«Богатырём русской живописи» называл Бориса Михайловича Кустодиева, живописца и графика, скульптора и театрального художника, книжного иллюстратора, непревзойденного мастера портрета, пейзажа, сцен народных гуляний, натюрморта, Илья Ефимович Репин. Кустодиев вошел в отечественное искусство как «художник праздника».
До 28 сентября в Третьяковской галерее проходит выставка, посвященная творчеству Бориса КУстодиева. Экспозиция познакомит с ключевыми живописными и графическими произведениями автора, которые объединены в тематические блоки: «Семья», «Страна Кустодия», «Праздники», «Театр», «Борис Кустодиев – график».
Отдельный подраздел «Русские типы» будет посвящен купчихам, красоту
которых воспевал Борис Михайлович. Выставка даст возможность по-новому взглянуть на творчество выдающегося художника и оценить уникальный талант Бориса Кустодиева.
В этой статье мы рассмотрим 10 картин Бориса Кустодиева, которые важно знать каждому ценителю живописи.
1. Ярмарка
Борис Кустодиев, с его знаменитой любовью к народным гуляниям, обратился к теме ярмарки еще в начале своего творческого пути. История появления этого полотна необычна: оно стало результатом заказа от Экспедиции заготовления государственных бумаг, будущего Гознака. Замысел был новаторским — создать образец для массовых цветных литографий, своего рода «народных изданий».
Творческий импульс художник получил в купеческой Кинешме, на волжском берегу. Попав туда в 1902 году, он был ошеломлен увиденным и восторженно писал своей невесте: «Сегодня приехал как раз с базара, это было ума помраченье по краскам — такое разнообразие и игра».
Этот калейдоскоп красок и звуков был знаком и близок Кустодиеву с самого детства. Выросший в шумной и многоликой Астрахани, он впитал в себя дух торгового города, где переплетались разные культуры. Недаром он говорил, что у него «душа-астраханка». Рядом с духовной семинарией, где он недолго учился, раскинулся огромный Агарянский ряд — рынок, впечатления от которого навсегда врезались в его память.
На полотне кипит жизнь торгового дня. С прилавков смотрят яркие платки, блестят скобяные изделия, манят сладости, ждут своего хозяина крестьянская утварь и одежда. Покупатели сносят покупки, живо торгуются и обмениваются новостями. Вдалеке виднеются силуэты двух реально существовавших храмов — Воскресенской (Николаевской) и Крестовоздвиженской (Казанской), которые время не пощадило.
И хотя первоначальному проекту не суждено было сбыться, саму картину ждала счастливая судьба. В 1907 году она с успехом экспонировалась на выставке Союза русских художников, после чего была приобретена для коллекции Третьяковской галереи.
2. Японская кукла
Героиня этого полотна — дочь художника Ирина, его главная и неизменная муза. Этот творческий союз начался с первых часов ее жизни: свой самый первый рисунок дочери Кустодиев сделал, когда ей было всего четыре часа от роду. Позже сама Ирина с иронией вспоминала тот набросок: «Что-то красное, кривое, запеленутое как голубец». Год спустя она появится на руках у матери в знаменитой «Сирени», и с тех пор до последних дней отца останется его любимой моделью.
С годами Ирина превратилась в статную, пышнотелую красавицу, словно воплотив в себе тот женский идеал, который так воспевал Кустодиев. Александр Бенуа даже шутил по этому поводу: «Ирина постаралась — точь-в-точь знала, что нужно Борису Михайловичу для модели!» Дочь была не просто героиней портретов — она была полноправной участницей создания его больших жанровых полотен. За кулисами этой семейной мастерской рождались шедевры: для «Русской Венеры» Ирина позировала с обычной линейкой, пока не нашли подходящий веник, а в «Купчихе с зеркалом» она изображала горничную, накидывая на плечи лисий плед, которым в жизни укрывали больные ноги художника.
На этом портрете 1908 года трехлетняя Ира сидит с японской куклой в руках. Эта деталь не случайна: Кустодиев был увлеченным коллекционером народного искусства, и в его собрании было немало диковинных игрушек, фарфора и стекла. А за окном виднеется уголок «Терема» — дома-мастерской в Костромской губернии, который художник выстроил по собственному проекту, вложив в него всю свою любовь к русской старине.
3. Масленица
Всеволод Воинов, первый биограф художника, тонко уловил его главную творческую амбицию: Кустодиев мечтал о создании подлинно русской картины,
самобытной и узнаваемой, как полотна голландских или французских мастеров.
Ключ к этой мечте он нашел в творчестве Питера Брейгеля Старшего. Не
случайно репродукция его «Охотников на снегу» занимала почетное место в
мастерской. Кустодиева, как и великого фламандца, завораживала сама плоть жизни, ее повседневная, бытовая сторона. Он сознательно стирал границы между высоким и низким искусством. «Голландские художники любили жизнь простую, будничную, — объяснял свой подход сам Кустодиев, — для них не было ни “высокого”, ни “пошлого”, “низкого”, все они писали с одинаковым подъемом и любовью».
