— Я готов платить не более 10 тысяч алиментов. Разве мало? — пожал плечами бывший муж.
Анна медленно поставила чашку с остывшим кофе на стол и посмотрела на Сергея. Он сидел напротив, развалившись в кресле, словно был хозяином в этой квартире, которую они когда-то покупали вместе, а теперь она одна выплачивала ипотеку.
— Десять тысяч, — повторила она тихо. — На всё.
— Ну да. Этого хватит. Другие вообще ничего не дают.
Анна встала и подошла к окну. За стеклом серел октябрьский двор, детская площадка была пуста — слишком холодно для прогулок. Где-то там, в детском саду, их пятилетняя Маша ждала, когда мама заберет её домой.
— А ты считал когда-нибудь? — не оборачиваясь, спросила Анна.
— Что считал?
— Сколько стоит ребенок в месяц.
Сергей фыркнул.
— Да что там считать? Поест, поспит. Детям много не надо.
Анна закрыла глаза. Три года назад этот человек клялся ей в любви. Год назад они ещё были семьёй. Полгода назад он ушёл к своей двадцатилетней стажёрке из офиса. А сейчас сидел в их бывшей гостиной и торговался за собственную дочь, как на рынке.
— Садись, — сказала она, возвращаясь к столу. — Давай посчитаем вместе.
— Аня, не надо этих драм...
— Садись, говорю.
В её голосе прозвучала такая сталь, что Сергей невольно подчинился. Анна достала телефон и открыла калькулятор.
— Детский сад. Государственный, самый дешёвый. Четыре тысячи в месяц. Плюс дополнительные взносы — ещё полторы. Итого пять с половиной. Из твоих десяти остается четыре с половиной. Продолжаем?
— Ну... детский сад не каждый месяц же...
— Каждый, Сергей. Двенадцать месяцев в году, кроме отпуска в августе. Но в августе мы едем к бабушке, и это дорога, и подарки твоим родителям, которые, кстати, очень удивились, узнав о разводе. Итак, четыре с половиной тысячи остается. Одежда.
Она достала блокнот, где аккуратно записаны были все траты на Машу за последние полгода.
— Куртка на осень — три тысячи. Ботинки — две с половиной. Это только сейчас, в октябре. Джинсы, свитера, колготки, трусики, майки. В среднем две тысячи в месяц только на одежду, потому что дети растут, Серёжа. Каждые полгода размер меняется.
— Две тысячи остается, — пробормотал он.
— На еду, — кивнула Анна. — Молоко, творог, мясо, фрукты, овощи. Знаешь, сколько стоит килограмм хорошего мяса? Пятьсот рублей. Творог детский — восемьдесят рублей за пачку. Машка съедает четыре пачки в неделю. Это уже тысяча триста в месяц только на творог.
Сергей заерзал в кресле.
— А фрукты? Бананы — сто пятьдесят за килограмм, яблоки — сто двадцать. Ребенку нужны витамины, особенно зимой. И это я ещё молчу про йогурты, соки, печенье...
— Хорошо, хорошо, — поднял руку Сергей. — Но ведь не только еда...
— Не только, — согласилась Анна. — Лекарства. В прошлом месяце Маша болела. Антибиотик — семьсот рублей. Сироп от кашля — четыреста. Капли в нос — двести. Это только один раз. А дети болеют часто. Особенно в садике.
Она листала блокнот, и цифры складывались в безжалостную арифметику.
— Игрушки. Книжки. Развивающие пособия. Карандаши, краски, альбомы для рисования. Маша очень любит рисовать, помнишь? Ты же сам покупал ей мольберт на день рождения.
— Помню, — тихо сказал Сергей.
— Кружки. Танцы — три тысячи в месяц. Английский — две с половиной. Она способная девочка, Серёжа. Педагог говорит, у неё талант к языкам. Но твоих десяти тысяч уже не хватает даже на еду и одежду.
— А... а без кружков нельзя?
Анна посмотрела на него долгим взглядом.
— Можно. Можно лишить ребенка всего, кроме самого необходимого. Можно покупать дешёвую одежду на рынке, которая развалится через месяц. Можно кормить макарошками и сосисками. Можно не водить к врачу, когда болеет, авось само пройдёт. Можно...
— Я не это имел в виду.
