. Но не семье — с ней покончено было год назад, когда второй сын, как и первый, родился с ДЦП. Конец наступил её терпению.
Надо сказать, мама Леонида, Таисия Семёновна, точила зуб на невестку с первого дня. Ещё когда Варя родила первенца, эта дама начала своё:
— Лёнечка, ты посмотри — мальчик-то на тебя не похож! Светленький какой-то, а у нас в роду все смуглые были. Да и бабушка у твоей Варьки еврейка, не иначе...
Леонид тогда отмахивался. Но когда родился второй — тоже светловолосый, с голубыми глазами матери — и врачи вынесли приговор "ДЦП", всё изменилось. Муж стал угрюмым, начал прикладываться к бутылке, а его мамаша окончательно распоясалась:
— Видишь, Лёнечка? Это кара божья! Бог её за что-то наказывает. Нормальная женщина здоровых детей рожает, а эта... калек!
Сначала Леонид ещё огрызался, защищал жену. Потом начал молчать. А когда проблем стало совсем много — стал поддакивать. И вот теперь ушёл. Даже к детям не заглянул.
На следующее утро будильник прозвенел в шесть, как всегда. Варя встала — сыновья ждать не будут. Кормление по расписанию, массаж, процедуры, лекарства... Иногда руки немели от усталости, голова раскалывалась, но она стиснула зубы и работала.
А в это время Таисия Семёновна уже мечтала о новой невестке — здоровой, румяной, без этих вечных памперсов и таблеток. Варя же, понимая, что одной не потянуть, собрала все документы в папку и отправилась в органы опеки.
— Я не прошу луну с неба, — тихо сказала она инспектору. — Но он бросил детей-инвалидов. У него хорошая зарплата дальнобойщика, и он обязан платить больше обычных алиментов. Помогите подать в суд.
Инспектор Ирина — молодая женщина с понимающими глазами — внимательно слушала:
— Варвара, у вас всё задокументировано? Диагнозы, справки, его доходы?
— Всё. — Варя протянула увесистую папку. — Пока он деньги греб, я бумажки собирала. Вот, смотрите.
Ирина открыла папку и присвистнула. Там было всё: медицинские заключения, выписки из банка, диагнозы детей, планы лечения, чеки на лекарства...
— Ого! Да вы подготовились как к войне! Обязательно подадим в суд. И знаете что? Если он попробует там песни петь — у нас будет чем ответить!
В день суда Леонид явился при параде — новый костюм, галстук, начищенные ботинки. Рядом — мамаша с видом женщины, идущей на священную войну с мошенницей. Варя пришла одна, в простом платье.
Судья — мужчина лет пятидесяти с усталым лицом — поднял бровь после третьего документа:
— Уточните, дети у вас инвалиды первой группы?
— Старший — первой, младший — второй, — кивнула Варя.
— А отец давно не участвует в жизни детей?
— Три месяца. Просто ушёл, сказал, что дети не его.
Леонид дёрнулся:
— Да потому что мать моя так сказала! Она ведь чувствует, зря не скажет!
Судья снял очки и посмотрел на него как на идиота:
— Господин Белов, вы взрослый мужчина или ребёнок, которому сказали — и он поверил?
Таисия Семёновна вскочила:
— Мы требуем ДНК! Я уверена — эти дети не моего сына!
— Сядьте! — рявкнул судья. — Мы здесь не по вашему требованию. Суд сам решает. Пока рассматриваем иск о повышенных алиментах.
— Да она же наглая вымогательница! — не выдержала мамаша. — Сын мой как каторжный работает, а она дома сидит, за его счёт живёт!
Судья стукнул молотком:
— Вот и замечательно! Будем решать, сколько он должен платить, раз детей бросил!
Через месяц решение было вынесено: Леонид Белов обязан выплачивать 70% от дохода на содержание детей-инвалидов. Без права уменьшения суммы.
И тут началось то, к чему ни Лёня, ни его мамаша готовы не были.
Первый же рейс пришлось отменить — денег на медкомиссию не хватило. В кредитной карте отказали — приставы уже уведомили банк. А потом и работодатель прислал уведомление: сотрудник с такими алиментами им невыгоден.