При этом Кустодиев не был простым бытописателем. Он создавал целые миры,
которых в точности никогда не существовало, но эти красочные панорамы
были искусно сотканы из сотен реальных впечатлений и деталей, подсмотренных в жизни. Ярчайший пример тому — его знаменитая «Масленица», где на одном холсте мирно соседствуют петербургская
Введенская церковь и храмы, увиденные художником совсем в других местах.
4. Красавица
В «Красавице» Кустодиев явил миру свою русскую Венеру, воплощение
национального идеала красоты, каким его видел сам художник. Это не
античная богиня, а пышная, полнокровная купчиха, возведенная в ранг
божества плодородия и любви, утопающая в роскоши своего быта. При этом
почти каждая деталь здесь — не вымысел, а часть жизни самого мастера.
Героиня восседает на расписном сундуке. Его пышные розаны — мотив,
подсмотренный на старинной стенке семейной реликвии, разве что цвет
художник изменил по своему вкусу. Такие сундуки были сердцем дома: в них
хранили приданое, на них же и спали. Лоскутное одеяло, с которого она
только что соскользнула, — тоже настоящее, подарок жены на день рождения. И даже три гипсовые фигурки на комоде — неслучайная деталь: их подарила художнику мать, отыскав на шумном Сытинском рынке Петербурга.
Сама искра замысла вспыхнула в театре. Кустодиев работал над декорациями к спектаклю МХТ «Смерть Пазухина» по пьесе Салтыкова-Щедрина, и театральный мир подсказал ему и сюжет, и модель. Образ красавицы помогла создать актриса Фаина Шевченко, игравшая в том спектакле.
5. Портрет жены с дочерью
Семья для Кустодиева была не просто темой, а центром его вселенной. По его
полотнам, где постоянно появляются близкие, можно словно по главам прочесть историю его дома. В 1903 году его женой стала Юлия Евстафьевна
Прошинская, девушка из польского дворянского рода, которую художник
встретил во время путешествия по Волге. Она стала его главной опорой и
музой на всю жизнь.
Этот светлый портрет был написан под тенью большой трагедии — незадолго до этого умер их первенец, сын Игорь. Единственным его изображением осталась икона «Богородица с Младенцем», созданная отцом для сельской церкви. К несчастью, после революции храм был разрушен, и образ младенца исчез навсегда.
Юлия Евстафьевна разделила с мужем все испытания. Более пятнадцати лет она самоотверженно ухаживала за ним, когда из-за болезни он оказался
прикован к креслу. Но самый главный вклад в его искусство она сделала в
момент страшного выбора. Во время операции на позвоночнике врачи
спросили именно ее, что сохранить художнику: способность ходить или
двигать руками. Ответ был мгновенным и выстраданным: «Руки оставьте,
руки! Художник без рук жить не сможет…»
6. Большевик
Это полотно — дитя смутного времени. Созданное в 1920 году, в разгар
Гражданской войны, оно отразило всю боль и растерянность художника.
Кустодиев, с восторгом встретивший Февральскую революцию, вскоре с
горечью наблюдал, во что обернулись долгожданные свободы.
Революционные бури ворвались и в его дом. Голодный Петроград 1918 года, без воды и света, заставил жену художника вместе с другими горожанами ломом разбирать деревянные дома на дрова. В письме режиссеру Василию Лужскому Кустодиев с болью писал о соседке, жене профессора, брошенной в тюрьму ради выкупа.
«Большевик» — это разрыв с привычным, праздничным миром кустодиевских полотен. Хотя, по сути, это тоже картина о празднике — о триумфе новой,
победившей власти. Но вместо ярмарочного веселья здесь — грозное шествие. В мир патриархальных улочек вторгается исполинская, сверхчеловеческая фигура. Большевик не идет по городу, он надвигается на него, шагая прямо сквозь толпу, и его путь неумолимо ведет к церкви — символу старой, уходящей России.
7. Московский трактир
В основе этой картины — живое, подсмотренное впечатление. В 1915 году
Кустодиев работал в Москве по приглашению МХТ и в свободные часы с упоением погружался в жизнь города, бродя по старинным улочкам. Его особенно манили кипучая Сухаревка и вербный торг у Спасской башни. Однажды он заглянул в трактир и замер, пораженный увиденным: за столами
сидели извозчики-старообрядцы. В синих кафтанах, с блюдцами на вытянутых
пальцах, они «истово» пили чай — чинно, неторопливо, ведя степенную беседу. Эта сцена так захватила художника, что он тут же сделал набросок, а вернувшись в Петербург, превратил его в полноценное полотно.