— А что ты имел в виду? — Анна наклонилась вперед. — Обувь на зиму — четыре тысячи минимум. Хорошие сапоги, которые не промокнут и не развалятся к февралю. Или купить за тысячу рублей, а потом каждый месяц новые, потому что старые расклеились?
Сергей молчал.
— Стрижка в парикмахерской — пятьсот рублей раз в два месяца. Или дома самой стричь? Помнишь, как ты смеялся над соседкой, которая сама стригла сына? Говорил, что выглядит как пуговица.
— Аня...
— Канцтовары для садика. Новогодний костюм. Билеты в театр — ты же обещал водить её в театр каждый месяц. Подарки на дни рождения одногруппников — таких дней рождений двадцать пять в году, и на каждый нужен подарок рублей на триста-четыреста, иначе Маша будет чувствовать себя белой вороной.
Она говорила спокойно, методично, как бухгалтер, зачитывающий отчёт.
— Проездные билеты, потому что с ребенком везде на автобусе или метро. Бензин я в расчёт не беру — машина моя. Коммунальные услуги тоже — квартира моя. Хотя места Маша занимает не меньше половины.
— Сколько получается? — хрипло спросил Сергей.
— В среднем тридцать пять тысяч в месяц. Без учёта медицины — если серьёзно заболеет, то и все пятьдесят. Без учёта отпуска — моря Маша не видела с прошлого года.
Тишина повисла в комнате, тяжёлая и неуютная.
— Тридцать пять тысяч, — повторил Сергей. — Но это же...
— Больше, чем ты зарабатывал первые три года нашего брака? Да. Но тогда мы жили вместе, и расходы делили пополам. А теперь я одна.
— Я не могу столько платить.
— А сколько можешь?
— Ну... пятнадцать, максимум двадцать.
— Двадцать из тридцати пяти. Неплохо. А пятнадцать недостающих я где найду?
— Ты же работаешь...
— Работаю. Дизайнером. На полставки, потому что полный день работать не могу — кто будет забирать Машу из садика? Кто будет сидеть с ней, когда болеет? Твоя молодая подружка?
Сергей покраснел.
— Не надо про Лену...
— А что не надо? Лена прекрасная девушка, я уверена. Молодая, красивая, без детей. У неё вся жизнь впереди. А у Маши — что? Мать, которая разрывается между работой и ребенком, и отец, который считает десять тысяч щедрым подарком?
— Я не отказываюсь от дочери!
— Нет? А когда ты её видел последний раз?
— Да я... я был занят...
— Месяц назад. Приехал на полчаса, привёз куклу за двести рублей, поиграл в прятки и уехал. Маша три дня потом спрашивала, когда папа приедет снова.
Анна встала и подошла к стеллажу с фотографиями. Взяла одну — Сергей подбрасывает маленькую Машу на руках, оба смеются.
— Она тебя любит, — сказала тихо. — До сих пор. Хранит все подарки от тебя, хотя половина уже сломалась. Рассказывает в садике, какой у неё замечательный папа. А ты торгуешься.
— Я не торгуюсь, я просто...
— Просто что? Просто решил, что десять тысяч — это много? Знаешь, сколько ты потратил на подарок Лене на день рождения? Тридцать тысяч. Я видела чек — он остался в твоей куртке, когда ты её забирал.
Сергей застыл.
— Кольцо с бриллиантом за тридцать тысяч для девушки, с которой встречаешься полгода. И десять тысяч для дочери, которую растил пять лет.
— Это разные вещи...
— Разные? Чем?
— Ну... Лена... это...
— Это твоя новая жизнь, да? А Маша — это твоё прошлое, от которого хочется избавиться по дешёвке?
Анна поставила фотографию обратно и повернулась к бывшему мужу.
— Ты знаешь, что она делает каждое воскресенье? Садится у окна и ждёт. Думает, может быть, папа приедет. Может быть, мы пойдём в парк, как раньше. Может быть, он расскажет сказку на ночь.
— Я приезжал...
— Четыре раза за полгода. Четыре раза, Серёжа.
— У меня работа, дела...
— У всех есть работа и дела. Но некоторые находят время для детей.
Сергей встал и прошёлся по комнате.
— Что ты хочешь от меня? Я же не отказываюсь платить.