— Мама, мне жрать нечего! — орал Леонид в трубку. — Я даже комнату снять не могу!
— А надо было сразу ДНК делать! — кипела Таисия Семёновна. — Апелляцию подавать, адвоката нанимать! А ты что? Лопух!
— Но я же не знал, что они так всё провернут! Варька со своей папкой как прокурор выступила! У неё всё было готово, я растерялся...
— Ладно, сынок, не кисни. Устрою я тебя. Соседка моя Галина дочку недавно развела — Таньку. Такая девка — пальчики оближешь! Устроим тебе новую жизнь!
Но новая жизнь не спешила начинаться. Галина Васильевна, выслушав подругу, только плечами пожала:
— Слушай, ты же говорила — у него деньги водятся. А он с одной бутылкой пива приходит! Да и Танька жалуется — никакой романтики, вечно бухой и угрюмый...
А Варя тем временем получила уведомление от фонда поддержки детей-инвалидов. Они готовы были оплатить занятия с логопедом и массажистом для младшего. Опека отметила её как образцового родителя. А районная газета написала целую статью: "Мама, которая не сломалась: как Варвара борется за своих сыновей".
На фото Варя улыбается, держит за руку старшего, а младшего прижимает к себе. Леонид, увидев эту статью в интернете, разбил кружку о стену. Его жизнь сыпалась как карточный домик.
И тут грянул гром.
В дверь к Таисии Семёновне постучали. На пороге — хмурый мужик с папкой:
— Вы Белова?
— Да, а что?
— Судебный пристав-исполнитель. Ваш сын задолжал алименты за три месяца. У него нет имущества, но по данным регистра он прописан у вас. Придётся описывать ваше имущество.
— Чего?! Моё имущество?!
— Именно. До погашения долга — арест на бытовую технику, мебель, ковры. Всё по закону.
— Это произвол! Он у меня не живёт!
— Не живёт, может быть. Но прописан. Так что акт составляем.
Когда по звонку матери Леонид примчался, в квартире не было ни телевизора, ни стиральной машины. Только табуретка да старый коврик.
— Мама, это что за...
— Это я натворила?! — взвилась Таисия Семёновна. — Нет, это всё ты! Из-за тебя у меня теперь ни пельменей заморозить, ни сериал посмотреть! Ты мне говорил — "мама, она ничего не сможет". А она, видишь, смогла!
Варя записала детей в специализированный санаторий. Получила субсидию на ремонт ванной. И ещё — бесплатного юриста, который помог подать в суд на моральный ущерб. Ведь Леонид отказался от детей публично, в присутствии свидетелей.
А потом ей позвонили с телеканала:
— Варвара, здравствуйте! Можно с вами сделать сюжет? Вы удивительный пример для мам детей-инвалидов. Мы хотим, чтобы люди знали — они не одни.
Варя вздохнула, посмотрела в окно. Дети спали. На сердце было спокойно.
— Хорошо. Только не надо из меня героиню делать. Я просто не позволила себя растоптать.
На суд по моральному ущербу Леонид не явился. Его представлял адвокат по назначению, который только руками разводил. Суд присудил выплатить бывшей жене крупную компенсацию.
Таисия Семёновна металась по родственникам:
— Ну что же вы, в самом деле! Это же Лёня наш, мальчик! Он только и делал, что работал!
Но родственники только пальцем у виска крутили:
— Так пусть и дальше работает. Только теперь не для новой бабы, а для тех, кого бросил!
Год спустя Варя с детьми жила в новой квартире, выделенной по социальной программе. Старший пошёл в специализированную школу — оказалось, мальчик смышлёный, только двигаться сам не может. Младшему подобрали хорошего реабилитолога — есть шансы, что встанет на ноги.
А Леонид... Леонид пил. Всё чаще и больше. Иногда звонил матери, иногда пытался писать Варе. Но Варя не отвечала.
Иногда она видела его во сне — в том самом коридоре, где он бросил её с детьми. Потом просыпалась и шла дальше. У неё теперь была настоящая жизнь. Трудная, но настоящая. И главное — без него.