Но Кустодиев не просто задокументировал увиденное. Как вспоминал его сын
Кирилл, в этой бытовой сцене отцу привиделось нечто иконное, новгородское. Он говорил, что эти красные, словно обожженные морозом лица на фоне красных стен нужно писать «как на Николае Чудотворце — бликовать». Так банальное чаепитие под кистью мастера превратилось в торжественный, почти священный ритуал, связывающий современность с древностью.
Эту идею подтверждают и детали, наполняющие картину смыслом. Прямо над
головами чаевников висит икона Николая Чудотворца, их покровителя. В
арочном проеме слева виден другой зал, для публики побогаче — с пальмой и
салонным пейзажем на стене. А рядом с суровыми извозчиками ломится от яств прилавок трактирщика: раки, ветчина, соленые огурцы — щедрый натюрморт, воспевающий хлебосольную Москву. Картина наполнена и личными штрихами: для юрких половых позировал сын художника, а в образе бородатого старика-извозчика запечатлен муж его сестры.
8. Гулянье
Прекрасный и горький мираж, возникший на холсте уже после того, как революционные бури навсегда смели прежний уклад жизни. На полотне Кустодиева нет и намека на потрясения нового века. Здесь царит вечная, незыблемая Русь, живущая по своему старинному календарю.
Летят расписные сани, звенит смех во время игры в снежки, зазывает публику яркий балаганчик, идет бойкая торговля — кажется, время здесь застыло. Это сознательный взгляд в прошлое, ностальгическое прощание с той «утраченной Россией», которой больше никогда не будет.
Приметы ушедшего мира разбросаны повсюду: старомодные вывески с буквой «Ъ», отмененной реформой 1918 года; чинное купеческое семейство в ярких шубах, словно сошедшее со страниц дореволюционного журнала. И весь этот праздник жизни разворачивается на фоне того, что было художнику дороже всего — уютных старорусских улочек, с золотыми маковками церквей и колоколен, уходящих в морозное небо.
9. Осень в провинции
Эта картина, написанная в 1926 году, незадолго до ухода художника, — тихое
прощание. Здесь царит осеннее умиротворение, в котором уже нет ни
буйства красок ярмарок, ни знойной плоти его русских Венер. Прозрачный
свет заката на холсте — это и свет заката жизни самого мастера. Незадолго до этого он признавался в письме, что «вкус к жизни» его покидает.
Но даже прощаясь, Кустодиев остался верен себе и своей любимой провинции.
Перед нами все тот же милый сердцу уездный городок: бревенчатые домики,
маковка церквушки, гуляющие по улице гуси и куры. На террасе пьют чай
молодые купчихи, и художник с прежней нежностью выписывает каждую
деталь: блеск самовара, сочный ломоть арбуза, узоры на наличниках и даже
маленькую чашку в руках героини.
Жизнь здесь течет своим вечным, неторопливым порядком. На перилах дремлет
кот, влюбленные шепчутся через забор, у булочной присел отдохнуть старик
с собакой. В конце своего пути художник пишет уже не реальный город, а
его идеальный, согретый последним теплом образ. Настоящий провинциальный
рай, который теперь существовал только в его воображении.
10. Портрет Ф. Шаляпина
Творческий союз Бориса Кустодиева и Фёдора Шаляпина родился из музыки, во время работы над оперой «Вражья сила». Шаляпин, выступивший режиссером постановки, пришел в дом к художнику и был в ударе — пропел почти все партии. Покоренный мощью и артистизмом певца, Кустодиев тут же загорелся идеей написать его портрет. Эта дружба была взаимной: позже Шаляпин, зная о болезни художника, не раз привозил его в Мариинский театр, внося в ложу прямо на руках.
Замысел родился под стать модели: не просто портрет, а целая поэма о широкой русской душе. Кустодиев поместил своего героя в стихию масленичного гулянья, удалая атмосфера которого была так созвучна характеру певца. По просьбе Фёдора Ивановича на холсте появились его дочери Марфа и Марина, а также любимый бульдог Ройка. Чтобы заставить пса гордо смотреть
вверх, художнику пришлось пойти на хитрость — посадить на шкаф кошку.
Задача была титанической. Чтобы изобразить исполинский рост Шаляпина (почти 195 см), понадобился огромный холст. Прикованный к креслу художник
придумал сложную систему блоков, позволявшую ему, работая лежа, наклонять и двигать гигантское полотно.
Свой огромный портрет Шаляпин увез в эмиграцию. Кустодиев же написал для
себя уменьшенную копию, в которой есть одно знаковое отличие: вместо
секретаря певца, рядом с его дочерьми, художник изобразил самого себя,
навсегда оставшись в мире своего творения.
Автор: Затуло Елизавета
Какие картины Бориса Кустодиева нравятся вам больше всего? Ставьте лайки и пишите ответ в комментарии!