— Я хочу, чтобы ты понимал. Десять тысяч — это не деньги на ребенка. Это подачка, которой ты хочешь откупиться от совести.
— А сколько, по-твоему, я должен платить?
— По закону — четверть от дохода. Ты зарабатываешь восемьдесят тысяч в месяц. Четверть — двадцать тысяч.
— Но у меня свои расходы! Я снимаю квартиру...
— С Леной пополам, наверное? Как романтично.
— Аня, не язви.
— А что мне остается? Ты ушёл из семьи, но думаешь, что твои обязательства ушли вместе с тобой.
Анна вернулась к столу и снова взяла блокнот.
— Хочешь, расскажу, как проходят наши дни? Подъём в семь утра. Завтрак, сборы в садик. Я завожу Машу, еду на работу. В обед — звонок от воспитательницы: у ребенка температура, срочно забирайте. Я оставляю все дела, еду за дочерью, веду к врачу. Больничный — потеря денег. Лекарства — трата денег. А ты в это время ужинаешь с Леной в ресторане.
— Ты преувеличиваешь...
— Преувеличиваю? В прошлый четверг Маша упала в садике, ударилась головой. Меня вызвали в травмпункт. Я сорвалась с важной встречи, потеряла заказ на пятьдесят тысяч. А тебе даже не позвонили — в карточке ребенка твой номер стоит запасным.
Сергей опустил голову.
— Я не знал...
— Не знал? Или не хотел знать? Разница есть.
Анна села напротив и положила руки на стол.
— Маша растёт, Серёжа. Каждый день что-то новое — первые стихи, первые рисунки, первые вопросы о мире. А ты всё это пропускаешь. И платить хочешь как за коммунальные услуги — по минимуму.
— А что я должен делать? Отдать все деньги?
— Ты должен понимать, что ребенок — это не статья расходов. Это твоя дочь. Твоя кровь, твоя ответственность.
Сергей поднял глаза.
— Хорошо. Пятнадцать тысяч. Больше не могу.
— Не можешь или не хочешь?
— Не могу.
— А на отпуск с Леной в Турцию деньги нашлись? 180 тысяч за двоих?
— Откуда ты знаешь?
— Маша видела твои фотографии в соцсетях. Спрашивала, почему папа поехал отдыхать без неё. Что мне было ответить?
Тишина. За окном начинал накрапывать дождь.
— Знаешь, что самое страшное? — тихо сказала Анна. — Не то, что денег мало. А то, что ты не видишь в этом проблемы. Для тебя дочь стала просто обязанностью, от которой хочется отделаться подешевле.
— Это несправедливо...
— Несправедливо? А справедливо, когда пятилетний ребенок спрашивает, почему папа её больше не любит?
— Я её люблю!
— Тогда докажи. Не словами — делами.
Сергей встал и подошёл к окну. Долго смотрел на дождь.
— Двадцать тысяч, — сказал наконец. — Это максимум.
— Спасибо, — сухо ответила Анна. — Щедрость зашкаливает.
— Аня, ну что ты хочешь от меня?
— Я хочу, чтобы ты был отцом. Настоящим отцом. Не только плательщиком алиментов.
— Я... я буду чаще приезжать.
— Обещания ты уже давал.
— На этот раз серьёзно.
Анна посмотрела на часы.
— Мне пора за Машей. Садик закрывается в семь.
— Я... я могу поехать с тобой?
— Можешь. Но не обещай ей того, что не сможешь выполнить. У неё слишком доверчивое сердце.
Они молчали, собираясь. У двери Сергей вдруг остановился.
— А если я буду платить двадцать пять?
— Дело не в сумме, — устало сказала Анна. — Дело в том, что ты до сих пор не понимаешь.
— Что не понимаю?
— Что воспитание ребенка — это не только деньги. Это время, внимание, любовь. Это готовность бросить все свои дела, когда ребенок болеет. Это бессонные ночи, когда у него кошмары. Это ответы на тысячу вопросов «почему». Это...
Она замолчала и покачала головой.
— Всё. Поехали за дочерью.
В машине они ехали молча. Только когда подъехали к детскому саду, Сергей тихо спросил:
— А она... она обрадуется меня увидеть?
— Конечно обрадуется. Она же тебя любит.
— Несмотря ни на что?
— Пока да. Но дети быстро растут и начинают понимать.
Маша действительно обрадовалась. Бросилась к отцу, повисла на шее, щебетала о садике, о новых рисунках, о том, как соскучилась. А Сергей смотрел на дочь и понимал, что за полгода она стала совсем другой — взрослее, серьёзнее. И что он пропустил этот рост.
— Папа, а ты останешься ужинать? — спросила Маша, когда они приехали домой.
— Я... мне нужно ехать...
— Пожалуйста! Я покажу тебе новые рисунки!
Сергей посмотрел на бывшую жену. Та пожала плечами.
— Хорошо, — сказал он. — Останусь.
За ужином Маша рассказывала о садике, показывала поделки, читала стихи. А Сергей слушал и думал о том, сколько всего он не знает о своей дочери. О её новых друзьях, любимых мультиках, страхах и мечтах.
— Мама, а почему папа так редко приезжает? — вдруг спросила Маша.
Анна и Сергей переглянулись.
— У папы много работы, — сказала Анна.
— А у тебя разве не много?
— У меня тоже много. Но я же с тобой живу.
— А папа не может с нами жить?
— Нет, солнышко. Не может.
— Почему?
— Потому что... — Анна замолчала.
— Потому что папа сделал ошибку, — тихо сказал Сергей. — Большую ошибку.
— Какую?
— Решил, что может жить без своих самых дорогих девочек.
Маша задумалась.
— А ошибки можно исправить?
— Не все, — честно ответил Сергей. — Но можно попробовать стать лучше.
Когда дочь уснула, Анна и Сергей сели на кухне пить чай.
— Тридцать тысяч, — сказал он вдруг. — Буду платить тридцать.
— Серёжа...
— И буду приезжать каждые выходные. Хотя бы на один день.
— А Лена?
— Лена... — Он помолчал. — Лена поймёт. А если не поймёт, то...
— То что?
— То значит, я снова делаю неправильный выбор.
Анна кивнула.
— Маша будет рада.
— А ты?
— Я? — Анна улыбнулась впервые за весь вечер. — Я буду рада за дочь.
Они сидели в тишине, попивая чай. А за окном дождь постепенно стихал, и между туч проглядывали первые звёзды.
— Десять тысяч, — вдруг сказал Сергей. — Как я мог думать, что этого достаточно?
— Ты не думал, — ответила Анна. — Ты просто хотел, чтобы было подешевле.
— Да. И это тоже ошибка.
— Ошибка, которую можно исправить.
— Можно, — согласился он. — И нужно.
На следующий день Сергей перевёл Анне тридцать тысяч рублей. А в выходные приехал с огромным пакетом игрушек и предложением провести целый день вместе — в зоопарке, в кино, в кафе. Маша светилась от счастья.
— Папа, а ты теперь будешь приезжать каждую неделю? — спросила она, когда они качались на каруселях.
— Буду стараться, — пообещал Сергей.
— А мама не будет больше грустная?
— Почему ты думаешь, что мама грустная?
— Она думает, что я не вижу. Но я вижу. Когда ты ушёл, она стала очень грустная. И устала всегда.
Сергей почувствовал, как сжимается сердце.
— Я постараюсь, чтобы мама меньше уставала.
— Правда?
— Правда.
В тот вечер, провожая бывшего мужа, Анна сказала:
— Спасибо. За день. За деньги. За то, что понял.
— Я не всё ещё понял, — честно признался Сергей. — Но стараюсь.
— Этого пока достаточно.
Через месяц Сергей разошёлся с Леной. Через два — снял квартиру рядом с домом, где жили Анна и Маша. Не для того чтобы вернуться — это было невозможно. А для того чтобы быть ближе к дочери.
— Тридцать пять тысяч в месяц, — сказал он как-то, когда они подводили итоги расходов за год. — А я думал, десять — это много.
— Думал, — согласилась Анна. — Но теперь не думаешь.
— Теперь знаю.
Маша выросла. Пошла в школу, потом в институт, создала свою семью. А Сергей так и остался частью её жизни — не мужем Анны, но отцом Маши. Настоящим отцом, который понял простую истину: дети стоят не десять тысяч в месяц и не тридцать пять. Они стоят всего, что у тебя есть. И даже больше.
Потому что они — это твоё будущее, твоя любовь, твоя ответственность. И цену этому не измерить никакими деньгами.